Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении[3-е издание]

Он вошел и плотнее закрыл за собой дверь.

Прежде чем пройти в свой дальний угол перед окном, задержался у столика, где покоился на подставке большой стеклянный баллон, похожий на улитку с торчащими отводными рожками. Всего лишь месяц назад пришли первые сведения о том, что физик Рентген в Германии открыл новые лучи, которые обладают удивительной проникающей способностью и могут просвечивать тела и предметы, — столь таинственные по своей природе, что им присвоили название икс-лучей. И вот он, Попов, уже сделал у себя такую же трубку и произвел с ее помощью несколько снимков, — пожалуй, первые рентгеновские снимки в России. Он обещал поставить трубку в кронштадтском морском госпитале, где работает врачом его Раиса Алексеевна. Новое научное открытие начнет приносить пользу. Открытие переходит из одной страны в другую, из одних лабораторий и ученых кабинетов в другие, чтобы служить всем.

А его изобретение, его приемник? Что-то вокруг него происходит неладное.

Невольно обернулся он к тому столику, где стоял пока в бездействии прибор. Приемник сигналов. Да, сигналов! Этого все-таки у него не отымешь! Надо вот только кое-что получше отработать, подчистить.

Он склонился над ним, придирчиво осматривая. Мысли уже целиком устремились к одному. Все остальное, наносное и постороннее, отодвинулось куда-то за стены кабинета. Он был сейчас один на один со своим изобретением. Он был в своем мире.

А все-таки дисциплина оставалась дисциплиной.

Спустя два месяца, 24 марта, он привез по ледовой дороге из Кронштадта в Петербург приемник волн для новой демонстрации. И в этом же зале «Же-де-пом» с антресолями показал собранию физиков его действие в еще более отчетливом, убедительном виде. Тот самый приемник, который два месяца назад произвел такое впечатление на моряков. И даже еще кое в чем подправленный.

Собрание физиков могло убедиться, насколько Попов с прошлой весны продвинулся вперед, овладел явлением, стал еще свободнее обращаться с волнами, заставляя их отражаться, преломляться, собираться в фокусе или рассеиваться. Приемник уверенно разгадывал комбинации разрядов, в которых изощрялся на вибраторе Рыбкин.

Попов показывал и действие решетки на волны, и эффект вращения плоскости поляризации… Особенности и законы распространения электромагнитных волн. Те чисто теоретические вопросы, которые могли прежде всего затронуть, волновать эту ученую аудиторию. И он ничего не сказал на этот раз о возможности сигнализации. О телеграфии без проводов. Не упомянул даже о том, что в приемник можно было бы ввести не только звонок, а заставить то же реле включать любую другую цепь: какую-нибудь электромеханическую игрушку, сигнальное устройство… или хотя бы телеграфный аппарат. Сегодня он об этом не обмолвился. «Я призываю вас к осторожности, Александр Степанович!»

Он не стал даже подчеркивать свою заключительную мысль, высказанную здесь же почти год назад: «Передача сигналов на расстояния…» Пристальный взгляд адмирала, казалось, незримо следил за тем, что он скажет и чего не скажет.

После доклада к нему подошел секретарь Физического отделения.

— Александр Степанович, надо было бы отметить в протоколе…

— Ах да, извините! — мгновенно смутился Попов. Он повлек за собой секретаря за линию больших шкафов, чтобы никто не мешал, и там, присев за маленький столик, вынул из жилетного кармана визитную карточку и на ее обороте набросал несколько строк.

«А. С. Попов показывает приборы для лекционного демонстрирования опытов Герца».

Подумал и приписал:

«Описание их помещено уже в «Ж.Р.Ф.Х.О.».

— И больше ничего? — спросил секретарь.

— Да, я настоятельно просил бы… — сказал Попов. — Именно так, ничего не изменяя. И не прибавляя.

И он оставил визитную карточку в руках секретаря.

У выхода его поджидал Владимир Владимирович Скобельцин, молодой преподаватель Электротехнического института. Вместе прошли они, невольно толкаясь и уступая друг другу, по узкой тропинке в снегу университетского двора. Скобельцин все расспрашивал, как устроен приемник волн, как с ним обращаться, во всех подробностях. Не скрывал своего восхищения.

— Крайне было бы желательно показать у нас в институте, — говорил он. — Если вы позволите, на вашей аппаратуре.

