Мургаш

5

Одной-единственной песней можно было закончить наше первомайское торжество в горах — «Интернационалом». Много лет его пели только во время уличных демонстраций и митингов, когда на нас налетала конная полиция, или в каком-нибудь доме, но тихо, так, чтобы через стены наружу не долетал ни один звук.

А сейчас здесь, в горах Стара-Планины, мы пели во весь голос, эхо подхватывало наш гимн и разносило от вершины к вершине.

Вдруг ко мне подбежал часовой:

— Товарищ командир, по Буховскому хребту какой-то человек идет!

Я приказал задержать его и привести ко мне. Через час двери хижины открылись. Это был наш самый старый ятак — дед Милутин. Я вскочил и обнял его, поздравил с праздником, а он, оглядев сидевших вокруг меня людей, негромко сказал:

— Есть новости, Лазар. Плохие. Все горы блокированы войсками и жандармерией. В одном только Бухово около шестисот человек с пулеметами, минометами и орудиями. То же самое в Желяве, Елешнице, Сеславцах, Кремиковцах… Кругом войска. И говорят, что еще придут. Решили они, Лазар, покончить с вами… — В голосе деда Милутина звучала тревога.

— Не бойся, дед. Мы пришли в горы не для того, чтобы умирать.

— Так-то оно так, детки, только громадная сила идет на вас.

Да, надо было скорее соединиться с батальоном Ленко и вместе уходить в Родопы. Ко мне подошел Митре:

— Пора выступать, Лазар.

По плану Митре должен был отправиться в Чепинци, связаться там с нашими товарищами — солдатами и взять у них оружие. Встречу с Митре мы назначили через два дня на турбазе «Владко».

Сотни раз мы расставались с ним, сотни раз встречались. Целых два года, день в день, воевали вместе. Попрощались мы просто, думали — скоро опять увидимся. Однако нам никогда больше не удалось увидеть друг друга.

Долго никто не знал, что случилось с Митре. Одни предполагали, что он установил связь с новым партизанским отрядом, другие — что, возможно, ушел в Югославию, но никто не хотел верить, что он погиб.

О гибели Митре я узнал уже после 9 сентября. Однажды я допрашивал двух офицеров-фашистов в Новоселцах. Один из них вот что рассказал:

— Мы уже прочесали лес, когда заметили какого-то человека, промелькнувшего между деревьями. Мы стали стрелять ему вслед. Я решил, что он не один, и приказал солдатам развернуться в цепь. Мы обнаружили его в густом терновнике и начали стрелять. Он тут же ответил и убил одного из солдат. Мы окружили его и стали поливать огнем из автоматов. Полчаса длилась перестрелка. Наконец выстрелы из терновника замолкли. Я подал сигнал прекратить стрельбу и послал двух жандармов узнать, чем все кончилось. Один из них позвал меня и сказал: «Господин капитан, он выстрелил из пистолета себе в рот». Я подошел к убитому. Наши пули его даже не поцарапали. Так что мы не виноваты в его смерти, господин полковник.

— Как он выглядел?

Офицер пожал плечами:

— Лицо его было обезображено.

— Какое оружие у него было?

— Маузер с деревянной кобурой.

В отряде такие пистолеты были только у троих: у Митре, Цветана и у меня. Я показал офицеру свой.

— Такой у него был?

— Точно такой, господин полковник. Но мы не виноваты в его смерти. Он сам покончил с собой. У него уже не оставалось патронов.

…Вечерело. Батальон был готов в путь.