Волчина позорный

Во дворе он почти слово в слово повторил то, что объяснял Малович.

– Да у меня других полно. Не хуже, – улыбался «кум»

– Вот полно-то оно полно. Только пять «мокрух» ваших Малович моментально раскрыл и как раз эти ребята у тебя опять на баланде сидят. А те два не может даже Малович добить до конца. Вот это, понимаю, профессионалы. И потом, Федорович, я ж не по таксе плачу. Лучшим, да за очень мне нужное дело – втрое гонорар выше.

– Короче, один их них – Дед. Он седой. Второй – Цапля. Длинные ноги, нос горбом, картавит. Завтра надо?

– Да не горит. Можно хоть на той неделе, если заняты.

– Хорошо. Давай послезавтра. В парке возле тира. В девять вечера. Как они тебя узнают? – Серебряков снял фуражку. Жарко было на улице.

– Голубая рубаха, белые брюки. В руках «авоська» с яблоками. На голове летняя соломенная шляпа серая, а перед полями шляпы спереди надпись «Помню Черное море» Других таких не будет. Могу темные очки нацепить для понта.

– Во! – сказал «кум» -Вечером в очках ты один и будешь. Деньги после дела сам принесёшь?

– Так ясное дело. Сумма-то ого-го! Не всем доверишь.

И они попрощались, разошлись. Русанов пошел к жене и часто останавливался. То шнурок по-другому завяжет, то камешек вытряхнет из туфля. И смотрел назад да по сторонам. Никого не было вообще. Ни машин, ни людей. Супруга приняла его молча и до приезда Маловича ни слова не сказала. Да и Русанов не лез на рожон. Вечером приехал Шура, отвёз Русанова к себе домой и они подобрали весь реквизит. На шляпе написали химическим карандашом.

– Яблоки сам куплю перед походом в парк. Базар до восьми работает. Погуляю час, – Малович ещё раз перебрал всё, что должно быть на нём, авоську выбрал яркую, оранжевую, и всё добро затолкал в маленький чемоданчик.

Полтора дня ползли как тучи без ветра. Тяжело и медленно. В семь часов вечера послезавтрашнего дня Шура приоделся в нужные шмотки и стал похож на выпивающего инженера института «Госстройпроект». Он отвёз Алексея Ивановича к жене, потом из автомата позвонил Тихонову и напомнил, чтобы он время не перепутал – четыре утра. Потом он купил яблок и по разным улицам пошел в сторону парка. В девять ещё не смеркалось. Кустанай стоит на большом, длинном и широком холме. Солнце прячется позже, чем в горных местах. И бандюганов Шура увидел раньше, чем они его. Они сидели метров за пятьдесят от тира на скамейке и внимательно смотрели, кто тёрся вокруг и неподалёку от тира. Подозрительных, вроде бы, не заметили. Малович встал спиной к углу тира. Достал из «авоськи» яблоко вытер его о голубую рубашку и отгрыз большой кусок. Подошли урки.

-Ты работников на стройку ищешь? – сплюнул вбок седой.

– Ищу, – кивнул Шура.

– Расценки с бригадиром пригладили? – мрачно спросил длинный.

Шура радостно закивал головой: – Цена хорошая. Сговорились.

– Ну, тогда вон на ту скамейку пошли сядем, – Седой взял Маловича за плечо, как друга старого и повёл. Длинный шел сзади и глазел по сторонам. Там над лавочкой фонарь включили.

Сели.

– Ну, погнали, – длинный достал записную книжку и ручку. – Адреса давай, где надо строить.

– А когда можете начать? – скромно поинтересовался Малович. – Я всё на завтра уже приготовил.

– Да по хрену. Хоть сейчас. Времени пока достаточно, – Седой засмеялся.

– Завтра в восемь тридцать утра не рано будет? – Александр Павлович просительно глянул седому в глаза. – В прошлом году вы у двух моих друзей на Чехова, сто двадцать и на Космонавтов, шестьдесят четыре дома ремонтировали. Такие отзывы о вас отличные!

– Я – Дед, – протянул руку седой, а это Цапля. Ну, давай адреса.

– Уральская, сто тридцать два. Это первый. Вот фотография хозяина дома, – и майор передал снимок Вовы Тихонова. – А это Ташкентская, сорок один. Вот фотография того, кто хочет ремонт сделать. – Шура передал карточку холостого старшины, который согласился сделать в своём доме засаду.

– Лады, завтра в восемь тридцать Цапля начнёт работать на Ташкентской, а я в это же время на Уральской. Расплатишься с бригадиром сразу, как закончим ремонт.

Шура заехал и к Тихонову, и к старшине, сообщил время. Сказал, что Володя может взять у полковника подмогу.

– А мы со старшиной сами, – Малович погрозил зачем-то Тихонову пальцем и поехал домой. – Интересно, будут они сверяться завтра по адресам? Не подстава ли дома эти? Но Вовин дом записан на отца. Отец – рабочий «Тяжстроя». Дом молодого старшины тоже на отца оформлен. Батя у Васи – ветеринар на птицефабрике. А кого надо грохнуть – фотографии никому не известные. Ни Тихонова, ни старшину бывшие зеки не знают наверняка. Риск есть, но один процент из ста. Вот ведь Маловича не узнали. А он в городе фигура позаметнее Володи Тихонова.

Ночью никто не спал. Тихонов Маринку с дочкой отвёз к её сестре и до утра читал книгу. Родители старшины жили пятый год в деревне Знаменской. В четыре утра Володя забрал бухгалтера, убедился, что никто за ними не ехал и отвёз его в милицию. А Серебряков знал от своих наблюдателей, которые «пасли» бухгалтера до трёх ночи и с шести утра, что Русанов дома и никуда не выходил. В восемь тридцать утра Малович услышал стук калитки. Глянул в щель между косяком и оконной занавеской. К двери сеней дома шел длинный горбоносый Цапля. В руке за спиной он держал «ТТ». Шура из комнаты не вышел, а старшину вообще отправил через окно на улицу.

– Ну, товарищ майор… – заныл Вася.

– Бегом, мля! Не война. Много народа не надо. Вылетай одним прыжком!

Сначала открылась дверь сеней и в полумраке, поскольку лампочки в сенях не было, Цапля наощупь нашел дверь. Пнул её от себя и в открытое пространство выстрелил для неожиданного создания страха у хозяина, от которого он каменеет, после чего шагнул вперед.