Дедушки с гитарой 2

Но получилось по-другому…

Несколько песен местные наблюдали за студентами, словно прикидывая с кого начать. Предощущение драки чувствовалось настолько явственно, что не нужно было быть ни Мессингом, ни Вангой, чтоб предсказать что вот-вот случится. Напряжение в зале копилось, словно капля воды, собравшейся сорваться с сосульки, но… Капля не сорвалась.

Маленькое чудо случилось, когда мы заиграли «Человек и кошка»…

Я уже говорил, что мы не делали секрета из наших песен и множество людей уже знали их. На кассетах была и эта песня. Никита солировал там на аккордеоне.

И вот когда мы начали играть местный гармонист подключился к нам и очень хорошо. Эта была та самая веселая гармошка, а не солидный Никитин аккордеон. Я прекратил играть.

— Эй, гармонист, давай к нам!

Я протянул тому руку, помогая забраться на сцену.

— Хорошо играешь… Про «КПВТ» слышал? Или про «Мятое зеркало»?

— Слышал…

— Другие песни их знаешь?

Он кивнул.

— Ну тогда давай подыгрывай…

И мы дали… Парень, его звали Семен, действительно знал многие из наших вещей, и мы с удовольствием слушали, как гармошка создаёт совершенно новое, небывалое ощущение от знакомых песен. Но самый кайф, конечно, был от «Человека и кошки». Гармошка была тут на самом видном месте, и я подумал, что если когда-нибудь мы будем писать свой диск (случится же это рано или поздно!), то Семена нужно будет пригласить, чтоб он сыграл с нами в этой песне.

В перерыве он спросил.

— А вы-то откуда их столько песен знаете?

Мы с Сергеем переглянулись.

— Мы в этом название средние три буквы — П и В. Мы эти песни написали.

Я сказал и ничто у меня в душе не дрогнуло. Наверное, правду сказал…

Это всё как-то разрядило обстановку. Собиравшаяся сорваться капля драки не сорвалась, а произошло какое-то братание нардов. Мы играли, люди танцевали, потихоньку выпивали и никто не портил праздника.

Так все и продолжалось две недели — днем работа, а вечером мы с Сергеем и Семеном устраивали танцы. Я слушал его и уже прикидывал как может украсить наши песни хороший клавишник.

К концу месяца погода испортилась. Зарядили дожди, и работать в поле стало невозможно. В один из таких дней мы с Сергеем, украсив свою жизнь бутылкой портвейна, уселись в клубе и принялись вспоминать наши долги.

— Пугачеву мы забыли! — напомнил Сергей. — Обещали же что-то ей…

— А пусть и дальше свои песни поет. Нечего её баловать….

— Вот и я так считаю… Давай для неё сочиним «Все могут короли»…

— «Все могут короли»? — с сомнением повторил я. — А это не выстрел за горизонт?

— В смысле?

— Ну, не рановато-то ли? Когда она у нас появилась?

Сергей прищурился, вспоминая.

— Сам понимаешь точно не скажу, но точно после 1975 года. Это ведь с диска «Зеркало души»? Я точно помню, что слушал её на «Радиотехнике — ЭП 101», а эта вертушка у меня появилась точно после армии появилась, а значит не раньше 1976 года. Мне её родители на день рождения подарили.

— Получается года три…

Я почесал пробивающуюся щетину. У меня росла моя в этой жизни первая борода.

— Если так, то тогда можно… А слова?

— Припев я помню.

Вот этому я не удивился.

— Припев все помнят, а куплет?

— Ну давай что-нибудь на коленке придумаем… Рыбу какую-нибудь, а потом Никита её обкорнает, приведет в форму…

— Ну хоть что-нибудь помнишь?

— Что-то там было «жил-был, жил-был» … И «звался он Луи Витон»…

Первый куплет выплыл из тумана как «Титаник». Я точно понимал, что в этот момент мы сочиняем мегахит. Если уж написанную в середине 70-х годах двадцатого века песенку помнили и в 20-х годах следующего века, то это точно нерядовая песня.

— И все?

— Пока все… Давай напряжёмся и…

— Да уж придется.

В том тексте, что мы помнили, зияли какие-то прорехи, хотя основное было ясно. Были понятны ритм и размер. Ничего. Никита справиться, а может быть и сам все вспомнит. Он у нас мастер превращения наших худосочных карасей в приличных осетров.

Взяв карандаш и листок бумаги, я торопливо принялся писать то, что стало всплывать из глубин памяти.

— Не Луи Виттон, а Луи Второй, — поправил я товарища. — Мы же тут не собираемся импортную кожгалантерею рекламировать?

Серега засмеялся, поняв, что ошибся. Реклама прошлого мира еще крепко сидела в наших головах.

— Бедный Дербенёв, — вздохнул я. — Он ведь даже не узнает, чего лишился…

— А это его?

— Наверняка…

— Ну и ничего страшного. Меньше знаешь — крепче спишь…

— Спи моя радость усни… — автоматом напел я.

