Удачный сезон

Глава седьмая

– Мам! – негодующе взвизгнула Таисия, начисто позабыв о том, что мать не переносит криков. – Да что со мной будет? Там же полно народу! И менты, наверняка, есть после случившегося.

Лидия Степановна, скрестив руки на груди, холодно смотрела на покрасневшую от гнева дочь. Точно мраморная статуя, она застыла на пороге, подперев спиной закрытую дверь, будто пытаясь этим самым показать, что выйти из дома можно только через ее труп.

– Таисия, моя дорогая, – тоном, которым обычно говорят со слабоумными, заговорила учительница. – Не нужно повышать голос, это отвратительно. Ты же должна понимать, что…

– Что понимать, мама? – перебила девушка, что позволяла себе крайне редко. Или почти никогда. – Я отдыхать вообще-то сюда ехала, купаться! Июль на дворе! Я же весь год этого ждала…

– Таисия! – не выдержав такого напора от своей обычно послушной дочери, прикрикнула женщина. Не ожидала она, что та взбунтуется в сложившейся ситуации. Это ведь так легкомысленно. – Что на тебя нашло? Ты ведь умная девочка.

– Девочка? – простонала Таисия, ероша волосы. – Мне двадцать, ты не забыла? И я сама могу решать, куда мне ходить.

Лидия хмыкнула. Малокровные губы искривились в неестественной, больше похожей на гримасу улыбке. Ее душила обида. Так неприятно, что дочь, всегда проявляющая понимание и уважение, на этот раз так наплевательски отнеслась к материнской заботе. Когда какой-то зверь убивает бедных девушек, любой нормальный человек должен думать о своей безопасности. Но Таисия, всегда такая разумная и спокойная, просто потрясла ее. Купаться, видите ли, ей надо! Об отдыхе весь год мечтала!

– Что за крики? – послышался из-за двери знакомый голос. – Лидочка Степановна, у вас все нормально?

Лидия резко выдохнула, сбрасывая тем самым пар, готовый вот-вот обжечь.

– Галина Петровна, – с привычным бесстрастием отозвалась она, открывая соседке дверь, до того так тщательно охраняемую от дочери. – Все хорошо. Просто Таисия…

– Теть Галь! – снова перебив мать, взмолилась девушка. Глаза ее блестели от слез. – Ну скажите вы ей, чтоб отпустила меня на речку! День же, да и менты…

Глаза Лидии вспыхнули, лицо вытянулось и побелело. Что за словечки!.. Еще на людях не хватало такого позора. Почти не разжимая губ, она процедила:

– Таисия, что ты себе позволяешь…

При виде этой стычки Галина несколько стушевалась. Видеть соседку в таком бешенстве за десять лет знакомства ей не приходилось. Как и Таю с искривленной слезами мордашкой. Галина всегда считала, что девочка вся в мать, то есть неспособная ни на какие переживания ледышка, хоть и вела себя всегда приветливо и мило. Сейчас же, глядя на заплаканное, красное от негодования и обиды лицо, она почувствовала прилив симпатии к девчонке и впервые задумалась, каково это – быть дочерью такой бесчувственной и до ужаса правильной женщины, как Лидия. Несладко, поди. Особенно когда Тая стала взрослой. Да и в детстве, наверное, не особо весело было. Все Таисия, Таисия, даже ласково никогда не назовет.

– Лида, – как можно дружелюбнее обратилась она к смотревшей сычом соседке, – дела, конечно, жуткие творятся, у меня у самой сердце каждый день теперь болит. Но молодым-то молодое, сама понимаешь. Им на месте сидеть в такую погоду – сущая пытка! Ко мне вот Володька мой приехал, Тая не говорила? Так пусть бы ее и сводил на речку, сам прогулялся бы заодно. А то сидит сиднем, книжки свои листает, когда на огороде дел нет.

Тая шмыгнула носом и с недоверием посмотрела на мать.

Лидия молчала. Уступать очень не хотелось, но и выглядеть в глазах соседки старой дурой – тем более. Пальцы крепко сжали локти.

