Герварт Вальден — куратор нового искусства. Жизнь и судьба

Организуя выставки в своей галерее, он, что называется, создавал «брендированный продукт», который затем отправлял по городам Германии и за рубеж. Почти столетие спустя к подобной стратегии прибегнул Томас Кренс, экономист по образованию, возглавлявший в 1988–2008 годах Музей Соломона Р. Гуггенхайма в Нью-Йорке.

Фриц Бауман. Ксилография. Журнал «Штурм». Октябрь 1915. Оттиск с доски

Основной маркетинговой стратегией галереи «Штурм» стали передвижные выставки. Их работа была исключительно четко спланирована и организована. Прирожденный харизматик, Вальден был великолепным менеджером. Он всецело посвящал себя работе, мог сутками не спать, ел, когда придется. Правда, как признавалась Нелл Вальден, он «пожирал» людей, требуя от них той же самоотдачи, с которой трудился сам.

Согласно хронике журнала «Штурм», первая из передвижных выставок была направлена Вальденом в феврале 1913 года в Будапешт. До Первой мировой войны его выставки успели побывать и в городах Германии — Лейпциге, Галле, Гамбурге, Ганновере, Йене, Магдебурге, Франкфурте, Штутгарте, Марбурге, Эрлангене, и за рубежом — в Гельсингфорсе (Хельсинки), Стокгольме, Аграме (Загреб), Токио, Лондоне, Тронхейме, Гётеборге. Таким образом, стратегия Вальдена доказала свою эффективность и весьма способствовала поддержанию финансового благополучия галереи.

Нелл Вальден в своих воспоминаниях утверждала, что участие в передвижных выставках ничего не стоило художникам, а транспортировка и страхование произведений, аренда выставочных помещений, издание каталогов осуществлялись на средства «Штурма». Андреа фон Хюльзен-Эш, исследовавшая этот вопрос досконально, поясняет, что с оплатой транспортировки картин бывало по-разному, иногда при перевозке ценных грузов Вальден брал с художников за фрахт. Порой для участников выставок в Берлине устанавливался вступительный взнос, а затем их работы отправлялись в турне уже за счет галереи[96].

Когда это становится возможным материально, Вальден начинает в прямом смысле инвестировать в экспрессионизм, и у галереи «Штурм» появляется собственная коллекция. Мало интересуясь деньгами как таковыми, он все заработанное тут же вкладывал в дело. Теперь передвижные выставки «Штурма» состояли хотя бы частично из фондов галереи, а их международный прокат существенно прибавлял произведениям в цене.

…Они были так увлечены своим делом, что совершенно не заметили приближения войны. «Мы в „Штурме“, — пишет Нелл Вальден, — абсолютно не интересовались политикой… Искусство и политика несовместимы, так предписал нам Герварт Вальден, и мы послушно следовали этому в основном верному принципу в жизни и в работе. К тому же „Штурм“ имел интернациональную природу <…> Он служил сборным пунктом целого художественного направления»[97].

Вопрос: Каких взглядов вы придерживались в вопросе о первой империалистической войне 1914–1918 годов?

Ответ: Первую империалистическую войну 1914–1918 годов я рассматривал с позиций пацифиста. По существу, я тогда мало занимался вопросами своего политического образования, а потому почти был аполитичным человеком. Протокол допроса Герварта Вальдена, 11 апреля 1941

В канун Первой мировой войны, в апреле 1914-го, передвижные выставки «Штурма» разъехались по 16 городам: работы Александра Архипенко демонстрировались в Галле, Якобы ван Хемскерк — в Гамбурге, Алексея Явленского — во Франкфурте, Василия Кандинского — в Магдебурге, Августа Макке — в Штутгарте и Йене, Франца Марка — в Марбурге, Габриеле Мюнтер — в Эрлангене, Джино Северини — в Ганновере. Были представлены и сборные выставки, концептуально сформированные Вальденом: «Синий всадник» в Тронхейме, «Экспрессионисты» в Айзенахе, Кобурге и Наумбурге, «Графика» в Стокгольме, Токио и Лондоне[98].

С объявлением войны их чудесно отлаженная и разветвленная сеть деловых контактов в Европе начинает распадаться, а в конце 1914 — начале 1915 года передвижные выставки могут отправиться не далее Гамбурга. «Война положила конец многим нашим усилиям, — отмечала впоследствии Нелл Вальден. — В „Штурме“, как и других берлинских галереях и собраниях, воцарилась тишина. Пресса торжествовала, надеясь, что „Штурму“ пришел конец. Но все было не так, все было совершенно не так»[99].

Вальден, подчеркивает Барбара Альмс, «проходит через Первую мировую войну без всяких национальных (и — уж конечно — без каких бы то ни было милитаристко-шовинистических) обертонов»[100]. Принятый «Штурмом» интернациональный принцип продолжает сохраняться, казалось бы, вопреки обычным для военного времени цензурным рестрикциям. Более того, с апреля — мая 1915 года галерея возобновляет выставочную деятельность за пределами Германии, ориентируясь на нейтральные государства, в частности Швецию и Норвегию. 1 февраля 1916 года в Стокгольме открывается персональная выставка Василия Кандинского. Впрочем, с точностью утверждать, была ли она организована непосредственно под брендом «Штурма», нельзя[101].

