Мать Печора

18

Северное сине морюшко нас четверо суток качало. Все время до самой Печоры не меньше было девяти баллов. Лежала я ни жива ни мертва и вставать не могла.

Когда на свою родную воду попала, тогда и ожила, пить-есть захотела.

В Печорскую губу зашли — вижу, каждое место знакомо. Под Иевкой у бара пароходы стоят, перегружаются. Напротив этого бара, на печорской стороне, мы прежде рыбу ловили. Дальше — Пнево, Бородатое, Зеленое, Юшино, где теперь рыбоприемный пункт, Кореговка, где теперь стоит поселок ненецкого колхоза «Харп». А потом и деревни пойдут: Куя, Никитца, а оттуда и лесозавод покажется, труба дымит. А от лесозавода до Нарьян-Мара недалекое расстояние: с лавки встать да рукой достать.

На пристани меня встретили ребята. Натосковались они, повисли на мне, как бисер, хоть на шее неси. Мимо библиотеки иду, оттуда вышли товарищи, с приездом поздравляют.

Я и отвечать не успеваю.

В нашем доме тоже все а охапку хватают.

— Походила, — говорят, — да поездила, далеко была да много видела.

Под Октябрьские праздники мне дали квартиру из комнаты с кухней в Доме учителя. Этот дом только что выстроили, и хоть я не учитель, поместили меня с учителями.

На новоселье ко мне из Голубкова то и дело гости наезжали. Приехал и брат Константин с Диомидом Кожевиным. Не нашли меня на старой квартире и смеются:

— За летучей птицей не угоняешься.

Однажды меня вызвали в горком.

— Дело есть, — говорят. — Просят нас посоветовать, каких людей депутатами в наш горсовет выбрать. И думаем мы, Маремьяна Романовна, тебя выдвинуть. Выбирают лучших да почетных людей, а ты у нас тоже на виду стоишь. Как ты думаешь: не откажешься?

Заволновалась я.

«Слыханое ли дело, — думаю, — меня на такую честь поднимать. Ведь я знаю мало, умею того меньше. Какой из меня депутат? Мне способней коров пасти, чем дела вести».

А самой и любо, уму и сердцу мило, что такой честью опочетили. И думаю: «От хорошего дела отказываться нельзя. Чего не знаю — скажут, чего не умею — научат».

Подумала я и согласилась. Велели они мне коротенько про свою жизнь написать, чтобы люди меня знали да обсуждать могли.

Дома я совсем разволновалась. Будто какая слабость на меня нашла. То ли от радости, то ли от заботы сердце забилось. Дуня да Андрюша видят, что в лице изменилась, спрашивают:

— Чего ты, мама?

— Великую честь, — говорю, — мне оказали: хотят выдвигать в депутаты. Люди меня не вниз толкают, а все выше поднимают. Так же вот и вы похвалы добивайтесь.

В Доме Советов открылось предвыборное собранье. К началу я опоздала. Когда пришла, там уже говорили обо мне: как я жила да работала, как детей растила. Хвалили моего сына Павла.

— Третий год, — говорят, — Павел Фомич работает учителем, премию получил и благодарностей немало. Это, — говорят, — учитель-отличник. Вот каких сыновей Маремьяна Романовна вырастила, добрую дорогу им показала.

И много еще хорошего говорили.

А на другой день после выборов узнала я по радио, что не обошли меня избиратели, выбрали депутатом горсовета. Вскоре дали мне на руки депутатский билет.