– Хорошо, пусть, – нехотя выдавила она. Тая же, чтобы не упустить удачу, быстренько побежала к себе в комнату, на верхний этаж, переодеваться. Слезы ее моментально высохли, будто их и не бывало.

Мать проводила дочь прохладным рыбьим взглядом. Потом обратилась к Галине:

– Я знаю, Владимир серьезный парень, но как мать у матери прошу: пусть он ни на шаг не отходит от Таисии, Галина Петровна. Ни на шаг.

От вкрадчивого бесцветного голоса Петровну чуть покоробило, но она согласно закивала. Потому что в глубине души хорошо понимала Лидию.

Когда сияющая Тая в шортах, маечке и с пляжным полотенцем на плечах вышла на крыльцо, Вова уже топтался там. По его виду хорошо было заметно, что он нервничает. Наверное потому что мать взвалила на его плечи опеку над совершенно незнакомой девицей, предположила девушка. Охраняй, мол, сынок, ведь у нас по дачам и днем маньяки шастают. А может, волновался парень просто потому, что был, как говорила теть Галя, сама замкнутость. В свои двадцать восемь у него и девушки никогда не было. Тая ни за что на свете не поверила бы, что здоровенный красавчик, коим являлся Владимир, может быть обделен женским вниманием. Но встретив осторожный, чуть ли не испуганный взгляд, передумала.

«Хороша охрана, – мысленно улыбнулась она. – Сам-то чем не маньяк?»

А вслух громко и приветливо сказала:

– Ну привет, охранник. Я Таисия, твоя подопечная. Рада познакомиться.

Вова лишь вяло улыбнулся, глядя на высокую хорошенькую девушку спортивного сложения.

– Привет. Будем знакомы. Владимир. – Он протянул было руку для пожатия, но, сообразив, что перед ним дама, поспешно опустил ее.

– Вовка, значит? – подмигнула девушка, подходя ближе и без смущения вглядываясь в незнакомое и какое-то мрачное лицо. – Так вот: расслабься и не грузись, Вовка, мне и матери хватает. Я не кусаюсь. Хотя… Ам! – Она резко обхватила обеими руками его локоть, скорчив при этом хищную гримаску, отчего парень чуть не поперхнулся, а потом довольно хихикнула.

– Тоже мне, охранник! Ну ладно, извини, – добавила она, видя, что Вовка тушуется так, что вот-вот плюнет на наказ матери и уйдет, оставив тем самым ее без купания. – Шуток ты, походу, не понимаешь. Пойдем тогда купаться. Плавки-то не забыл надеть?

– Нет, – угрюмо буркнул парень, пытаясь расслабить камнем напрягшиеся от непривычного женского прикосновения мышцы.

И они не спеша пошли в сторону леса, за которым ждала благостная прохлада реки.

Тихо шуршал под ногами гравий. Едва уловимый теплый ветерок лениво ласкал разогретые солнцем тела. Вовин локоть легко и ненавязчиво держали влажные от жары девичьи пальцы. От зноя и тиши, которые способна подарить лишь далекая от города природа, мозг млел, успокаивались нервы, теплело где-то глубоко в груди. Не хотелось думать ни о чем, хотелось просто идти и идти вот так, по хрустящей, источающей впитанное от солнца тепло дорожке, слушать пение птиц в яблонях и вишнях, полной грудью вдыхая целительное лето.

– Странно, – заговорила вдруг девушка мягко, будто задумчиво. – Сколько сюда приезжаю, а тебя не встречала.

Вова обратил к ней осторожный взгляд, пожал плечами.

– Я здесь нечасто бываю.

– Что так?

– Ну… – Вова неопределенно махнул рукой. Под его кроссовкой хрустнула сухая веточка. – Если ты знаешь мою маму, то догадаешься. Мне с ней, как вырос, трудновато стало общаться.

Помолчав немного, Таисия сказала:

– Мне кажется, все матери одинаковы. Что теть Галя, что моя маман, что сотни других.

– Почему ты так думаешь? – искренне удивившись, чуть приостановился парень. От таких разговоров неловкость от столь близкого присутствия девушки как-то незаметно сгладилась.

– Да потому. Вот скажи: от чего именно у вас с мамой напряг? Только честно.

