Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

3. Борьба товарища Рютина

Важнейшим аргументом следствия стало существование так называемой «рютинской платформы», причастность к которой Рыкова просматривалась слабо, но даже косвенное участие в обсуждении этой программы и недонесение на тех, кто ее обсуждал, воспринималось как предательство и обман ЦК. Ведь это не фантазии, а документ, настоящий оппозиционный документ — сильный козырь Ежова. С чего же началась и в чем состояла эта «зловредная» «платформа», так драматично повлиявшая на судьбу Рыкова? Здесь необходимо небольшое отступление.

Группа большевиков, в основном руководителей среднего звена, недовольная политикой Сталина, обратилась к уже опальному бывшему московскому партийному работнику Мартемьяну Рютину с просьбой написать программу для «марксистов-ленинцев», в которой бы содержались и оценки революции, Ленина, Сталина, и рекомендации для перехвата власти. Рютин к тому времени работал экономистом на предприятии «Союзэлектро». В 1928 году он поддерживал правых, был противником тотальной коллективизации и владел пером. Этого было достаточно, чтобы в 1932-м именно он привлек недовольных. И товарищ Рютин с азартом взялся за дело, написал несколько искренних и путаных текстов, обличавших и политическую систему Сталина, и его экономическую программу. Этот блок материалов принято называть «рютинской платформой». Там, между прочим, содержалась и критика Рыкова — за отказ от своих позиций, за раскаяние, по сути — за неумение вести политическую борьбу. И вообще, в этом движении можно проследить ставку на партийных руководителей среднего звена, а не на бывших «вождей», в которых такие большевики, как Рютин, успели разочароваться. Обращение Рютина адресовалось «ко всем членам ВКП(б)», и, разумеется, к нему проявляли интерес многие. В том числе — Томский и Рыков, которые ознакомились с этим документом тихим дачным вечером. Рыков читал «платформу», скорее всего, не без злорадства по отношению к Сталину, возможно, радовался тому, что вызревает «оппозиция снизу», но примкнуть к ней Рыков не намеревался. Да и не был согласен со многими рютинскими посылами, как и с рютинскими призывами, которые шли вразрез тактике выжидания, к которой в то время склонялся Рыков.

Но именно Рютин и Каюров — люди, никогда не занимавшие высших должностей, — стали знаковыми героями преддверия большого террора. Каюров был старым большевиком, знавал Ленина, но не занимал должностей выше, чем руководство политотделом 5-й армии Восточного фронта во время Гражданской войны. В мирные годы он, незадолго до ухода в оппозицию и ареста, руководил плановой группой Центрального архива. Биография Рютина несколько ярче. Осенью 1917 года он, крестьянский сын и бывший прапорщик, попытался установить советскую власть в Харбине и на КВЖД. Эта затея не удалась. Позже Рютин работал на родине, в Иркутске, а с 1924 года — в московском партийном аппарате. До этого Рютин успел поучаствовать в подавлении Кронштадтского восстания. Он умел писать, агитировать. Возглавлял Краснопресненский райком и активно боролся с троцкистами — в том числе кулачными, «полицейскими» методами. Тесно соприкасаться с Рыковым ему не доводилось, но их разрыв со сталинской линией произошел одновременно — в 1928–1929 годах. Сталин не сразу решительно порвал с Рютиным, на некоторое время даже выдвинул его на важную должность руководителя «Союзкино». Но доносы быстро остановили эту карьеру. С осени 1930 года жизнь Рютина проходила только в тюрьмах, лагерях и на малозаметных должностях.

Рютин — человек гордый и мужественный, сам сторонник жестких мер, в свое время предлагавший на московских улицах «отоваривать» троцкистов дубинками, — никогда не отказывался от авторства этого текста. Только признавал, что редактировать эти материалы ему помогали Каюров и секретарь «Союза марксистов-ленинцев» Михаил Семенович Иванов, давний знакомец Рютина. Такой состав редакторов, по-видимому, соответствовал истине. Не давал показаний об участии Рыкова или Бухарина в написании «платформы». Но достаточным оказалось и то, что они ее читали. Их в этом смысле судили «за недоносительство». И за лицемерие — ведь Рыков позже неоднократно с высоких трибун клеймил эту программу, а тут оказалось, что он ее читал. И — по некоторым очень малодостоверным показаниям — даже имел (некоторое, косвенное, частичное) отношение к ее созданию.

Почему рютинское движение так всколыхнуло ЦК, прессу и НКВД? Сталин то ли воспринял угрозу всерьез и счел, что рютинцы могут действительно положить конец его власти, то ли посчитал «рютинскую платформу» удачным поводом для наведения порядка. Сталин понимал, что за Рютиным и Каюровым не пошли, не успели пойти «массы». Но определенно он опасался, что такие идеи могут завоевать популярность — и среди партийцев, и в ненадежной крестьянской среде. И Рютин первым — как по заказу вождя — сформулировал идею, которая позже позволит покончить со всеми «уклонистами»: идею единого антисталинского фронта от Троцкого до правых. Это — то, чего власть опасалась. И то, что подходило для энергичной демонизации любых уклонов в прошлом и настоящем.

Тенью падал на Рыкова и тот факт, что в «Союзе марксистов-ленинцев» состояли некоторые участники «школки Бухарина», и то, что Радин и другие соратники Рыкова подталкивали бывшего предсовнаркома к активным действиям, имея в виду «платформу Рютина». Правда, любой адвокат представил бы Рыкова человеком, который откровенно презирал рютинский круг и не состоял ни в каком «союзе» второстепенных партийных деятелей. Но никакой адвокатуры на тех процессах не было, да и не могло быть.

В своей «платформе» Рютин — темпераментный публицист — кроме прочего, сравнивал Сталина с Нероном и предрекал голод из-за перегибов коллективизации. «Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики», — утверждал Рютин. Кроме того, он постулировал такие планы: «1. Ликвидация диктатуры Сталина и его клики. 2. Немедленная смена всей головки партийного аппарата и назначение новых выборов партийных органов на основе подлинной внутрипартийной демократии и с созданием твердых организационных гарантий против узурпации прав партии партийным аппаратом. 3. Немедленный чрезвычайный съезд партии. 4. Решительное и немедленное возвращение партии по всем вопросам на почву ленинских принципов». Это воспринималось как план заговора, не больше и не меньше. Были в его «платформе» и пункты, которые могли понравиться массам: снижение цен во внутренней торговле, повышение — для экспорта. Рыков к таким идеям «дилетантов» (а экономистом Рютин начал работать совсем недавно и без соответствующего образования) относился высокомерно. Их формально объединяло одно — рубеж сталинской политики, который оба не смогли пройти без дискуссий, — форсированная индустриализация и коллективизация. Но с этим политическим поворотом не соглашались слишком многие — и Рютин был в этом ряду далеко не самой грозной фигурой. Другое дело, что только он составил манифест с практическим руководством — почему и как следует отнять власть у Сталина и Молотова. А к документам, к публицистическим призывам в то время относились крайней серьезно. Помнили о том, как публицистика Герцена, Чернышевского, Михайловского, Плеханова, Ленина перевернула империю. Но Рыков к этим бумагам явно не имел никакого отношения — только читал их и, возможно, обсуждал. Долгое время Алексей Иванович верил, что неучастие в написании «платформы» поможет ему избежать самых крупных неприятностей. Эту линию обороны он держал упорно. Но потом, на следствии и на суде, и Рыков, и Бухарин в той или иной форме признали участие в написании «рютинской платформы».