Арка в скале

Глава 8

Сначала экспедиция направилась дальше вдоль берега реки против ее течения. Они оставили позади пещеры, в которых успешно обустраивались колхозники, и пошли по каменистому берегу. Слева от них тянулись невысокие скалы, по виду ничем не отличающиеся от скал родной Карелии. А справа бежала речная вода. Течение ее не казалось слишком быстрым, но оно и не было слишком медленным. Причем, речное русло перед излучиной расширялось метров до пятидесяти. Изгиб береговой линии указывал на то, что река дальше образовывала излучину, в середине которой имелся обширный полуостров.

— Надо бы первым делом исследовать этот меандр, — произнес совсем не старый еще ученый, которого назначил в экспедицию в качестве научного руководителя профессор Игнатов, представив сельским охотникам, как своего ассистента и кандидата геолого-минералогических наук Виталия Покровского.

— А что это за меандр такой? Мы люди простые. Таких мудреных слов не ведаем, — сказал ему охотник Григорий Шандыбин.

Виталий объяснил:

— Так, это я про излучину речную говорю. По-научному меандром называют. Надо бы сначала нам исследовать этот природный объект, хотя бы потому, что место удобное, на возвышении, а если населенный пункт организовывать соберетесь, то и обороняться будет удобно, потому что речная вода с трех сторон. Вот только предстоит узнать, какой ширины перешеек. Если достаточно узкий, то можно или стену построить, или рвом перекопать.

Перед тем, как отправиться в этот поход по незнакомой местности, Виталий попросил у старшего лейтенанта показать снимки, сделанные с беспилотника. Потому Покровский так уверенно говорил о меандре, определив его по одному только речному изгибу. Другого такого изгиба в этом направлении и на этом расстоянии от пещер просто не имелось. Покровский шел впереди, облаченный в новенький синий комбинезон, штанины которого были заправлены в высокие ботинки-берцы. У Виталия ничего с собой не было, кроме полиэтиленового пакета и собственного смартфона. К счастью, когда начинали эксперимент с артефактом, профессор Игнатов заставил всех участников оставить мобильные телефоны за пределами лаборатории в раздевалке. И это решение потом сослужило им очень хорошую службу.

Когда произошел неконтролируемый выброс энергии, и исследователей артефакта в полном составе закинуло непонятным образом голышом на берег реки, ни один смартфон не пострадал. А попросить бойцов сбегать в раздевалку и принести гаджеты ученым ничего не помешало. И теперь Виталий с большим удовольствием фотографировал все необычное, что попадалось на пути в неизведанном мире. А еще он пытался собирать образцы минералов, используя в качестве тары для их временного хранения тот пакет из полиэтилена, в котором ему со склада принесли новенький комплект одежды. Впрочем, поскольку собирал он пока только маленькие камушки, объема и прочности пакета должно было хватить.

— А что это за такой прозрачный мешок у вас, товарищ ученый? Да и фотоаппарата эдакого плоского с цветным стеклом я отродясь не видывал. Какая интересная вещица! — пробормотал Василий Егоров.

— Не положено, Вася, о таких вещах спрашивать. Это же, наверное, закрытые разработки. Не забывай, что полигон тут очень секретный, — осадил любопытного односельчанина Сергей Терентьев, который числился в колхозном партактиве.

— Да, разумеется, — сразу же подхватил эту мысль Покровский, который совсем не собирался прямо сейчас объяснять колхозникам из сорок первого года, что представляет собой мир двадцать первого века. Да и профессор Игнатов предупредил его, отправляя в экспедицию, чтобы постарался не болтать лишнего.