Лицо Владимира чуть потемнело. Как будто солнце его души закрыло облако.

– Я тебя совсем не знаю, – с неохотой признался он. – Уместна ли такая беседа?

Девушка повернулась к нему, заглянула прямо в глаза.

– Я отлично понимаю, что вопрос нетактичный. Если хочешь, не отвечай.

Владимир сжался, но взгляда не отвел. И тут увидел – или, скорей, почувствовал, – что если ответит сейчас, то что-то изменится в его жизни. Что-то очень важное. Или сама жизнь.

– Она… производит хорошее впечатление, правда?

Видя, что Вова явно ждет ответа, Таисия кивнула. Тогда парень продолжил, тихо и серьезно:

– Не все люди соответствуют тому впечатлению, которое производят. К таким и относится моя мать. Посмотришь на нее – самая обычная женщина: болтливая, прилипчивая, суетливая, но в целом добродушная, приятная даже. Простоватая. Но я-то точно знаю, чего от нее можно ожидать. В детстве она колошматила меня по поводу и без повода. Говорила, что пацанов – а нас у нее трое сыновей – воспитывать нужно, а без ремня в этом деле никак. Тем более, без отца мы жили. Но это не самое плохое. Полстраны ведь выросло под страхом получить ремня. Многие даже этим очень довольны и благодарят родителей за строгое воспитание, без которого они, конечно же, стали бы никчемными. Плохо то, что мать совсем не воспринимала меня как личность. Да и сейчас, быть может… А ведь каждый человек в первую очередь – личность. Даже несмышленый малыш. И с личностью нужно считаться. Когда мальчишки, в том числе и мои братья, играли во дворе в футбол, мать заставляла меня из пластилина лепить, представляешь? Кто-то ее надоумил, что мне мелкую моторику развивать нужно, чтобы мозги хорошо работали. Как будто я отличался особой тупостью от братьев. А когда я, обозлившись, вылепливал задницы и пиписьки, лупила меня до синяков. Когда пацаны гонялись за девчонками и учились курить, меня на танцы записали. На танцы!.. Пластика у меня, как учитель какой-то ляпнул, «подавала надежды». Думаю, продолжать необходимости нет.

Вова умолк, сверля напряженным взглядом землю. Локоть под пальцами девушки ощутимо дрожал.

«Теперь понятно, почему он такой нелюдимый», – с грустью подумалось Тае.

Деревья стали чаще, а воздух – свежей и прохладней. Молодые люди почти дошли до берега.

– Моя мать тоже не сахар, – нарушила затянувшееся молчание девушка. – Может, теть Галя тебе рассказывала…

– Нет. Да я и слушать бы такое не стал. Она часто кого-нибудь обсуждает. И осуждает. Соседей, родню, сослуживцев, прохожих. Мне это кажется мерзким.

Таисия одобрительно улыбнулась и отпустила его руку.

– Ладно, Вов, давай оставим все эти мрачные разговоры. А то настроение испортим. Пойдем лучше искупаемся. Вода, должно быть, теплая. – Она сбросила босоножки и ступила на горячий песок. Вова пробормотал что-то в знак согласия и принялся стягивать кроссовки.

Вода действительно оказалась теплой и пахла ракушками. Солнце палило так, что кружилась голова. Девушка то и дело ныряла, а выныривая отфыркивалась и смеялась. Глядя на нее, беззаботную и радостную, Вова ощущал себя мальчишкой. Может, потому, что где-то глубоко внутри таковым и был. Смущение от присутствия девушки совершенно покинуло его, уступив место приятному ощущению молодости, лета и отдыха.

Они плавали наперегонки, брызгались и хохотали. Пару раз Вова даже подбросил девушку высоко над водой, чтоб та нырнула поглубже. Загорелое влажное тело проворной рыбкой выскакивало из его ладоней, обдавая облаком сверкающих брызг, и он от души смеялся, когда на поверхности показывалось довольное лицо с забавно надутыми щеками.

Прошло целых три часа, и Таисия, зевая и щурясь от солнца, неторопливо поплыла к берегу. Вова заботливо набросил ей на плечи яркое полотенце, запоздало сообразив, что надо было захватить крем от загара.