Время для жизни

Глава 4

Вечер пятницы прошел в блаженном ничегонеделаньи. Ополоснул аккуратно голову над бочкой с водой, чтобы волосинки смыть, а то — колоться будут немилосердно! Потом — поужинал с Петровной, по ее приглашению. А еще — предложил ей дополнительно заплатить двадцать пять рублей — за харчи. Бабка ни разу не отказалась! И довольная была — что ты!

Надо сказать, что Иван по-прежнему ничего не знал о здешних ценах, и поэтому свое предложение сделал, фактически — наобум. К тому же бабка ничего особого не готовила. Утром ему приходилось обходиться крынкой молока, изрядным шматом хлеба, да вареными яйцами.

А! Да — еще и сало соленое! Надо сказать — очень даже вкусное сало. Все как Ивану, тьфу ты, Елизарову и раньше нравилось — с мягкой, хорошо проскобленной, пропеченной при обделке туши, и зачищенной шкуркой; с несколькими прослойками темно-красного мяска; толщиной этак сантиметра на четыре. Самый смак — если кто понимает!

«А вот интересно — бабка живет в частном доме, постройки — тоже имеются, а из живности, кроме пса, ничего нет. Ни тебе хрюшек, ни кур-несушек, ни козы какой завалящей — йок! Про корову уж и молчу. Ну, корова, допустим, понятно. Там процесс содержания, ухода — очень трудоемкий, одинокой старушке — тягостно. Чем же живет Петровна? Пенсия? Ну — может быть… Хотя, насколько понимаю, пенсии государство определило совсем недавно, и большими размерами они не отличаются».

«На харчи, наверное, хватит, но — не более. Так откуда у нее средства? Дети помогают? Ну-у-у… может быть. Х-м-м… А на хрена мне об этом вообще задумываться? Оно мне надо? Живет и живет себе! Может они, на пару со «Штехелем» периодически по вечерам на «гоп-стоп» выходят? Шучу… Да хрен с ней, бабкой этой. Мне тут жить — край до осени. Там ее сын вернется и съезжать придется. А то — может и раньше!».

В обед… а вот обеда — фактически не было. Сама Петровна возвращалась откуда-то, как она говорила — с рынка, уже ближе часам к двум, а то и трем пополудни. Видать, обедала где-то вне дома. Вот и Иван, в течение дня — должен был заботиться о пропитании сам. Как правило, с завтрака что-то оставалось и голодать не приходилось. Но вот горячего, да жидкого похлебать, очень даже тянуло.

Потому за ужином Иван наедался впрок. Петровна и здесь разнообразием не баловала. Картошка, то отварная, с квашенной капустой, то — жареная; все то же сало и молоко. Яйца. Здесь уже могли быть варианты — если на завтрак яйца были только вареные, то на ужине — могла быть и яичница.

В общем, пища была простая, но — вкусная. Еще бы и побольше ее, а то Иван днем частенько чувствовал, что в брюхе бурчать начинает. И аппетит у него проявился — недюжинный. Но — это понятно, постоянные упражнения для приведения данной тушки к нормальному состоянию, тянули энергию со страшной силой.

Результатов этих упражнений ждать было рано, но Иван и сейчас уже чувствовал, что тело стало более жилистым, с неплохой растяжкой.

«Лиха беда — начало! Мы еще атлета с тебя сделаем!»

Иван еще раз перебрал гардероб — а пока и хватит! Разложил все в шкафу аккуратно, прибрался в комнате. Оно вроде и чисто там было, но пыль уже скопилась кое-где.

«Так… К «Штехелю» мне в пятницу, по поводу работы. По документам встреча — тоже в пятницу, еще через неделю! Чем бы мне это время занять? Ну… зарядку буду делать, потренируюсь в писанине перьевой ручкой. А что еще? Со скуки же здесь взвою. И по городу бродить — риск нарваться на кого из знакомых блатных. Оно мне надо?»

Улегся спать пораньше.

А утром — снова ранний подъем, зарядка, ополоснуться из бочки с водой.

«Утро красит ярким цветом стены древнего Кремля…»

Хозяйка оказалась дома. Из ее пояснений, на рынок она собирается завтра, в воскресенье. А сегодня — банный день, постирушки там всякие, то-се… дела домашние.