— Новая песня? — оживился Сергей. — Я это уже где-то слышал.

— Это старая песня, — отозвался я. — Настолько старая, что её, кажется, Моцарт написал…

— Жаль…

Он промычал несколько тактов.

— А ведь впрямь хороший вальс мог бы получиться… Кобзону бы точно подошел.

Я попытался припомнить еще какие-нибудь слова, но ничего так и не припомнил. Вместо этого появилась иная, революционная, идея.

— А не приблизить ли нам песню к нам исторически и географически?

Моей мысли Сергей не понял.

— Ты говори, да не заговаривайся. Это как?

— Ну не «жил да был король», а что-то про царя. Зачем нам чужие короли, когда у нас свои цари есть?

— А размер? «Жил да был один царёк…»? — брезгливо сказал Сергей. — Тьфу…

— Ну почему «царёк»? С чего это такое неуважение к коронованной особе? Можно ведь и так… Если «Жил да был, жил да был, жил да был Российский царь…»

Сергей недружелюбно оскалился.

— Ну-ну… Тогда и дальше давай…

Я поскрипел мозгами.

— Ну вот примерно так…

«Жил да был, жил да был, жил да был Российский царь
Правил он как мог Россией и людьми
Звался он Колян Второй звался он Колян Второй
Но, впрочем, песня не о нем, а о любви…»

Сергей покачал головой.

— Это точно. С такими словами в итоге песня получится не о любви, а о революции… «И в роковой подвал пошел совсем с другой…» А оно нам нужно?

Я почесал затылок. Прав Серёга, что ни говори — прав.

— Пожалуй… Мало позитива. Ладно. Пусть Никита вспоминает или дописывает про Луи Второго.

Дверь где-то рядом хлопнула, и я торопливо спрятал бутылку вниз. Оказалось, поспешил. Пришел Семен.

— Привет!

— Привет….

Он оглядел нас, стол, лист бумаги между нами.

— Вы что тут? Бездельничайте?

— Вот еще… Работаем.

— Это в поле работают, а вы…

Он потянул носом.

— Вы тут портвейн пьете…

Сергей засмеялся и вернул ополовиненную бутылку обратно.

— Так одно другого не меняет. Мы тут песню пишем.

— Ну и хорошо… Значит я ваш творческий процесс не прерву?

Он сунул руку в сумку и достал оттуда еще одну бутылку, сестру нашей. Я достал чистый стакан. Не чинясь, гость достал спички, расправил пробку и сдернул её, зацепив о край стола.

— Так что вы тут делаете?

— Песню сочиняем…

— Серьезно? И как?

Я двинул к нему лист с текстом. Мы Сергеем вспомнили два куплета целиком, несколько строчек из иных куплетов и припев. Все остальное можно будет вспомнить или сочинить позже. Он прочитал, пожал плечами.

— А музыка?

— Будет музыка. Вот послушай и подыграй.

Не подключая гитару к усилителю я сыграл куплет. Сергей подержал меня стуча ладонями по столешнице.

Семен поморщился.

— Ну и кто её петь будет?

Мы знал будущее, а он — нет и поэтому Сергей смело ответил:

— Вся страна и ближнее зарубежье тоже.

— Нет, я серьезно. Тут явно женский голос нужен.

— Раз нужен, значит будет. Мы же не только для себя песни пишем, но и для других. Есть у нас хорошая певица на примете. Ты лучше подыграй мне, с посмотрим, что из этого получится.

Мы вошли во вкус.

Все-таки это особенное удовольствие, когда берешь хорошую, добротно сбитую песню и отыскиваешь в ней возможность что-то улучшить… Что у меня, что у Сереги в головах уже звучала песня, спетая Аллой Борисовной в другом мире лет пять тому вперед, но ведь то, что звучало в наших головах, играл большой эстрадный оркестр, а у нас — только три инструмента. Точнее гитара, гармонь и Серегины ладони.

Гармонь открывала новые горизонты.

Она руках Семена добавляла в песню то, что там еще никогда не было. Когда он переливами сопровождал фразу «…у стен двора пасла гусей…» и впрямь представлялась русская деревенька и в музыкальный ряд просто просился колокольный перезвон. И никакого Николая Второго нужно не было.

Мы играли до того момента, когда стало понятно, что в три инструмента нам лучше не сыграть.

— Ну и хватит…

Я подмигнул Сергею.

— Думаю, что мы найдем кому её предложить.

Разлив остатки вина по стаканам чокнулись.

— А как же у вас так получается — новые песни сочинять? — с нескрываемым уважением местный житель.

— А мы как радиоприемники, настроенные на будущее… Ловим сигналы оттуда, и то, что понравилось запоминаем и записываем. А там музыки много. Просто море…

— Ты про ноосферу слышал? — спросил я Семена, добавляя тумана с Сергеевы рассуждения. — Все уже придумано до нас. Вот это самое «все» и вертится в этой самой ноосфере. Некоторые люди могут к ней подключаться и брать оттуда информацию. Творческие люди как раз такие. Мы — из таких.

Глава 10