Между тем, любопытный Василий, который воевал в империалистическую в роте пластунов, а потом в гражданскую заделался красным стрелком, внимательно рассматривал снаряжение обоих бойцов, которых отправил вместе с ними старший лейтенант. Эти двое были одеты в необычную камуфляжную форму. Их куртки и штаны вместе с такими же высокими ботинками на шнуровке, как и у ученого, совсем не походили на привычное облачение бойцов Красной Армии. Никаких тебе галифе, гимнастерок и сапог. Да и нашивки у обоих парней отличались странностью. На них имелись непонятные знаки и было написано: «Войска РХБЗ, вооруженные силы России». И даже никаких красных звездочек не пришито нигде. Виднелась только зеленая звездочка на кокарде странного головного убора, подозрительно напоминающего кепку-фрицевку, только тоже в камуфляжной расцветке. И ничего про Советский Союз не сказано. Мало того, еще и на плечах у этих непонятных бойцов имелись самые настоящие погоны, только тоже зеленые. А уж оружие и вовсе какое-то неизвестное им выдали, автоматы какой-то необычной конструкции с кривыми магазинами. Василий все-таки не выдержал и спросил сержанта:

— А что это у вас Россия написано на шевроне, а не СССР? И почему на нашивке значатся вооруженные силы России? Или вы какого-то республиканского подчинения? Тогда почему не РСФСР там написано?

— Так, мы же в России. Карелия по-вашему где? — сказал высокий парень по имени Роман.

— В Советском Союзе, — проговорил Егоров.

— Да нет же! Карелия в России находится, — сказал сержант.

— Так, Россия же входит в состав СССР! — настаивал Вася.

На помощь сержанту быстро пришел Покровский, сказав:

— Давайте не будем спорить хотя бы из-за географии нашей Родины. Думаю, тот факт, что Карелия находится именно в России, а ни где-нибудь в Грузии или в Казахстане, устраивает всех?

Но, въедливый Егоров продолжал гнуть свою линию:

— А почему красных звездочек на форме у этих бойцов не видно? Да и погончики у них какие-то непонятные вместо петлиц, прямо как у беляков!

— Ну, что ты пристал к ребятам, Василий? Сказали же тебе, что полигон секретный. Да и форма у бойцов, значит, тоже секретная, экспериментальная. Для маскировки. Неужели непонятно? — вмешался партийный активист Терентьев.

— Да. Это на нас полевая форма нового образца, — подтвердил сержант, не соврав.

Вроде бы Василий Егоров немного успокоился, но все равно продолжал посматривать на сержанта косо и с подозрением. Сержанту-контрактнику Роману Ануфриеву, в сущности, было наплевать на то, что думает о нем немолодой человек из прошлого века в залатанном пиджачке и с ружьишком за спиной. Просто Роме не хотелось попусту спорить с этим мужиком из-за всякой ерунды. Ануфриев и без того уже крепко поспорил со старшим лейтенантом Сашей Костюкевичем, чтобы выпросить для себя и для ефрейтора Зимина возможность пойти в экспедицию, сняв костюмы химзащиты.

На новой территории, куда они попали через взорванную лабораторию под скалой, было жарко, стояло настоящее лето, яркое солнце висело в ясном небе, а старлей все тянул с разрешением бойцам снять тяжелое и совершенно лишнее облачение. Правила службы, видите ли, требовали. Да положить на них! Радиации, которой поначалу так опасался старлей на новой территории, почти не имелось. Замеры в скалах показали значения лишь совсем чуть-чуть выше нормы. Ну, подумаешь, слегка фонит от гранита. Так и в Питере тоже фонит этот камень немного. И ничего страшного, отделывают им здания. Ну, неужели непонятно, что раз жирные вороны летают и огромные медведи гуляют, то и для человека опасностей в здешней окружающей среде нет? Да и людей возле реки полно, как оказалось. И ни на одном гражданском никаких защитных средств не надето. А многие из них и вовсе босиком ходят прямо по камням.

Впрочем, в результате спора с настойчивым сержантом старлей все-таки сдался и разрешил им с ефрейтором перед выходом экспедиции переодеться в более легкую снарягу. Еще старлей предупредил, что местные начнут задавать много вопросов, и что лучше в разговоры с ними не вступать. Вот только Костюкевич сразу не объяснил, что здесь, оказывается, проживают люди из СССР времен начала войны с немцами. Да и вообще, странное оказалось место.

