Удачный сезон

Глава одиннадцатая

– Вот это вы и должны нам пояснить, Владимир Сергеевич, – невозмутимо повторил – в который уже раз – тощий молодой полицейский.

Вова демонстративно закатил глаза, развел руками.

– К сожалению, ничего, кроме того, что уже несколько раз вам сказал, добавить больше не могу.

Этот упрямый и дотошный хлыщ в аккуратненько наглаженной форме порядком его раздражал. И нашел же, к чему прицепиться – к какой-то там паре часов.

– Владимир Сергеевич, давайте попробуем еще раз, – все тем же прохладным и ровным тоном предложил полицейский. – Во сколько вы прибыли из города?

– В девятом часу, – пискнула из угла, опередив сына, бледная Галина Петровна. То, с каким упорством допрашивали ее Володю, выбивало из колеи. Даже давление, как она чувствовала, скакнуло, горячей тяжестью давя на затылок. – В восемь сорок, если точнее. Я на часы смотрела, поэтому знаю.

В глазах полицейского, наконец, вспыхнули искорки гнева.

– Пожалуйста, выйдите из комнаты. Вы мешаете.

Галина всхлипнула, нехотя встала.

– Я-то выйду, но… оставьте моего сына в покое! Он хороший человек! И все, что вы пытаетесь на него повесить, просто отвратительно! Я… Я… – Она сделала несколько быстрых, лихорадочных вдохов. – Я на вас жалобу напишу!

– Пишите, пишите, – скривился служитель закона. – Только ничего «вешать» мы ни на кого не собираемся. Но разобраться кое в чем все же надо.

Женщина быстро и молча вышла, нервно хлопнув дверью. Владимир несколько расслабился, вздохнул.

– Я приехал примерно в восемь сорок, – не дожидаясь, пока полицейский снова задаст вопрос, сказал он.

– А почему Галина Петровна ждала вас к семи?

– Потому что я сказал ей, когда звонил, что приеду в семь, то есть на пятичасовом автобусе. Но я не успел на него и уже говорил вам об этом. Пришлось ждать следующий.

Лейтенант Андреев торопливо записывал что-то в свой блокнот, хмурил брови. Владимиру ужасно хотелось поскорей закончить этот разговор, его ждала Таисия.

Полицейский, дописав, снова упер в потенциального подозреваемого холодные серые глаза, бросил новый вопрос:

– Почему же вы тогда не предупредили ее, что поедете другим рейсом? Не в каменном веке живем, мобильники у всех есть.

– Сотовый сдох. И я уже, представьте себе, достаточно самостоятельный и не отчитываюсь перед матерью о каждом сделанном шаге, – зло процедил Владимир, глядя прямо в глаза Андрееву. Тот, в свою очередь, сделал очередную пометку в блокноте.

– А вы не злитесь, Владимир Сергеевич, – спокойно и вкрадчиво посоветовал он. – Вы прекрасно должны понимать: то, что творится в обществе, требует очень пристального внимания как с нашей, законной, так и с вашей, чисто человеческой, даже гражданской, если на то пошло, стороны. После последних убийств ДНТ «Речное» является закрытой зоной, потому что убийца с огромной долей вероятности кто-то из местных. Мы не только вас так допрашиваем, уж поверьте. И отнеситесь с пониманием.

– Я понимаю. Но больше мне вам сказать все равно нечего.

Андреев закрыл, наконец, блокнот.

– Хорошо. Спасибо за уделенное время. Если у нас появятся еще вопросы…

– Извините, я спешу, – перебил Владимир. – Я вас понял. До свидания.

Не прощаясь, полицейский покинул дом. Ему еще предстояло хорошенько поработать сегодня. Благо, погода стояла прохладная. Изредка с неба падали крупные скупые капли.

«Еще бы, – устало подумал Андреев, вглядываясь в бесцветную зыбь над головой, – целых четыре убийства в столь короткий срок. И где – в дачном обществе! Жаль, что некоторые серийники не берут отпусков».

Мимо проплыл темный силуэт оцепленной беседки. Андреев невольно поежился. Он всего третий год служил в органах, и то зверство, что произошло здесь прошлой ночью, если и не приводило его в ужас, то точно вгоняло в ступор. Он остановился, вглядываясь в красивую резьбу этого милого сооружения, предназначенного для спокойствия и отдыха, в ярко-зеленые кусты, в которых, словно в объятиях самой природы, оно утопало. И мысль, безжалостная и непрошеная, кольнула в напряженно ноющие виски: убийства для таких ушлепков и есть самый лучший отдых.

Поглощенный мрачными раздумьями, лейтенант не заметил, как добрался до будки охраны общества. Именно там обосновался следователь по делу Стригача, как негласно прозвали маньяка. В отделении было решено, что таскаться из города для рассмотрения каждой детали или улики незачем и нужно работать на месте, в ДНТ, чтобы ненароком не упустить чего-нибудь важного. Дело ведь непростое.

Следователь Бровкин вполне оправдывал свою фамилию: Его густющим черным бровищам позавидовал бы и сам Брежнев. Поэтому, когда он хмурился, все подчиненные тут же понимали: начальник занят серьезными размышлениями. В последние дни Антон Николаевич из них просто не вылезал.

Когда лейтенант Андреев предстал перед ним с докладом, коротким, но дающим хоть какую-то надежду, Бровкин впервые за долгое время разомкнул грозную линию над переносицей.

– Так-с, – с оттенком хоть и слабого, но все же воодушевления протянул он. – Хоть что-то. Теперь нужно найти пассажиров этих двух рейсов, чтобы точно узнать, в каком из автобусов ехал Зубов. Если все же в пятичасовом…

– …то дело закрыто! – не выдержав, перебил Андреев, с волнением потирая руки. Он вырос бы в своих глазах на целую голову, окажись информация, раздобытая им, полезной.

Бровкин кивнул, потягиваясь встал из-за стола.

– Именно. Не бывает таких совпадений. Девушку, найденную в лесу, убили аккурат в семь. Наш Зубов, идя с остановки к себе на участок, мог заприметить ее, когда она шла купаться. Тропа одна в этом месте.

Андреев ощутил прилив боевого азарта. С самого первого посещения домика Зубовых Владимир показался ему подозрительным: нервный, нелюдимый и, что самое интересное, в своем почти тридцатилетнем возрасте слишком подверженный влиянию матери, хоть и пытается всячески избежать его. Типичный психопат.

– Каковы мои дальнейшие действия? – спросил молодой человек, порывисто вставая со своего места.

Следователь задумчиво пожевал губами.

– Для начала займитесь поисками свидетелей, то есть пассажиров, а там уж…

– Есть! – гаркнул лейтенант, козырнул и вышел из будки. Он точно знал: Зубов сядет. Не должны такие уроды спокойно по земле ходить. Никак не должны.