Дедушки с гитарой 2

10

Потом был грохот… Меня приподняло и покатило куда-то в сторону… В собственную смерть как-то не верилось, и навалившаяся на меня Тьма воспринялась не как переход в иной мир, а просто как темноту. Я почувствовал себя приемником, из которого вытащили батарейки и … исчез.

Сколько это продолжалось я не знаю. В себя я пришел от резкого запаха нашатырного спирта. Тряся головой, попробовал подняться, но чьи-то руки удержали меня.

— Лежите, юноша, лежите…

— Где я?

— В Караганде, — ответил мне из-за спины Никитин голос. — А если сказать точнее, то в Берлине…

— Интересная география.

Я попробовал повернуться, но у меня ничего не получилось. Желания не совпадали с возможностями, но сил задать самый главный вопрос хватило.

— Ты живой?

— Живой…

— А Серега?

— А что мне сделается? — прозвучало с другой стороны.

У самого меня однозначного ответа на такие вопросы не было — перед глазами плавали какие-то цветные пятна и шумело там так, словно рядом пузырился стаканчик газированной воды.

— А у меня в голове какой-то калейдоскоп… — признался я. — Что тут вокруг происходит?

— Все нормально. Жизнь течет… — успокоил меня Никита. — А калейдоскоп пройдет. У меня с четверть часа назад весь потолок в звездах был, а сейчас всё устроилось.

Я прислушался к своему телу. В общем-то действительно все более-менее ничего. Вместе с нездоровым кружением в голове можно было бы пожаловаться на плечо и колено, но я сдержался. Если б там было что-то серьезное, то на меня уже накладывали бы бинты и лубки, а так… Остальным, похоже досталось, куда больше, чем нам.

— А Тяжельников?

— Тоже живой…

— Где он?

— Уже побежал куда-то.

— Наверное пионерский костер затевает, чтоб изжарить на нем террористов…

Сергей засмеялся, но это движение и ему отдалось болью и смех перешел в злобное шипение.

— Нет. Костер — это не комсомольское мероприятие, — возразил Никита. — Он наверняка комсомольскую стройку затеял.

— Ага… — согласился Сергей. — Сейчас комсомольцы построят стенку покрепче и всех оставшихся в живых террористов около неё расстреляют…

— А, кстати, много их осталось-то?

— А кто ж его знает?

Я вытянул руку перед собой. Моя пятерня перед глазами расплывалась и отчетливо дрожала.

— Вы хоть заметили, что тут произошло?

— Освобождение заложников во всей красе. Ворвался спецназ и всех положил.

Через боль и кряхтения я все-таки повернулся.

— Убитые, раненые есть?

— Пока не известно…

Я нашел положение, в котором у меня почти ничего не болело и замер. Закрыл глаза, расслабился. Как же хорошо! Это были мгновения настоящего счастья.

— Интересно в нашем варианте Бытия такое было? — задумчиво произнес Никита.

— А кто ж его знает. Не исключено, что и в этом варианте тоже ничего не будет.

— Это как? — удивился он.

Не открывая глаз, я объяснил.

— Если сообщений в газетах не будет, то никто ничего и не узнает… Я, когда после института работал в НИИ, у нас, вокруг нашей группы, некий кружок поклонников организовался. Так в нашем кругу твердое правило действовало — «Неотмеченные события считаются не произошедшими».

— Это, наверное, был кружок не ваших поклонников, а кружок людей, ищущих повод для выпивки.

— Ну, не без этого, — согласился я. — Так что ждем…. Если с нас расписки о неразглашении возьмут, то мир возможно и не узнает о проявленном нами героизме… Журналистов тут не было, а с комсомольцами быстро договорятся.

— Получается История управляема? — сказал наш барабанщик.

— Скорее она непредсказуема. Сегодня одно невероятно, а завтра совсем другое… Помните, как с Иосифом Виссарионовичем получилось?

Суета вокруг нас становилась все более и более упорядоченной. Появилось еще несколько человек с белыми халатами с носилками.

