Исправительная академия. Том 2

Сейчас не было ни дяди Владимира Николаевича с семьей, ни главной ветви рода, потомком которой приходился щеголь Федя Долгоруков, которого так не любил мой брат.

— Не нервничай, — шепнул я. — Не придут, так венок пришлют. Или корзину, смотря что у них там принято.

Особую пикантность ситуации создавало то, что здесь на девятидневную тризну не было принято приглашать. В каком-нибудь публичном источнике вроде местной газеты размещалось объявление с датой и местом собрания, а гости… Гостей могло прийти сильно больше ожидаемого. Или сильно меньше. Иными словами, ад для дворецкого и прочих распорядителей мероприятия. По этой причине сегодня двери открыл именно этот дом. В наш маленький семейный особнячок такая толпа бы попросту не влезла.

— О, явились, — процедил брат, глядя на подъехавший к парадным дверям кортеж. — Всей стаей сразу.

— Да что они тебе сделали? — не выдержал я. — Родня ведь.

— Дед говорил, с такой родней лучше сиротой быть, — выдохнул Алексей. — Что-то они с Долгоруковым в свое время не поделили, а подробностей не знаю. Скандала не было, но дед никогда просто так ни на кого зуб не держал. И ему, кстати, очень не нравилось, что ты с Федором сдружился. Прилип он к тебе как рыба-паразит…

Леше пришлось умолкнуть, потому что к нам потек ручеек многочисленных дальних родичей. Долгоруковы, следовало отметить, хоть и не расплодились так, как Оболенские, но пережили множество опал своих предков и сохранили какое-никакое состояние, поэтому после Реставрации поднялись, но больше как дельцы, а не знать. Дар у них вроде бы был, но какой-то невнятный.

И все же — родня. Эх.

— Слыхала, вы перенесли родовую усыпальницу на Лазаревское, — с каким-то нездоровым возбуждением сказала старая дева Дарья Павловна Нарышкина. — Оно же самое старое из сохранившихся кладбищ Петербурга! Да еще и при Лавре… Значит, теперь Оболенские будут соседствовать с Ломоносовым, Витте, Кваренги, Росси… Да и с нашими предками. Только нам не разрешили переносить туда родовую усыпальницу. Как же вашему отцу удалось уговорить власти?

От суетливой болтовни этой тетки у меня начинала болеть голова. Точнее, башка раскалывалась от духоты, проклятого цветочного смрада — именно смрада, потому что в такой концентрации ароматом я это назвать не мог.

Еще ныл желудок. Сейчас признаваться было крайне неуместно, но я опять захотел есть. Точнее, не просто есть, а ЖРАТЬ. Повара со вчерашнего вечера готовили пироги с капустой, картофелем и луком, блины, овощной суп, компоты, кисели и квас. Ароматы стояли такие, что слюни текли. Иногда я чувствовал себя Довакином из «Скайрима».

— Это все? — спросил я, когда мы отправили последнюю «партию» в зал, где накрывали столы.

Утром, когда собирались на кладбище и службу, было толком не до еды, и я запихнул в себя всего четыре неудавшихся пирожка, и то последний дожевывал уже в машине. Ситуацию осложнял еще и пост — без мяса сейчас приходилось совсем туго, и я не наедался.

— Вроде да, — отозвался брат. — Хотя постой…

Я проследил за его взглядом и немало удивился, когда на пороге появилась Темная мать Друзилла. За ней тенью следовал ухе хорошо знакомый мне брат Луций. Ну, этим-то, из Ордена, можно было вообще не заморачиваться с траурным обликом — почему-то им разрешалось носить лишь черное.

— Мать Друзилла! — притворно образовался Алексей.

Он о ней почти никогда не заговаривал, и я понял, что Оболенские не то что стыдились родства с обладавшей Темным даром бывшей родственницей… Скорее, старались попросту избегать этой темы.

— Здравствуйте, мальчики, — проскрипела старуха и оглядела убранство. — Да вы просто иконостас сделали. Коля бы не одобрил. Не любил он всю эту пышность. Ну так это для живых, а не для мертвых. Если вашему отцу так спокойнее, завалите хоть весь дом цветами и венками.

— Вы пришли учить нас трауру? — раздраженно проговорил Алексей.

Темная мать уставилась на него живыми, даже немного задорными глазами, что совсем не подходило ей по возрасту. Зато у бабки, судя по всему, точно не было старческого маразма, и соображала она отлично.

— Да чего вас учить? Сам все знаете, хотя это и без толку. Есть только одно правило помощи мертвому — отпусти и не тревожь. А вся эта болтовня о праведных деяниях усопшего, о былых подвигах, хвала эта медоточивая — это же все для тех, кто остался. Что бы там вам ни говорили, но молитва и тризна еще никого не воскресили, мальчики. А раз так, то вся эта мишура — она мишура и есть. Но я вам сочувствую. Угораздило же Николая в пост помереть. Теперь всем мучиться… Тремя ложками кутьи сыт не будешь. Впрочем, я пришла совсем не по душу покойного. Нужно поговорить с вами обоими, мальчики.

Мы с Алексеем напряженно переглянулись.

— Володе ведь дали отсрочку, — сказал брат. — Он пока с нами…

— Дело не в Ордене, — вмешался брат Луций. — Точнее, не совсем…

Друзилла кивнула дисциплинарию, и тот достал из кожаного портфеля небольшой сверток из темной ткани. Мне сперва показалось странным, что темный брат в это время был в перчатках, но когда он развернул ткань, мы с Алексеем одновременно удивленно воскликнули.

— Матерь Божья!

— Это еще что за мерзость?

В глубине свертка лежала какая-то бесформенная масса из черного мягкого материала, похожего на воск. Кажется, кто-то пытался сделать человечка, но то ли талант скульптора подкачал, то ли произведение подверглось страшным испытаниям.

— Это, дорогие мои, вольт, — тихо сказала мать Друзилла. — Элемент обрядов темной магии, которые в том числе изучают в Ордене. Хотя сами обряды пришли из деревенского колдовства.

— Это что, кукла вуду такая? — Озадаченно спросил я, разглядывая контуры «человечка». — В которую иголками тыкают?

— Поражена глубиной твоих познаний, Володенька, но нет. Это немного не так работает. Гораздо интереснее, где эту вещицу обнаружили и когда. Луций?

Получив разрешение говорить, темный брат осторожно завернул вольт обратно в тряпочку.

— Этот объект извлекли из искореженного автомобиля, — он поднял глаза на Алексея. — Который принадлежал вам и на котором разбился Владимир Андреевич. После аварии и возгорания вольт сильно пострадал, поэтому невозможно с высокой точностью определить его программу и назначение. Но одно можно утверждать точно: подобные изделия всегда несут мощную негативную программу. Иными словами, это тяжелая порча, судя по остаточному следу на предмете…

Друзилла жестом велела Луцию замолчать и уставилась на нас.

— Иными словами, мальчики, кто-то намеренно сунул этого вольта в автомобиль. И этот кто-то прекрасно знал, для чего такая штука предназначена. А это означает, что кто-то очень хочет извести одного из вас. Осталось понять, кого из вас двоих…