Преступные игры гения

Глава 12

— И ничего я не вру, — неуверенно возмутилась Алена, встретив его на пороге арендованной Осетровым квартиры в трусах и лифчике. — Не было у Лидочки никакого ухажера.

— То есть как не врете? А то, что вы живете в чужой квартире…

— Я ее арендую, — перебила она его, отступая в прихожую.

— Вы? Серьезно? И договор вами подписан? И оплатили вы ее на два года вперед? — он вошел в квартиру без приглашения, прикрыл за собой дверь.

— Какая разница, кто оплатил! — тихо возмутилась Алена.

Она запустила руку в узкий шкаф в прихожей, вытащила оттуда тонкий, прозрачный халатик, набросила на себя, подвязав пояском.

— Жили вместе с Лидией Паршиной в квартире, которую сняли для нее. Может, она вам настолько помешала, что вы ее…

Договорить она ему не дала, расхохоталась.

— Ага! Для того, чтобы пожить год одной здесь, я ее взяла и убила. Чтобы потом пожить на зоне полтора десятка лет! Так, что ли? Что за бред вы несете, товарищ полицейский? — она махнула ему рукой в сторону кухни. — Входите уже. Кофе вам, что ли, сварю…

От кофе он отказался, но на кухню пошел и основательно осмотрелся, пока она убирала постель в комнате.

Комплектов посуды в кухне было три! Три чашки в мойке, по три тарелки: для первого и второго. Вилок, ложек и ножей столько же. И три недорогих стеклянных бокала под вино.

— Кто еще с вами жил? — спросил он сразу, как Алена вошла в кухню.

Она и не подумала переодеться. Так же щеголяла в прозрачном халате. На его осуждающий взгляд вообще не отреагировала.

— Никто не жил, — подергала она плечами, усаживаясь на подоконник.

— Так…

Гена с силой стиснул челюсти, у него нервы тоже были не железные, особенно теперь, поэтому он сильно повысил голос. Точнее, заорал на нее:

— Если ты сейчас не будешь отвечать нормально, я тебя отвезу в отдел! И там посидишь у меня на нарах.

— Чего это? — она даже не испугалась и не удивилась почти.

— Чтобы говорила правду!

— Я и говорю: с нами никто не жил.

— Кто третий?! — он распахнул дверцу посудного шкафа и легонько вдарил кулаком по тарелкам.

— Ах, это… — она слегка улыбнулась. — Третий комплект — это Митькина посуда.

— Кто такой Митька? — чуть тише, но все еще плохо контролируя бешенство, спросил Гена.

— Митька — он же Дмитрий, он же Митрич, он же… В общем, это ее старый друг по детскому дому.

— Друг Паршиной?

— Ага. — Длинные голые ноги Алены, свисающие с подоконника, изящно скрестились в щиколотках и закачались. — У Лидки никого, кроме него, не было. В плане родни. У него тоже. Они еще с детства в детдоме подружились. С тех пор не упускали друг друга из виду. И пока она жила с художником, все время Митьке помогала. То деньгами, то с работой. Валера ее баловал. Ничего для нее не жалел. Вон и тачку подарил. Правда, оформить на нее не поспешил.

— Наверное, чувствовал, что что-то с их отношениями не то, — предположил Гена.

И отошел на всякий случай подальше от подоконника. Алена мотала ногами с удовольствием, могла и его задеть.

— Ну… Как сказать… — наморщила она лоб, хитро щурясь. — Лида же не дура, чтобы хоронить себя со стариком. Пока можно было, доила на всю катушку. Как надоел, слилась.

— Расстались они, так я понимаю, по ее инициативе?

— Так точно. Валера бы ее никогда не бросил. Он ее любил. Долго ходил за ней после разрыва. Потом перестал. Устал. Весь ушел в работу. Вы знаете, он ведь какой-то новый метод смешивания красок изобрел. Что-то с пурпуром связано. Ему за эту краску хорошо платят заказчики. Рецепт держит в секрете. Лидочка попыталась разнюхать, но получила по носу.

— А ей зачем?

— Ну… Она себя тоже кем-то вроде художника считала. Хотя что я, что она — бездари обе, — и Алена снова беспечно рассмеялась. — Осетров все сделал, чтобы меня отчислили. Так гадко вел себя.

— Вы не пытались ему вредить?

— Так уже! — она хлопнула ладонями по подоконнику. — Живу в хате, которую он оплатил. Аренда еще на год. И главное — он сделать ничего не может. В плане — деньги вернуть или меня выгнать. Такой вот уговор у них с хозяйкой был. И я живу и наслаждаюсь. Хотя он и звонил мне, взывал к совести. Но!..

Она соскочила на пол с подоконника и медленно подошла к Гене. Довольно высокая, глаза ее были почти на уровне с его глазами. И в них она теперь смотрела со значением.

— Но я никогда бы не сделала Лидке зла.

— А Валера?

— Шутите! Он хоть и смирился с их разрывом, но звонил через день. Все сюсюкал и сюсюкал: ты покушала, горлышко не болит, почему опять за рулем нарушала — это же опасно. Он штрафы, прикиньте, за нее платил!

Если бы не платил, его бы судебные приставы за шиворот схватили, подумал Гена. Машина была оформлена на него.

— Кто сейчас ездит на ее машине?