Когда ему и ефрейтору приказали прибыть в распоряжение старшего лейтенанта Костюкевича, Роман сразу обратил внимание на разницу во времени с разных сторон от арки в скале, пробитой взрывом. Да и разница температур была существенной. А тут еще и каких-то пленных немцев, словно прямо из исторического кино, провели мимо них под дулами автоматов ребята из взвода лейтенанта Кравченко. И стало понятно, что неудачный эксперимент вызвал не только взрыв в лаборатории, а и прорубил само время. Такое происходило до сих пор только в книжках про попаданцев. А тут уже, получается, что и отечественная наука до такого дошла. Так что Ануфриеву хватало впечатлений в этот день, чтобы не переставать удивляться.

Они прошли уже больше километра вдоль реки, когда Покровский первым обнаружил узкий распадок в скалах, который давал возможность забраться наверх по трещинам. И они начали неспешный подъем. На крутых скальных боках не росло ни травинки, но поверху зеленел кустарник подлеска, а дальше от края обрыва стояли деревья смешанного леса. Скалы не отличались какой-то запредельной высотой. Но и те двенадцать-тринадцать метров, которые отделяли их подножия от вершин, преодолеть оказалось совсем нелегко. Ведь никакого альпинистского снаряжения у них не имелось.

Кое-как забрались на гребень береговой возвышенности. Выяснилось, что скалы сверху покрывал довольно приличный слой почвы. Экспедицию сразу встретил густой колючий кустарник. Сходу наткнулись на заросли дикой ежевики с шипами, через которые пришлось продираться осторожно, чтобы не расцарапать лица. Преодолев кусты, вышли прямо на бурелом, громоздившийся посередине поляны, заросшей кустарниками. Еще какое-то время потратили на то, чтобы перелезать через толстые подгнившие древесные стволы, покрытые мхом, или обходить их. Покровский сразу обратил внимание, что поваленные деревья совсем не характерные для Карелии двадцать первого века. Стволы принадлежали самым настоящим дубам. Похоже, несколько лет назад ураган повалил на этом месте целую дубовую рощу. Старые деревья не выдержали силу ветра, погибнув, но молодая дубовая поросль уже уверенно пробивалась вокруг них.

Лес, в который углубились путешественники, оставив за спиной следы бесчинства бури, выглядел абсолютно другим, совсем не таким, каким казался издалека от уреза речной воды. Верхний ярус крон состоял из вязов и кленов, берез было мало, а то, что принимали издалека за елки, вблизи оказалось лиственницей. Из хвойных попадались еще и самые настоящие кедры. Огромные и разлапистые, наподобие знаменитых ливанских. Подлесок, помимо ежевики, радовал дикой смородиной, малиной и даже орешником. Повсюду цвели разноцветные цветы и гудели крупные пчелы. Ползали разнообразные жуки. А вот комаров и мошкары, к счастью, пока не попадалось. Может быть из-за того, что до болот еще не дошли?

В ветвях перелетали и общались между собой трелями птицы разных размеров и расцветок. Вот только Покровский совсем не был силен в орнитологии, чтобы оценивать их видовое разнообразие, хотя пернатых в этом лесу летало навскидку гораздо больше, чем в тех карельских лесах, в которых бывал Виталий до этого. Он просто старался побольше фотографировать. А потом уже можно будет показать фотографии специалистам, чтобы оценили по достоинству всех представителей флоры и фауны. Животных тоже хватало, но люди так громко продирались сквозь кусты, что звери при их приближении удирали. Все же удалось увидеть кого-то довольно большого, похожего издали на жирного барсука, который юркнул в кусты, и многочисленных маленьких зверьков, похожих не то на зайцев, не то на кроликов, которые разбегались буквально из-под ног. Покровский вспомнил, что таких, кажется, называли гиполагусами.