Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении[3-е издание]

ЧТО МОЖНО ИЗВЛЕЧЬ ИЗ ОПЫТОВ

Традиционная Кингстаунская регата летом 1898 года обещала быть особенно интересной и многолюдной. Любители парусных гонок еще задолго готовились к решающим дням. «Вся Англия» собиралась провести восхитительные две недели — если под «всей Англией» иметь в виду круг наиболее избранных, знатных, состоятельных. Даже многие события, происходящие в остальном мире, — и нашумевшее дело Дрейфуса, и бегство в Англию французского писателя Золя, ставшего на защиту невинно осужденного, и новый англо-бурский конфликт в Трансваале, и вторжение американских войск на Филиппины — все отступило для многих как-то на второй план перед тем, что сулила регата в Кингстауне. Что там все остальное!..

Недалеко от ирландской столицы Дублин у самой воды расположился уютный портовый городок Кингстаун, против которого на глади Ирландского моря и разыгрывались обычно все действия ежегодных парусных гонок — регаты. Яхтсмены рьяно обсуждали новый покрой парусов и форму киля у лодок. Лучшие портные и портнихи Англии изобретали к этим дням новейшие модные фасоны. Люди, не упускающие никаких возможностей, готовились приобрести в те же дни новые полезные знакомства. Даже волна рабочих стачек в стране воспринималась многими лишь с одной точки зрения: не помешает ли забастовка железнодорожников сбору публики в район Кингстаунской регаты?

Накануне всеобщего съезда, когда атмосфера ожидания накалилась уже до предела, в Дублин прибыл Маркони. С ним — мама Анна и старший кузен Дэвис Джемсон. Их приезд диктовался не тем, что госпожа Маркони захотела повидать свои родные места, а тем чисто географическим обстоятельством, что Дублин находится совсем рядышком с районом гонок. Всего лишь десяток километров до Кингстауна.

Маркони — в редакции крупнейшей дублинской газеты «Дейли экспресс». И его сопровождающий — Дэвис Джемсон. Редактор с удивлением взирает на молодого Маркони. И это главное лицо новой Компании беспроволочного телеграфа?! «Изобретатель чуда века»?!

Редакция дублинской газеты обратилась к Компании с предложением: испробовать новое изобретение для передачи из района гонок. Даже зрители, занявшие лучшие места на берегу и вооруженные трубами и биноклями, не могут уследить за всем ходом состязаний: так далеко уходят яхты. А если сообщать оттуда по беспроволочному телеграфу? Быстро, непрерывно. И немедленно печатать в газете. Какая заманчивая возможность! Доказать практическую ценность изобретения и… поднять, кстати, тираж газеты. «Но этот юноша!» — с сомнением поглядывает редактор.

А юноша говорит. Говорит серьезно, толково. С той энергией и обвораживающей улыбкой, которые были проверены уже не раз за последнее время во многих самых ответственных встречах и беседах. Он ставит условия и требования для проведения опыта. Очень ясные, очень твердые. Требования Компании, которые звучат неизменно как требования его личные.

И редактор невольно смиряется. Он уже готов изменить свой взгляд на юного посетителя. Не такой он, оказывается, простак. К тому же присутствие Дзвиса Джемсона кое-что подкрепляет. Фабрика виски Джемсонов помещается здесь же, в Дублине. А это уже известная гарантия.

— Вы хотите повышенный гонорар? — спросил редактор.

— Я не торгую наукой, — скромно заметил Маркони.

Но только одно условие. Под каждым его сообщением из района гонок газета указывает: передано по телеграфу без проволоки, изобретение Маркони. Вот и все. Ничего больше.

Редактор смотрит совсем благосклонно, отдавая должное инициативе молодого человека. И раз денег не требуется, то почему бы не войти в соглашение? А эту электрическую чертовщину можно перестраховать таким вполне надежным, испытанным средством, как, например, посыльный моторный бот.

