Дедушки с гитарой 2

2

Мы вышли из здания райкома, пару секунд постояли и, переглянувшись, отошли подальше, словно то, что мы хотели друг другу сказать, нельзя было бы услышать никому чужому… Теплый весенний вечер дул в лица, навевая надежды на хорошее будущее.

— А мы молодцы… Какая сыгранность! Сразу видно — ансамбль.

Мы понимали друг друга без слов.

— Точно, — подтвердил Сергей. — Без репетиций… Можно сказать, «с листа» сыграли.

— Высокий класс! — подтвердил я.

Я посмотрел на Никиту.

— Ты когда сообразил?

— А я вот за его «мы» зацепился… «Мы с вами…» Тоже в Берлин захотел.

— И что делать будем?

— Ждать и надеяться… Если мы им действительно нужны…

— Нужны. Без нас его в делегацию могут и не взять. Он во всем этом не меньше нас заинтересован. То есть заинтересованных тут не трое, а четверо!

— Соблазн большой… Думаю, что он постарается.

— Это как?

— «Если нельзя, но очень хочется, то можно».

— Ты о чем?

О! Я знал, о чем говорю!

— Не так уж и давно, а именно в 50-х годах этого века, существовал в СССР порядок зачисления в ВУЗ «Особым порядком»…

— Ну-ка, ну-ка…

Все-таки хорошо, что мой интерес в Будущем к истории собственной страны помогает решать какие-то вопросы в Прошлом, точнее в Настоящем. Я растолковал друзьям.

— Ну, если это было нужно стране, то тех абитуриентов, кто имел трудовой стаж до поступления в ВУЗ, могли зачислить в институт безо всяких экзаменов. Просто по результатам школьного Аттестата. Вот и подумайте.

Друзья подумали и улыбнулись.

— А мы как раз такие. Со своими трудовыми книжками.

— Так получается, что если они нам помогут, то…

Серега довольно улыбнулся. Горизонты открывались с этих ступенек просто ослепительные.

— Так это получается, что мы теперь можем свои аппетиты и не ограничивать?

Я вопросительно посмотрел на него.

— Что нам МИИТы и МИИСПы? Почему бы нам в Университет не поступить? Мне кажется, что мы проявили в этом случае не свойственную нам скромность. Почему не Университет? Не МГИМО? Почему не Дипакадемия? Нам бы только прилично школьные экзамены сдать и….

— Вот они, соблазны-то, — вредным голосом сказал Никита. — Сперва Дипакадемия, потом еще и женится захочешь на дочке члена Политбюро… Нет уж. Надо вот прямо сейчас и остановиться. Соблазны отринуть и задавить на корню.

— Да… Халява — страшная вещь… — согласился я. — Давайте остынем немножко.

Никита посмотрел на Сергея. Тот улыбался, наверняка перебирая в памяти названия престижных московских ВУЗов.

— Да и какой для нас смысл учебы в Дипакадемии? Как бы мы там учиться стали, и, главное, зачем?

Друг был прав. Это все азарт вседозволенности… Это походило, наверное, на то, что если б ты получил в руки волшебную палочку, или кредитку… И понимая, что все это незаслуженно, что все это могут в любой момент отобрать, ты начинаешь желать того, что тебе-то в общем-то и не нужно… Впрок? На всякий случай? Действительно. Ну какой нам Университет? Какая Дипломатическая Академия? Для чего? Мы там что, учиться будем? И работать? Мы переглянулись и одновременно вздохнули. Все. Хватит мечтаний. Надо становиться на грешную землю двумя ногами и идти дальше, а не витать в облаках.

— Да. Пожалуй, — согласился Сергей с явным сожалением.

— Ничего… Если у нас все сложится, то мы по миру еще поездим. Как послы мира. Но сперва — выпускные экзамены.

Серега отмахнулся.

— Да сдадим мы их! Никуда не денемся!

Открывшиеся перспективы и Никиту заставили повеселеть.

— Конечно сдадим! Так что давайте прикидывать что с собой будем брать в качестве сувениров. Заранее позаботиться нужно будет.

— Да! Водка и балалайка. Лучше три штуки.