На набережной взяли извозчика, едва уместившись вдвоем в толстых шубах на узких, высоких санках. Ехали не торопясь. Снег тихо падал густой рябью. Скобельцин продолжал о том же. Молодой педагог, он горел желанием поставить у себя в институте образцово физическую лабораторию. Как было бы хорошо ознакомить преподавателей и студентов с тем, что сделал Попов! Можно было бы…

— Погодите! — вдруг резко повернулся он к Попову. — А почему бы не передавать волновые сигналы, как полагается? По известному коду. По азбуке Морзе. Короткие разряды, длинные разряды. Точки, тире. Ведь это же… — захлебнулся он от волнения. — Вы знаете, что это такое?

Попов только глубже спрятался в воротник. Ему ли этого не знать!

— Вы не согласны? — допытывался Скобельцин. — Разве этому что-нибудь препятствует? Какие-нибудь неучтенные явления?

— Неучтенные… Да, действительно неучтенные… — загадочно пробормотал Попов. — А вам, как физику, что кажется? — спросил он уклончиво.

Скобельцин пожал плечами:

— Ничего не вижу. Никаких принципиальных препятствий. По существу все то же. Дело только в техническом приспособлении.

— Да, это уже не физика, — коротко согласился Попов.

— Я испробую! — загорелся Скобельцин. — Если позволите. Когда буду демонстрировать, дам сигналы по Морзе. У нас в институте все телефонисты и телеграфисты. Они это оценят. Поймут сразу на слух без перевода. Новый телеграф! Вы ничего не имеете?

Попов покосился на ту сторону реки, где за рябью падающего снега смутно угадывался силуэт башни Адмиралтейства.

— Я думаю, — вдруг ответил он, — если кто-нибудь захочет, то сделает это и без моего спросу.

Прошло три недели после этого разговора, и Скобельцин показывал у себя в Электротехническом институте опыты с лучами Герца, приемник Попова. Он не был связан никакими указаниями, запрещениями и говорил так, как сам понимал значение всего этого, и показывал то, что считал нужным. И что было особенно интересным для его аудитории, именно здесь, в институте.

После первой предварительной демонстрации общего характера он просил своих помощников отнести вибратор от приемника подальше. Нет, не просто в другой конец зала. И даже не в коридор или соседнюю комнату. А совсем подальше. Совсем в другое помещение. Во флигель, стоящий на противоположной стороне институтского двора. На значительное расстояние. За коридоры, лестницы, за каменные стены и дворовые постройки.

Оттуда его ассистент Лебединский посылал разряды вибратора. И оттуда доходили волны, свободно проникая через все преграды. Попадались на удочку выставленной антенны, ударяли в когерер с мелким бисером и звонили в звонок. Отрывистый звон возвещал аудитории, что сигнал принят.

Мало того. Скобельцин, видно, хорошо, внимательно прочитал статью Попова в «Ж.Р.Ф.Х.О.», все ее пункты. И, видно, хорошо понял весь смысл заключительной фразы: «Передача сигналов на расстояния…» И теперь решил продемонстрировать это на свой страх и риск. Там, на вибраторе, Лебединский давал, как они условились, очередь разрядов. Длительные, короткие… Еще и еще, то длительные, то короткие, в разных сочетаниях. А приемник в зале отмечал эти сигналы такой же очередью длинных и коротких звоночков. Дззиннь, дзинь-дзинь…

Прерывистый звон раздавался в аудитории. И все присутствующие, все сидящие тут на скамьях телефонисты, телеграфисты с настороженным вниманием вслушивались в это звонкое дребезжание. Знакомый голос! Так выстукивают телеграфные аппараты или раздается условный писк в телефонных наушниках. Знакомый разговор по азбуке Морзе. Сигнализация! И не надо было тут присутствующим много разъяснять или переводить. Большинство прекрасно ловило прямо на слух все эти дребезжащие точки и тире. Что же — новый телеграф? Телеграф без проводов?.. Гул возбуждения прокатывался по аудитории.

А Скобельцин вновь призывал жестом к вниманию. Слушайте, слушайте!

После нескольких проб в аудитории отчетливо прозвенело. Дзинь, дззиннь, дззиннь, дзинь… Дззиннь, ДЗЗИННЬ, ДЗЗИННЬ… П…О…П…О…

— П-о-п-о-в, — по складам прочитали присутствующие на слух. Им не надо было переводить.

«Попов», — отстукивали там, во флигеле, на ключе вибратора.

«Попов», — отвечал звонок приемника.

Аудитория встала и захлопала. Она аплодировала своему преподавателю, который это показал. Она аплодировала изобретателю, которого здесь не было, но который сделал все это возможным.