Еще одна просьба Маркони: если опыт окажется почему-либо неудачным, газета об этом не распространяется.

— Что вы, что вы, мы не пользуемся неудачами! — воскликнул редактор.

Маркони понял: редактор оставляет за собой свободу действий… в случае чего.

Регата открылась. Две недели подряд избранное английское общество бредило именами победителей, номерами и названиями яхт. И в самые решающие дни дублинская «Дейли экспресс» удивила мир своими экстренными выпусками. Пока множество зрителей на берегу гадало о результатах, вглядываясь в водные просторы, в типографии Дублина уже печатались все подробности гонок — так, будто сам читатель присутствует на морской дорожке, наблюдая, что там в данный момент происходит.

Все это время Маркони сидел на палубе пароходика «Летающий охотник», который плавал в районе состязаний. Сидел около передатчика и, стреляя искрами разрядов, посылал точные сведения на берег. Приемная станция находилась в Кингстауне. Оттуда воздушные депеши передавались в Дублин по обычной проволоке в редакцию.

Вначале что-то не ладилось. Проклятые аппараты, несмотря на превосходную отделку, упрямо отказывались работать. Напрасно Маркони стучал ключом — передачи не получалось. Рядом стояла мама Анна и твердила:

— Надо еще. Попробуй. Надо еще…

А когда он остановился в полном отчаянии, она прошептала только:

— Посмешище!

И то ли этот материнский призыв, то ли воспоминание о лице редактора, когда тот говорил: «Мы не пользуемся неудачами», заставило его опять взяться за аппаратуру, пробовать еще и еще. Наконец он нашел, в чем неисправность, и передача установилась.

Никогда дублинский редактор не мог рассчитывать на такой успех. Остальные газеты были посрамлены, печатая устаревшие сведения. Тираж «Дейли экспресс» резко подскочил. А под бюллетенем регаты было жирно отпечатано: «Изобретение Маркони».

Всюду его имя произносилось наряду с наиболее знаменитыми гонщиками. Популярность, признание! Даже кабельные компании должны были хотя бы временно прекратить свои нападки. Журнал «Электришен» уже писал: «…Это замечательное событие несомненно знаменует начало быстрого развития беспроволочного телеграфа в ближайшем будущем». Журнал должен был смириться с тем, что на свете существует и действует Маркони.

Курс акций новой Компании беспроволочного телеграфа и сигнализации неуклонно повышался. Общее собрание пайщиков в тот год проходило под знаком обещаний и надежд. Деятельность Маркони требовала все более крупных вложений. Капитал Компании удвоился. Двести тысяч фунтов! Два миллиона рублей!

— Мы провели с толком это лето, — сказал Маркони своему кузену. — Разве можно извлечь больше из опытов?

— Мы провели, кажется, удачно это лето, — сказал Попов своему ассистенту. — Все, что было намечено.

В этот год были повторены испытания на кораблях. Новая аппаратура. Кое-что из Минного класса, кое-что из кронштадтской мастерской лейтенанта Колбасьева. И, наконец, приборы, заказанные еще в прошлом году в Петербурге и прибывшие с большим запозданием. В общем, с бору по сосенке, но все-таки уже что-то более основательное.

Как всегда, опытов была проделана целая гора, с бесчисленными повторениями.

— А что мы можем из них извлечь? — спросил Рыбкин, останавливаясь.

— Кое-что можем… — отозвался Попов. О собственных результатах он предпочитал говорить сдержанно.

Он всегда стремился извлечь что-то из опытов. Не простое достижение дальности, а какие-то данные, факты, которые позволили бы полнее и глубже понять то, с чем имеешь дело. Пища для обобщений.

Они прогуливались сейчас вдвоем по краю гранитной набережной, откуда начинались предварительные испытания. То было весной. А сейчас уже стояла глубокая осень. Но вдруг выпало несколько мягких золотистых дней, как бывает иногда среди осеннего ненастья, — и хотелось этим воспользоваться, проститься с последним подаренным теплом… и поговорить о том, о чем они никогда не уставали говорить друг с другом.