— Пойдем или такси дождемся? — спросил Никита, кивая на носилки.

— Они без шашечек. Частники…

— Точно. Давайте попробуем сами… Чего людей утруждать?

С охами и ахами, помогая друг-другу, мы поднялись на ноги и потихоньку-полегоньку двинулись к выходу. Нас никто не остановил, только провожали сочувственными взглядами. Против моего ожидание за дверями зала не оказалось ни стола, ни человека в штатском, собирающего подписки о неразглашении.

Мы переглянулись. Похоже, делу хотели дать ход…

— Надо придумать какое-то героическое поведение для нас, — сказал Сергей. — Представляете какой пиар ход может получиться?

— Хорошая, кстати, мысль, — поддержал я его. — Герои нужны всякому времени… Может быть по медали дадут.

— Ага. Медаль «За отвагу на пожаре»… Ну вас, — остановил наши фантазии Никита. — Врать будем и завремся… Да и никто из нас ничуть на Рембо не похож, чтоб террористов гасить…

Людей вокруг нас хватало. Самых тяжелых уже унесли и тут остались такие как мы, на которых врачи махнули рукой — мол, сами оклемаются. Глядя по сторонам, я искал следы крови. Не бывает же такого, что такое вот событие и без кровопролития, искал, но не находил.

Выйдя из здания, мы поняли, что и впрямь, замолчать произошедшее никак не получится. Тут стояло несколько машин скорой помощи, полиция и какие-то машины явно военного вида. Там шла своя жизнь и на нас внимания не обратили. Мы боком-боком отошли в сторонку и уселись на парапет фонтана. За спиной у нас успокаивающе журчала вода. Намочив ладони, я прижал их ко лбу. Стало легче.

— А давайте подумаем, как мы теперь Евгению Михайловичу в глаза смотреть будем, — спросил Никита.

— Это еще вопрос захочет ли он сам в наши глаза глядеть, — ответил Сергей. — Подумает, что мы три сумасшедших идиота… Наговорили от страха что в голову взбредет.

— Ага. Физиологическая реакция. У кого от страха понос натуральный, а у кого-то — словесный…

— Это все пол беды. Ну, а если не подумает? Если он нас всерьёз воспримет?

Ответа на этот вопрос не было. Пока.

— Вот мы и снова пришли к тому же вопросу. Только на новом витке.

Я посмотрел на товарищей.

— Будем признаваться?

— Так уже признались… Вопрос — поверит ли.

— Да. Это действительно вопрос…

— А вот интересно будет, что он про нас и не вспомнит…

Я хлопнул ладонями по коленкам, попробовал встать, но у меня не получилось. Только привстал и плюхнулся назад. Сил не было.

— Значит будем считать, что мяч на его стороне… Захочет играть — будем играть.

— Только давайте договоримся. Игра будет коллективной, а не один на один…

Замолчать такое событие, разумеется, не удалось. Об этом позаботились и сами террористы, напечатавшие в газетах воззвание, да и наши журналисты, получив «добро» на отработку темы «наймитов империализма, стреляющие в светлое Будущее» постарались. Были гневные статьи, фотографии, собрания… Короче, Фестиваль запомнился не только красочным закрытием, но все этой шумихой.

Играть еще нам не получилось — приключения не прошли даром. Плечо ныло, требовало покоя и последние дни мы были балластом Советской делегации. Несколько раз разумеется пришлось разговаривать с товарищами в штатском, с нашими и с немцами, но вот что удивительно — товарищ Тяжельников к нам так и не подошел…

Мы ждали этого разговора. Сперва с нетерпением, а потом и с недоумением. Нашу песню про Ленина и Октябрь вовсю распевали, но и только. Авторами никто не интересовался. Он молчал, и мы молчали. Неужели все это ничем не кончится? Неужели обошлось?

— Ну и слава Богу… — сказал Сергей. — Не поверил, получается.