— А что, Евдокия Петровна, я считай неделю — свободен. Может по хозяйству что помочь надо? Мастер я, конечно, невеликий, но какую-никакую работенку смогу выполнить, — Иван, а ранее — Сергей, просто так сидеть на попе ровно — не любил. И книг нет, почитать нечего.

Хозяйка отказываться не стала. После завтрака она провела его в сарай, где, по ее словам, нужно было навести порядок, вытащить и расколоть несколько неподъемных чурок, оставшихся с прошлых привозов дров. Да и так еще… по мелочам.

— А с обеда — воды натаскаешь. Сначала постирушки затеем, Верка обещалась прийти. А потом — уже вечером, подтопим баньку получше и сами помоемся.

«Верка… Верка — это хорошо! Это просто — здорово, если Верка… А то — по утрам явный дискомфорт ощущается, ага. Вот еще и подходец бы к ней найти, к Верке этой!».

Иван не заметил, как сам увлекся с вознёй по хозяйству. Благо старая одежда была в наличие, даже отстиранная Верой. Новую не придется пачкать.

Вроде и порядок был в сарае, и сложено все более или менее, но… Это ведь как водится — начни порядок наводить — все, это надолго. Это не так лежит, это — не так весит, а это — вообще здесь лишнее. Как правило, при проведении таких мероприятий и вещи обнаруживаются, давно потерянные и даже — забытые.

При уборке в сарае, нашлось немало и инструментов, кроме тех, что были в порядке развешаны по стенам, да разложены по полкам.

Нашел Иван и какие-то куски кожи. В основном — только «на выброс», по причине засыхания ее «вусмерть», аж лопаться стала, когда он ее попробовал размять. Но пара кусков, вроде еще может пойти в дело, если маслицем смазать, да дать отлежаться-пропитаться. Что это за кожа, Иван определить не смог, да и знаний таковых не было. Крашеная в коричневый цвет, кожа была не толстая, и для его задумок — подходила.

Решил Иван какую-нибудь сбрую себе пошить, для финки. Вопрос с Хлопом и компанией — стоит остро и безопасность свою нужно как-то обеспечивать. Ну, пусть не безопасность, а возможность самозащиты. Не в кармане же «финарь» таскать! Благо и дратву Иван тоже обнаружил, в небольшом количестве.

Кожи, пожалуй, хватит на какие-то неказистые ножны, да ремни. Иван прикинул в голове — подвес нужно делать на голень. Сейчас штаны — не в обтяжку, как в будущем. Вполне широкие, поэтому, если продумать, примерить — может что-то и получится. Доставать будет не очень удобно, из-под штанины. Но другого варианта Иван не видел.

«Как там говорил восточный мудрец и воин Абдулла? Кинжал хорош для того, у кого он есть! И плохо тому, у кого его не окажется в нужный момент! Ага… а Сухов его — из револьвера!».

Некоторую долю уважения сей герой кинематографа у Елизарова всегда вызывал. «Враг, конечно, но — такой… С уважением, да!».

Еще нашел какой-то совсем заржавевший толи штык, толи — тесак. Рукоять была деревянной, лопнувшей повдоль. Какие-либо надписи или клейма — не читались под слоем ржавчины. Длиной — сантиметров сорок, и это только — клинок. А еще он был чуть изогнут, на манер сабли. Знатоком «холодняка» Елизаров был очень посредственным.

«Может — это бебут? Тоже вроде бы изогнут… Хотя — нет, вот явно место крепления к стволу оружия… Да и хрен с ним! Но — прибрать нужно. Хозяйка вряд ли его помнит, этот кишкорез».

Работая, Иван все раздумывал — а что общего у этой, пусть и непростой бабки, и Савоськи. По каким-то обмолвкам было понятно, что Савоська был знакомцем ее умершего мужа. И все.

В памяти всплыл фильм — «Тени исчезают в полдень», где вот такая «компания» из Устин Акимыча, его супруги и «Купи-Продая» — очень «порезвились» во время Гражданской, и чуть позже. А потом — ушли в тину, и гадили всем, до кого руки дотягивались еще очень долго.

