Мать Печора

2

От Пнёва до Юшина берега идут носастые да лахтистые. Ехать бы лодкой — таких кривулей наделаешь, что против воды эти двенадцать километров за двадцать покажутся. А Василий Сергеевич вывел катер на самый берег да, как по нитке, нас до самого Юшина провез.

— Разлюбезное дело катерок, — разговорился Михайло, — ручки веслами не натянет. Хорошо, что нынче за рыбой рыбтрест по участкам бота гоняет, а то с теперешней удачей мы пропали бы: хоть вторую бригаду на транспорт ставь.

Юшинская речка бежит в Печору из тундровых озер да болот. В самом устье она тиха, будто озеринка: на прибылой воде обратно в тундру течет, и все время она то шире, то уже, как резиновый пузырь. По обе стороны устья отстроена новая деревня — Юшино. До революции здесь, на пустом берегу, стоял кулацкий ледничище да рыбацкие землянки-бугры, да один домишко кулаков Терентьевых. Летом они здесь и жили. Наймут кулаки годовых работников рублей по тридцать в год и больше ничего не знают: кормщики им сами семгу распорют, сами засолят. Осенью приедут, увезут рыбу кверху, а из Ижмы зимой едут на ярмарки деньги огребать.

В теперешнем Юшине терентьевский домишко, пожалуй, и не найти. По обе стороны речки стоит тут теперь не то деревня, не то городской поселок — с почтой, сберкассой, с конторой рыбтреста, с медицинским пунктом, с радиоузлом, пекарней, магазином, клубом. За домами стоят огромные ледники, рыбзавод, склады, бани, конюшни, коровники. Еще подальше торфоразработки. Тут же, на краю поселка, стройка идет: собирают плотники стандартные дома для переселенцев.

У берега матерая баржа, не меньше морского парохода. Возле баржи горячая суетня: с одного бота рыбу на берег сгружают, с другого на пристань — муку и соль. Юшинская пекарня кормит хлебом не одно Юшино. Боты рыбтреста каждый день собирают по участкам рыбу, а по пути и хлеб, продукты да почту развозят.

Не один юшинский поселок вырос в годы первых пятилеток на берегу студеного моря. Еще большие поселки стоят по соседству: в Коряговке — там, кроме рыбного приемного пункта, еще оседлая база ненецкого колхоза «Харп» построена. Весь берег крупными поселками оброс. И на каждый поселок, на каждый приемный рыбный пункт по три да по четыре рыбных участка, и на каждом — где дом, где два, а также склад да баня, где кони есть — с конюшнями, где коровы — со скотными дворами. А всё вместе называют «Печорская губа».

В юшинском клубе людно. Сегодня здесь собрались рыбаки с пяти приемных пунктов: из Кореговки, с Зеленого, из Осколкова шара, сами юшинцы за хозяев, да еще ради этого случая вызвали по телефону бригадиров с Носовой. Бригадиры, заведующие пунктами, лучшие звеньевые приехали сюда побеседовать о том, как идет путина. Прибыли из низовских деревень и многие председатели колхозов, а среди них и мой брат Алексей. Приехал из Оксина секретарь Нижнепечорского райкома партии Иван Филиппович Талеев.

Открыли собрание. Выступили заведующие пунктами Носовой, Зеленого, Коряговки, Осколково. Рассказали и бригадиры о своей работе. Председатели колхозов отчитались перед рыбаками, как была проведена посевная, как идет сенокос, силосование, сколько выдоено молока, сбито масла, наварено сыра, выращено телят. Председатель колхоза «Харп» Василий Семенович Хатанзейский помянул про работу на оседлой базе в Коряговке, про холмогорских коров, про большой огород, а больше все про оленей говорил — он недавно из стад приехал. Рассказал он, как прошел перегон оленей с зимовок в кожвинских лесах к морю, как провели отел, сколько народилось оленят, каков отход оленьих телят, велико ли теперь поголовье оленей. И каждый процент, какой поминал Хатанзейский, мерялся на сотни оленей, а оленьи стада — на большие тысячи.

— Пахали мы в этом году трактором, из МТС брали, — сообщал мой брат Алексей про голубковский колхоз. — За войну своих трактористов вырастили Володю Маркова, да мою девку Ганьку, да Бабикову Марину. Нынче все трое управляются с трактором, что твои механики. Огородишко нехудой получился. Полеводка наша Ефросинья Коротаева — боевая женка. Репы, да картошки, да редьки и колхозу и на рынок хватит.

Переселенцам своим голубковцы пять домов выстроили, на десять семей. Каждой семье по корове дали. Сенокос ходом идет: двум косилкам да двум грабилкам покою не даем. Силосу три ямы заготовили. Людей теперь у нас прибыло, так колхоз разрастим. Надо только нашим бригадирам здесь покрепче учить переселенцев рыбацкому делу.