— В смысле, три литра?

— В смысле, про балалайки разговор…

— Значки нужно брать. Много. С Лениным! И марки!

— Широко шагаете — штаны порвете, — остановил я полет фантазии у товарищей.

— Это ты к чему?

— Пусть сперва нас в институты зачислят. А то, кто его знает… Пообещать пообещают, а потом…

Они помолчали и согласились. Наш жизненный опыт из 21-го столетия остудил юношеские мечты.

— Верно. Оказанная услуга перестает быть услугой.

— У меня в той жизни так с работой пару раз было. Один, с кем договариваешься, обещает все и даже больше, а когда ты со своего места увольняешься, то тобой начинает заниматься совсем другой человек, который говорит, что все, что тебе было обещано, тот самый, первый, обещать не имел право. И, в добавок, его уже тут нет, а он работает в другом отделе… Или в отпуске… А значит давайте договариваться наново…

Градус нашей общей радости несколько понизился. И правильно. Кто его знает, как тут получится… Может быть комсомольцы без всякой вредности просто махнут рукой на эту затею.

— А что это означает?

Спросил я всех нас и сам же ответил:

— Пока у нас не будет приказа о зачисление в Институт мы ведем прежний образ жизни. То есть про Германию не говорим — мало ли что? Сдаем школьные экзамены и готовимся к поступлению в институты и не отвлекаемся на пустые соблазны.

— Но не сегодня же?

Никита был прав. Сегодня ничем грустным заниматься не хотелось.

— Может быть все-таки в ДК, — предложил Сергей. — Может быть где-то у людей совсем рядом сегодня праздник, а мы и не знаем… Я бы с удовольствием поиграл бы…

— Увы… У Директора для нас работы нет. Иначе он бы сам позвонил.

— А какой вообще ближайший праздник? Что у нас тут самое ближнее?

— Сегодня какое? 26-е?

— Да.

— Ближе всего — «День защиты детей». Первое июня.

Эти два слова породили во мне какой-то отзвук. Я задумался и выпал из разговора. Что-то эти слова мне говорили, что-то странное и необычное.

Никита ткнул меня кулаком в плечо.

— Ты чего задумался?

— Вспомнить не могу, — сказал я, копаясь в памяти как липкой глине. — Что-то с этим праздником связно…

— Пионерский лагерь?

Слово «лагерь» поставили все на место. Лагерь потянул «конвоира», а тот — «арест»… И я вспомнил.

— Хотите через неделю поучаствовать в эпохальном событии? А потом, может быть даже песню хорошую сочинить… Ну, в смысле, своровать?

— Конечно! А что за событие?

— Первого июня в Москве должна состояться демонстрация…

Я сказал и остановился. Я точно знал, что это произойдет 1 июня, но вот год? В этом или в следующем?

— Демонстрация чего? — вытолкал меня из задумчивости Никита. — Кто и что будет демонстрировать?

— Московская молодежь. Хиппи со Стрита… На улице Горького. А это, кстати, какой день будет?

Сергей вытащил из кармана календарик.

— Пятница…

Похоже я ошибся. Годом. Похоже, что все-таки не 1973, а в 1974 году это произойдет. Там 1 июня была суббота.

— И что?

— Нет. Похоже я ошибся.

— Днем?

— Годом… В следующем году это произойдет.

— Да что произойдёт-то?

— Демонстрация московской молодежи… — терпеливо повторил я. — Мне об этом друг рассказал. Сам он в этом действе вроде бы не участвовал, но отчего-то все знал.

Я вспомнил своего друга, бас-гитариста, вместе с которым играл в той жизни в НИИ. Все, что я собирался рассказать, я знал с его слов.

— Был, точнее есть тут сейчас такой человек. Как его знаю уже не помню, кликуха у него была Солнце. Он, кажется, мороженным на площади Маяковского торговал… За бутылку портвейна мог посвятить тебя в хиппи! И вот не знаю по своему желанию или кто-то подсказал… Но захотел он со своими товарищами демонстрацию устроить в День защиты детей… И устроили…

Никита покачал головой.

— Не слышал про это.