— Аппараты проверку выдержали, — сказал Рыбкин. — Ваши предположения подтвердились, Александр Степанович.

— Некоторые подтвердились, — сказал Попов.

— А вибраторы… — напомнил Рыбкин.

Да, с вибраторами получилось очень интересно. Они заготовили на этот раз для всесторонних испытаний разные виды вибраторов — с разрядниками разной формы и разных размеров, — и оказалось, что ни форма их, ни размеры не играют существенной роли, как считалось раньше, для силы излучения. Главное в том, как возвести антенну. Отсюда важный вывод: можно не делать таких громоздких вибраторов, строить станцию отправления гораздо более простой, компактной.

Александр Степанович всегда считал особой заслугой любого эксперимента, если все то же самое можно получить более простыми средствами. Внушительная сложность никогда его не привлекала. Поэтому он сейчас словно выискивал, чем бы ему быть недовольным.

— А все-таки антенна… Наплели мы с вами сеть, как пауки.

Увлечение сложной, громоздкой антенной ему положительно не нравилось. У Маркони — какие-то гигантские корзины. У них — целая паутина, натянутая на корабельных мачтах, через клотики и по концам рей. Правда, передача становилась более отчетливой. Но Александр Степанович продолжал с сомнением покачивать головой.

— Душа не принимает, — улыбнулся он.

Он все время возвращался к мысли о самом простом. Просто вертикальный стержень, достаточно высоко поднятый и хорошо уединенный от всяких металлических соседей. Это свое предположение пытался он тут же подкрепить теорией. Механизм возбуждения колебаний в простом вертикальном проводе.

— Знаете, по аналогии… Как в закрытой органной трубе.

И тут же, остановившись, чертил прутиком на земле формулу. Числовая зависимость между длиной антенны и длиной волны. Оружием математической физики отстаивал он свою идею простого вертикального провода.

— История с маслом — хороший нам урок! — говорил он в подтверждение.

Да, это был поучительный случай в их опытах. Масло в вибраторе. С легкой руки профессора Риги, учителя Маркони, все исследователи и конструкторы помещали шары разрядников вибратора в сосуд с маслом. Считалось, что так вибратор работает лучше. Так они и сами делали, Попов и Рыбкин. Но вот во время летних испытаний на одном из кораблей разбился случайно стакан с маслом. Беда! Хоть останавливай опыты. Но была не была — решили пробовать: а что будет, если без масла? И что же! Вибратор действовал все так же. Работа его нисколько не ухудшилась. Без масла.

— Мы сами не знаем, сколько мы еще накручиваем лишнего, — говорил Попов.

Рыбкин смотрел на оживившееся лицо учителя, увлеченного обсуждением опытов, желанием доказать свою мысль. Казалось, нет сейчас ничего больше, кроме этого неожиданно мягкого осеннего дня над невозмутимой гаванью, и их беседы на ходу с легкими пререканиями, и этих красиво распластавшихся на сверкающей глади кораблей, с которыми у них обоих сейчас так много связано. Нет ничего, кроме этого чистого желания добыть из опытов нужные истины, добыть ради общей большой пользы. Нет корыстной суетни вокруг, нет смутных тревожных сомнений.

Рыбкин находил всё новые причины быть довольным. Им удалось в завершение наладить двухстороннюю связь. Две одинаковые станции: одна на крейсере «Африка», другая на транспорте «Европа». Каждая могла и посылать передачу, и принимать. Настоящая двухсторонняя телеграфная связь. И обученные телеграфные команды из офицеров и матросов. И уже не опытная сигнализация для проверки аппаратуры, а подлинно практическое телеграфирование, обмен служебными депешами. В обе стороны. С записью на телеграфную ленту. Сто тридцать шесть служебных телеграмм! Рыбкин произносил эту цифру, как самый превосходный рапорт.