Последние ратники. Бросок волка

8. Химическое оружие (начало)

Что такое погреб, Яков за время житья-бытья в варварских краях узнал давно. Теперь ему стало известно и назначение поруба. По сути, то же самое место, только для людей. А человек, он ведь не кусок копченого окорока и не жбан с медовухой — его не жалко. Потому особенно мудрствовать над обустройством узницы люди, выкопавшие яму, в которой он сейчас сидел, не стали. К сырым земляным стенам прикасаться было противно — на ощупь их словно вырезали в чреве какого-то исполинского слизня. Пол являл собой не лучшее, чем стены, удобство. А если учесть, что выводить до ветру его никто не собирался, то справлять нужду приходилось там же, где спать и есть. Книгочей очень надеялся, что стоящая здесь вонь исходит от самого поруба, а не от его ужасающе вымаранной нечистотами одежды. За дни заточения с ног до головы вываленное в грязи тело нещадно зудело и чесалось.

А когда в голову полезли мысли о невозможности дальнейшего нахождения в одиночестве, местные божки — словно только того и ждали — подкинули компанию.

В прямом смысле.

Крышка, перекрывающая выход на поверхность, распахнулась, и он успел только вскрикнуть. С высоты на него рухнуло что-то большое и очень тяжелое. Воздух из груди вырвался с коротким всхлипом, кости жалобно скрипнули. А нежданно-негаданно навалившаяся туша вдруг разразилась потоком брани.

Но неприятные подарки, валящиеся сверху из какого-то взбесившегося рога изобилия, на том не прекратились. Будто монашку не хватило первого тяжеленного тела — следом за ним в поруб сбросили второе. Книгочей понял, что, должно быть, чувствует муха, когда ее прихлопывает людская длань. Из горла вырвался уже даже не всхлип, а какой-то мышиный писк. Размазанные по хребту и ребрам легкие не могли хватануть даже самую малую толику воздуха.

— Слышь, Ромей, кажись, я тут кого-то придавил, — донесся до яшкиного слуха сдавленный голос распластавшегося на нем знатока бранных слов. — А тут ты еще сверху прилетел.

— Я-то что? Вот Котел сейчас…

В следующий миг аналитику показалось, что на него рухнул целый дворец базилевса, раздавленный свалившимися сверху небесами. Дыхание из него вылетело, как кошка из псарни.

Несколько мгновений монашек не мог понять, где он, а затем, когда немного пришел в себя — открыл он глаза, или еще нет. В этакой темени разницы не ощущалось. Первая мысль, пришедшая в гудящую еще голову, была на удивление спокойной: «Что-то часто из меня в последнее время сознание выбивают. Не привыкнуть бы».

Грудь докучливо ныла, каждый вдох сопровождался хоть и острой, но все же терпимой болью. Настоящие же неудобства причиняли твердые пальцы, крепкие и беспощадные, как наконечники стрел, требовательно шарившие по ребрам.

— Целы кости, — произнес их обладатель, обращаясь к кому-то в темноте узницы.

— Точно? — донесся в ответ раскатистый командный голос. — Тут и так воняет, не хватало еще с мертвяком поруб делить.

— Точно.

— А в себя пришёл?

В этот же миг яшкино лицо ожгло резкой болью. Хлопок пощечины в тесноте поруба прозвучал оглушительно. От неожиданности монашек взвизгнул тонким бабьим голоском.

На короткое время в подземелье повисла тишина.

— Девка, что ли? — теперь в незнакомом голосе командный тон сменила неуверенность.

— А хрен его знает. Вроде как в сарафане…

— Так ты ребра только что проверял. Ничего там на них… не нащупал?