Ясно, однако, что Вальден не бросил на произвол судьбы своего друга, после того как его в начале войны вместе с другими художниками русского происхождения депортируют из Германии. В Москве Кандинский оказывается в тяжелой для него ситуации: многолетние творческие и личные связи за рубежом обрываются. Благодаря поддержке четы Вальденов, Габриеле Мюнтер, давняя спутница Кандинского, перебирается в Стокгольм и оттуда ведет переписку с художником, убеждая его приехать в Швецию. Одним из главных стимулов переезда для Кандинского становится перспектива организации его персональной выставки. Она имела успех, о чем свидетельствовали публикации ведущих шведских газет[102].

Василий Кандинский. Габриеле Мюнтер. 1905. Холст, масло

В апреле того же года в Осло, в галерее Блумквиста, будет показана совместная выставка Кандинского и Мюнтер. И снова пресса, на сей раз норвежская, рукоплескала дару Кандинского.

По понятным причинам участие Вальдена в организации выставок Кандинского в Скандинавии в тот период являлось деликатной темой. Но и много лет спустя он предпочтет умолчать об этом на допросе.

Вопрос: Укажите даты организации названных вами выставок?..

Ответ: Точной даты организации этих выставок я не помню, но твердо знаю, что эти выставки были организованы до первой империалистической войны…

Вопрос: …В годы первой империалистической войны где вы находились и чем занимались?

Ответ: В период 1914–1918 годов я проживал в Берлине и, как я уже указал ранее, занимался только работой по изданию журнала «Штурм», являясь одновременно преподавателем литературы в высшей школе литературы и искусства, организованной мною же в 1916 году. <…> В армии я никогда не служил, так как был освобожден по болезни глаз.

Вопрос: Накануне и во время первой империалистической войны 1914–1918 годов вы никакого отношения не имели к Германскому министерству иностранных дел?

Ответ: Никогда и никакого. Протокол допроса Герварта Вальдена, 11 апреля 1941

Существенно потеряв доход в начале войны, в финансовом отношении «Штурм» вскоре резко идет в гору. Именно в военное время и рождается «империя» Вальдена, или образцовый художественный холдинг: издательство, художественная коллекция, специализированное выставочное пространство, школа искусств, клуб, театр, магазин. Все это говорит не только об удачной коммерческой деятельности владельца, но о его каких-то дополнительных возможностях. Каким образом во время войны «Штурму» удавалось вести выставочную деятельность не только внутри страны, но и в так называемых нейтральных государствах, в этом была заключена тайна «Штурма» и его, скажем прямо, темная сторона.

Очевидно, что пересечение границы с ценным грузом для проведения выставок, например в Гааге, Цюрихе или Стокгольме, в период боевых действий в Европе могло быть возможным лишь при наличии у Вальдена особых связей в государственных ведомствах Германии. Не так давно этим фактам нашлось объяснение. Исследователями были опубликованы документы, обнаруженные в архиве Германского министерства иностранных дел[103]. И это позволило прийти к неожиданному заключению: «интернациональная выставочная деятельность [„Штурма“] определенным образом вписалась в военно-пропагандистский контекст»[104].

Марк Шагал. Рисунок («Скрипач»). Журнал «Штурм». Май 1917

Во время войны Вальден действительно оставался верен избранному для себя интернациональному принципу и в редакторской политике журнала, и в отборе произведений для выставок. Он, например, продолжал представлять у себя художников из России: Кандинского, Шагала, Архипенко… В 1917 году в «Штурме» выходит первая монография, посвященная творчеству Кандинского, в том же году проходит вторая монографическая выставка Шагала, правда, без ведома художника. В журнале публикуются репродукции его гравюр. Рисунок «Местечко» оказывается на фронтисписе книги Вальдена «Новая живопись», выпущенной издательством «Штурм» в 1919 году.

Все это, однако, становится возможным за счет отказа Вальдена от других главенствующих принципов экспрессионистов, провозглашенных им самим, — автономности и политической неангажированности искусства.

Александр Архипенко. Рисунок. Журнал «Штурм». Июнь 1920

Случилось так, что его журналистские способности, организаторский талант и налаженные международные связи были использованы во время войны германскими внешнеполитическими ведомствами (сегодня их назвали бы спецслужбами) для влияния на общественное мнение нейтральных стран. С этой целью были задействованы структуры «Штурма», так называемые Штурм-бюро, учрежденные Вальденом за рубежом еще в довоенное время. Они должны были служить целям продвижения нового искусства, но были превращены в своего рода пиар-агентства, с помощью которых велась информационная кампания в интересах Германии[105]. Так Вальден, по выражению шведского исследователя Хуберта ван дер Берга, оказывается не только агентом экспрессионизма, но и агентом кайзера[106].

Курт Швиттерс. Рисунок («Конструкция»). Журнал «Штурм». Ноябрь 1919

Не беремся судить, как воспринимались в те годы самим Вальденом произошедшие с ним трансформации. Скажем, превращения теоретика и куратора нового искусства во владельца преуспевающего коммерческого предприятия «Штурм»? Или же художественного критика в политического пропагандиста? Разделял ли он для себя эти позиции? Замечал ли противоречия? Осознавал ли возможные издержки своего решения сотрудничать с госструктурами?

Рискнем все же предположить, что невольное вступление в политику явилось для Вальдена результатом непростого внутреннего компромисса, мотивированного желанием сохранить свое влияние в художественном мире и, конечно же, спасти «Штурм» от разорения. Его новая «деятельность не только поддерживалась финансово, но также давала ему возможность организовывать выставки в нейтральных странах. <…> Одновременно художественная коллекция Вальденов заметно росла благодаря закупкам через информбюро»[107].