— А про это мало кто вообще знает. Демонстрации-то толком не получилось. Их повязали всех почти мгновенно. Место-то выбрали козЫрное — улицу Горького! Там до Кремля рукой подать и иностранцы ходят.

— Я представляю, что такое демонстрация, — сказал Сергей. — Ну, как на Первое мая… У них тоже что-то похожее? С лозунгами? С флагами?

Я пожал плечами.

— Я ведь этого тоже не видел. Вот мой приятель рассказал про один транспарант. «Не хочу бомбу, а хочу бабу».

— Это ради смеха?

— Может быть. Но вот у милиции чувство юмора в тот день отсутствовало. Она смеяться не стала… Помните у «Машины…» песню: «Случилось так, что небо было синее, бездонное и легкий вечер по морю гнал легкую волну…»?

— «Песня о Капитане»?

— Ну так вот это Макаревич об этих событиях написал, по следам, так сказать.

— Ну, значит, не пойдем туда… Ни в этом году ни в следующем.

— Ладно… А сейчас-то куда пойдем?

— Может на Стрит? — предложил Никита. — Раз уж ты про него вспомнил. В кафешке посидим. Может быть к тем ребятам зайдем, поиграем…

Он улыбнулся, припомнив, как мы когда-то в кафе поспорили с местным ансамблем.

— Ну… Как вариант… — согласился Сергей. — Только давайте все-таки контрольный звонок сделаем.

Он ткнул пальцем меня в грудь.

— Позвони домой. Может быть у директора что-то изменилось, и он нас ищет?

Резон в этом был, такое случалось. Телефонная будка стояла рядом — у стены дома напротив Райкома, рядом с входом в магазин «Цветы». Сожалея, что тут еще не в ходу сотовые, мы перешли улицу и я позвонил домой. К телефону подошел папа.

— Тебе какой-то Андрей Андреевич звонил.

— Что-то просил передать?

— Просил, чтоб ты с ним связался. А это кто?

— Знакомый поэт. Вознесенский.

— Ну-ну… — Я почувствовал, что отец улыбается. — Не забудь позвонить…

Повесив трубку, я повернулся к друзьям.

— Звонил Вознесенский.

— И что?

— Просил перезвонить. Кто телефон помнит?

Я смотрел на товарищей, а они — на меня. Наконец Никита сказал:

— Самый тупой карандаш лучше самой острой памяти…

Он достал записную книжку.

— Две копейки найдете или дать?

Я вышел из будки.

— Давай сам звони.

Никита не стушевался. Мы смотрели как наш друг говорит с Андреем Андреевичем. Наклонившись к Сергееву уху я сказал:

— И Поэт с поэтом говорит….

Поэтический междусобойчик получился коротким. Разница в классе была очевидна — Никита больше энергично кивал головой, угукал да бросал в трубку междометия. Только однажды спросил:

— А вы где сейчас?

Повесив трубку на рычаг, сообщил.

— Нас сегодня ждут. Андрей Андреевич в городе, а не на даче. Поедем?

— А цель?

— Сказал, что хочет поговорить с вами…

Я посмотрел на часы. Было начало первого. Повеселиться можно будет и ближе к вечеру. А сейчас — дело…

— Не вижу препятствий… Поехали?

Мы пошли к метро. Шли молча — ни один из нас не хотел говорить о том, что только что произошло в райкоме. Кто его знает, что получится? Удача — она птица пугливая. Еще спугнем своими разговорами о Фестивале… Лучше не суетиться.

Уже в вагоне, чувствуя, что молчание наше становится нестерпимым, спросил у друзей:

— Вот про Аллу Борисовну мы вспомнили и песню ей может быть подарим, а сами-то мы как? Что мы вцепились в Андрея Андреевича? Давайте еще в кого-то вцепимся…

— А в кого? Есть предложения?

— Фамилия «Танич» вам что-то говорит?

— А то! «А лебедь белый на пруду, качает падшую там звезду…»

— «Лесоповал»?

— И не только он. Насколько я помню он охотно ввязывается с авантюрами с мало известными исполнителями. Антонову помогал, Кузьмину… Апиной… Может, и мы ему подойдем. Он нам стихи, а мы — музыку…