«Вот взять «Штехеля»… Лет ему около пятидесяти. То есть, к моменту Революции и Гражданской — был вполне взрослым мужиком. На господ «ахфицерОв» он не походит вообще… Может из купчишек, таких — средней руки. Это гораздо ближе к нему по типажу. А купчишки, да еще и затаившие против большевиков — они в Гражданскую тоже хорошо так прошлись по врагам частного капитала. Кровушки на них — ого-го! А еще — они хитрые, куда как хитрее — «белой кости, голубой крови»! И Шрам у него в знакомых! Да, и пусть… мне их на чистую воду, что ли выводить? Так и меня — тоже — выведут, и еще как!»

«Сегодня выведут на темный двор солдат и старшина скомандует им — «Целься!».

«Нет, понятно, что за тот разбой, «вышку» ему, как Чибису — не дадут. И крови на нем нет, и роль — так себе. Но — соучастие, налицо. А значит — корячится ему годков этак пять-семь. Не улыбалось ему это, вообще! А потом что — «… а у лагерных ворот, что крест на крест заколочены, надпись — «Все ушли на фронт»? Не-е-е-е… не надо нам такое! Лучше я уж как-нибудь сам определюсь — кем и когда!».

Потом Иван переколотил все старые чурки. Тоже работенка была — аж взмок весь!

— Ты их сразу и тащи к бане! Сегодня ими и протопим! — дала команду хозяйка.

Потом натаскал воды, затопил баню. Сел перекурить, а там и Петровна пришла — на обед позвала.

После обеда, он снова размялся, в ограде. Здесь было хорошо — травка-муравка затянула всю ограду ковром. Невысокая еще, но густая. На ней так здорово поваляться, греясь на солнышке. Даже задремал чуток.

Подскочил от насмешливого голоса:

— Ты тут как на пляже вылеживаешься! Курортник! — ага… он же еще и штаны стянул, в одних труселях развалился. Неудобно перед женщиной!

Верка стояла, вытирая руки о передник и улыбалась.

«В бане прибиралась, наверное!»

— Привет, красавица! Как делишки, как детишки? Все трудишься?

— Так, а что делать? И детей обиходить нужно, и муж с работы придет — ужином накормить. Вот — и постираться надо! Сидеть не приходиться!

«А она — очень ничего! Не красавица, но — приятная на лицо. По фигуре, ну — тут только предположить можно — сухощавая, «прогонистая» такая. Но силенка есть — вон и руки видно, крепкие. И ноги, голени, по крайней мере, тоже жилистые… Эх, Вера-Вера! Как бы мне до тебя добраться?»

— Вот же где бесстыжая морда подрастает! Всю меня обсмотрел, ощупал глазами. Молодой, да ранний! — Вера тихо засмеялась, — смотри, Андрюшка-то если увидит, то и морду набьет!

— Да зачем же ему видеть-то? Не зная, крепче спишь, и мыслей дурных в голову не лезет! А вот — хороша ты, Верочка! Ох, хороша! Так бы и познакомился с тобой поближе! Может тебе помощь какая нужна? Что-нить притащить, оттащить? Сбегать куда?

— Оттащить, притащить! Знаем мы вас, таких таскунов! Сначала-то сладко, а потом, как горько становится, то вас и след простыл!

— А зачем же — горько? Нужно, чтобы только «сладко» и было. Горечь нужно — обойти. Ежели с умом-то…

Иван чувствовал, что от этой пикировки у него что-то теплое поднималось от груди, а в труселях… тоже что-то поднималось. Пришлось сесть на задницу, чтобы прикрыть руками эту часть тела.

— А только сладко, Ваня, не бывает. Оно всегда рядом, и всегда вместе, это горькое и сладкое.

— Сладка ягода в лес поманит,

Щедрой спелостью удивит.

Сладка ягода одурманит,

Горька ягода отрезвит!

Сам от себя не ожидая, Иван тихо запел вдруг возникшие в голове строчки песни. Пел тихо, чтобы только Вера слышала, и смотрел, смотрел той в глаза. А глаза, сначала удивленно распахнувшиеся, чуть подернулись поволокой, затуманились.

— А дальше… дальше спой! — негромко сказала она, когда он замолчал.