— Значит будем жить как жили, — решил Никита. — Вспоминаем песни и встраиваемся в Московскую музыкальную тусовку… Пора уже новые хиты народу выдать. Впечатлений в Берлине набрались, так вот будьте любезны.

— Кому на этот раз?

— Ну хотя бы Пугачевой. Девушка-то вот как развернулась!

— Это хорошо. Надо будет вспомнить что-то недалекое. У меня тут еще одно предложение появилось… Вы знаете, кто гимн Советского Союза написал? Слова, я имею ввиду…

— Конечно. Михалков. Отец того Михалкова, который…

— Который пока никто и знать его никак… Давайте лучше с его папой посотрудничаем!

— Нет, ребята. Я — против, — хохотнул Сергей. — Меня и старый гимн устраивает.

— Тьфу на тебя, — отмахнулся Никита. — Надо просто песню на его стихи написать!

— Написать, в смысле вспомнить?

— Песню про пионеров? — поморщился я.

— Причем тут пионеры? Помните Асадулин пел? «Мальчик с девочкой дружил…» Слова найдем, а музыку я помню….

Я вспомнил. Действительно такая песня была. Энергичная такая… Толкающая к поступкам.

— Да… Сотрудничество с автором слов текста государственного гимна — это круто! Таким же образом, как и с Андреем Андреевичем?

— Конечно. Попросимся в друзья, а потом выдадим шедевр…

Закрытие Фестиваля обернулась большим праздником. Все веселились, словно старались оставить в прошлом неприятности, связанные с террористами. Звучала музыка, песни, включая те, что написали мы, был салют… А затем советская делегация погрузилась в поезд и отбыла на Родину. А вот руководство делегации вылетело в Москву самолетом. Друзья не обратили на это внимания, а мне это показалось странным. Похоже, что Тяжельников избегал встречи с нами, ибо не знал, как ему вести, а поезд хоть и длинный, но все-таки могли бы и попасться друг другу на встречу. Может быть поэтому?

Друзьям я ничего не сказал. Пусть подозрения остаются подозрениями.

В Москве нас ждали встречи с родителями, раздача подарков и планы на будущее. Первый курс института. Первая картошка….

Наша учеба в нашем институте, как, наверное, у всех советских студентов, началась с поездки на картошку. Это мероприятие длилось недели три — студентов вывозили в какой-нибудь совхоз и те помогали селянам собирать выращенный урожай овощей. Может быть какие-то институты типа балетного техникума или ВГИКа от этой повинности и освобождались, но МИИСП — ВУЗ сельскохозяйственный, а значит судьба наша была этим выбором определена. Наших рук ждали картошка, морковь и свекла… У Никиты в его МИИТе все было точно также.

В последний день перед выездом мы встретились в ДК на репетиции. Настроение было невеселое. Сентябрь, дожди, и понимание того, что почти на месяц мы будем отлучены от музыки. Мы играли, играли, играли, вспоминая старые и новые песни и каждый думал, что новая встреча произойдет ой как не скоро.

— Ладно. Впрок не наиграемся… — со вздохом сказал Никита, снимая с плеча гитару. — Тут впору подумать той же мы дорогой идем, товарищи…

— Той, — откликнулся Сергей. — Той самой, которая уводит от армии. Или новые варианты появились?

— В психичку только если? — невинно предложил я. — В Кащенко всем составом.

Ребята промолчали.

— Можно было в милицию.

— А возьмут? — оживился Никита.

— Меня нет, — признался я.

— Тогда в КГБ.

— То есть пойти и сдаться?

Кузнецов пожал плечами.

— Тогда не обсуждаем… Нужно было тебе вместе с нами в МИИСП поступать, тогда все было бы проще. Думаю, что в той деревне, куда мы едем, Клуб есть и инструменты какие-никакие найдутся. Мы-то с Серегой поиграем, а вот ты…

— А ему впрок стихи писать, — посоветовал Сергей. — Тебя куда посылают?