Кто про свои неполадки промолчал, вспомнил о них секретарь райкома. Взял Талеев слово — и давай вычитывать. Все рыбацкие недоглядки да промашки у Талеева на виду да на счету: что самим рыбакам не видно, он уже давно увидел; о чем было не думано, давно подумал.

Успел он откуда-то узнать, что светлозерцы с голубковцами только сегодня в соревнование вступили. В упрек поставил светлозерцам, что их председатель до теперешней поры ни разу не приехал ко своим рыбакам.

Не понравилась Талееву и речь Хатанзейского: больно уж было в «Харпе» все чисто и гладко и швов не знатко.

— Отел-то в оленях ранний был? — спрашивает он Хатанзейского.

— И ранний и дружный! — весело говорит председатель «Харпа».

— Телята-то небось и сейчас уже большие?

— Что твои нелюку, — еще веселей отвечает Хатанзейский.

— К осени-то вовсе вырастут?

— Как не вырастут! — соглашается тот. — От больших не отличить будет.

И видно, что ему по сердцу пришлись вопросы секретаря.

— Этак они к осеннему гону как раз подоспеют? — все ласковей спрашивает Талеев. — К новой весне ни одной сырицы[43] не останется? Пожалуй, «Харп» на первое место выйдет? План оленеводства вдвое выполнит?

Хатанзейский и вовсе растаял, только успевает ответы давать:

— Подоспеют!.. Не останется!.. Выйдет… Выполнит!..

А Иван Филиппович теперь коровами интересуется. Спрашивает он, сколько в Коряговке коров отелилось, как телята растут. Выходило по ответам Хатанзейского, что на колхозной молочной ферме дела идут еще лучше: телят много, ухаживать за ними ненки-доярки не хуже русских научились, за сутки теленок без мала на килограмм прибывает.

— К осени-то этак и вовсе на больших сойдут? Можно будет нового приплода от них ждать?

— Что я, вовсе глупый, что ли? — рассердился председатель. — Да наш зоотехник меня повесит за такое дело…

— За какое дело? — удивляется Талеев.

— Да кто мне разрешит породу мельчить! Холмогорская ведь порода-то…

— А кто тебе разрешал мельчить породу оленей? — говорит секретарь райкома.

И только тут смекнул Хатанзейский, к чему клонил Талеев. А Талеев объясняет:

— Осенью в оленьих стадах начнется гон. Телята пасутся вместе со всеми оленями. На будущую весну важенки недоростки будут иметь уже своих телят. Сколько таких важенок гибнет от нерастёла, ты, товарищ Хатанзейский, не хуже меня знаешь. Сколько телят мертвых родится? А и выживут — будут они мелкие да больные. По приросту «Харп» на первое место выскочит, а на самом деле весь план оленеводства рушится. Через год-два-три стада измельчают, олени выродятся. Что же это, как не очковтирательство? — спрашивает Талеев.

Хатанзейский молчит.

— Это самый настоящий обман государства, — говорит Талеев.

— Что же мне делать? — спрашивает председатель «Харпа».

— Отдели их в особое стадо.

— Силы не хватает. И сейчас-то едва справляемся. Оленей беда много.

— Тогда вот что. Поезжай в Нарьян-Мар на зональную станцию и скажи: пусть они что хотят придумывают, а чтобы ни одного случая ранней стельности в стадах не было. И помни, что оленью породу тоже не портить, а улучшать надо.

Председателям колхозов да бригадирам советует Талеев не забывать про политическую работу. И опять светлозерцев в пример приводит.

— Мне, — говорит, — Сядэй рассказывал, что там сами рыбаки дружной семьей живут и других за собой тянут. И беседы, и читка газет, и радио все у них поднимает людей на выполнение плана.

— На перевыполнение, — поправляет его Матвей, а сам улыбается.

— Да, — соглашается Талеев, — на перевыполнение. Колхоз «Весна» первым изо всех рыбацких колхозов выполнил свой план белой рыбой, объявляет он рыбакам.

Все захлопали в ладоши. Матвею пришлось встать и раскланяться.

— Надо работать так же, как работают светлозерцы, — закончил Иван Филиппович.

Михайло Вынукан сидел, сидел да и поднялся.

— Сильный, — говорит, — народ светлозерцы. А только мы, голубковцы, тоже силы своей не утаим. Взялись — так поборемся…

Последним говорил Матвей.

— Нынче, — говорит, — не то что человек от человека, край от края не прячется. Что мы здесь сказали, услышат и в Казани. Что посеяно на Алтае, процветает и в Полтаве. А мне что-то думается про Астрахань. До войны мы с ней не один год делами перекликались. Нынче пора опять мирная. Давайте-ко, други, вспомним старую дружбу да кликнем-ко им свой вызов. Пусть снова наша мать Печора с Каспием об руку идет!..