— Митька. Он ключи забрал. И я видела пару раз его на Точке, — она все так же стояла очень близко и изучала его лицо вкрадчиво и беспристрастно. — Поясняю: Точка — это место такое, где бездари вроде нас с Людкой пытаются как-то заработать. Либо чьи-то картины народ там толкает. Либо краски перепродает. Она, к слову, там Валерины картины толкала не раз. Еще когда с ним отношения имела. И краски его особенные продавала. Вот там и получила заказ.

— Какой заказ? — он понял, но уточнить требовалось.

— Узнать секрет Валериного пурпура. Сразу оговорюсь: не знаю, кто хотел его секрет, но человек был настойчив.

— Мужчина или женщина?

— Мужик. Точно мужик. Лида говорила про него: достал. И еще говорила, что этот бес ее доконает и она на него Валере пожалуется. Но кто это — не знаю. У Валеры спросите, может, Лида на него и успела пожаловаться.

Осетров ничего такого не рассказывал. Но тому, что его руки были перепачканы по локоть чем-то красным, теперь нашлось объяснение. Они были в краске, Осетров не соврал. К тому же эксперты не нашли в его доме следов замытой крови. Значит, Алла была убита не там. И Лида тоже.

Гена записал продиктованный Аленой адрес Точки, где собирались несостоявшиеся художники, пробующие себя на роль менеджеров по продажам. Забрал у нее копию паспорта Дмитрия Пеклова — друга Лидочки по детскому дому.

— Совершенно случайно завалялась, — мотала Алена ксерокопией паспорта Мити. — Делала ему как-то несколько копий для трудоустройства.

— Он вообще чем занимается? — спросил Гена, внимательно изучая фото с паспорта. — Высокий, нет?

— Нет. Не высокий. Среднего роста. И размер ноги небольшой, — ответила она на его очередной вопрос. — А занимается всем подряд. И плотник, и пекарь, и слесарь, и аптекарь, как говорится. Умеет все! Даже, помню, подрабатывал на дачных участках. Кому газоны косил, кому сучья опиливал. Где живет, не спрашивайте — не знаю. У нас не жил. Просто в гости приезжал. Приходил. И Валерина посуда со временем стала его…

— До которого часа народ на Точке толкается? — спросил он уже в прихожей, куда Алена вышла его проводить.

— Если дождя или метели нет, могут до полуночи. Так что успеете, товарищ полицейский.

Он съездил туда. Далековато вышло, но оно того стоило. Нашел в толпе словоохотливого старика-художника, торгующего только своими произведениями.

Мужчина сидел на перевернутом ящике, застеленном белой бумагой, в белоснежных льняных брюках, тонкой рубашке лилового цвета без рукавов и в белой панаме. Картины висели на дощатом заборе за его спиной аккуратным рядом.

— Чтобы я доверил этим молодым продавцам свои картины? — ахнул он от первого вопроса Гены после того, как тот представился и удостоверение показал. — Да вы что, майор! Они с произведениями искусства даже обращаться не умеют! Могут выставить чуть ли не в грязь…

Про Осетрова старый художник слышал. Творчество его ценил. Но личную жизнь его назвал распутством.

— Так нельзя собой пылить, товарищ майор, — осуждающе качал головой старик, двигая панаму по голому черепу взад-вперед. — Ты либо художник и учитель, либо любовник. Совмещать все это сложно, даже невозможно. И крутить любовь со студенткой — неэтично, в конце концов!

— Его картины, я слышал, хорошо продаются?

— Мои не хуже, — ревниво отметил старик.

— И что-то я слышал о какой-то неведомой краске и…

— Вот тут да! Талант бесспорный. Валера всех обошел. Изобрел пурпур невероятного оттенка. Думаю, войдет в историю. Если, конечно, сумеет все это правильно и своевременно оформить.

— Я слышал, что желающих заполучить его секрет множество? Не можете назвать кого-то конкретно?

— Желающие все! — тихо рассмеялся пожилой человек, поправляя лиловую рубашку без рукавов и неожиданно вытирая о нее потные ладони. — Все, кто хоть как-то причастен к миру искусства. Я имею в виду художников.

— Но были и те, кто преследовал его девушку.

— О, тут я пас. Не тот возраст. И предложить за секрет нечего. Не так богат.

— А кто мог из присутствующих здесь? — Гена пристально всматривался в толпу, гомонящую, как на вещевом рынке. — Кого-то конкретно можете назвать? Из тех, кто уделял ей особое внимание?

Старик думал бесконечно долго. То и дело окидывал взглядом посетителей Точки. На ком-то его внимательный взгляд задерживался. По кому-то скользил без особого интереса.

— Вон там парочка стоит, видите? — осторожно кивнул он подбородком влево. — Он лохматый, огромный. Она бритая наголо, худая.

— Вижу.

Гена, не отрываясь, смотрел на молодую женщину с лысым черепом. В одном ухе у нее было огромное блестящее кольцо. Со второго свисала длинная серьга в виде полумесяца. Она выглядела не просто худой, а болезненно изможденной. Под глазами круги, лицо бледное до синевы. И ее голова…

— Вот эта парочка точно к девушке Валеры Осетрова не раз приставала. Случайно удалось услышать, как они обещали ей солидный гонорар за секретный рецепт его пурпура.

— Насколько настойчиво они к ней приставали? Их имена, фамилии вам неизвестны?

Старик назвал парочку семейкой Крыловых.

— Вообще не пойму, что они тут делают? — возмущенным шепотом заявил он. — Не художники, не торгаши. Будто время убивают, ей-богу! На что живут, тоже непонятно. Но живут на широкую ногу…

Поблагодарив старого художника, Гена направился к Крыловым. Но те, словно почувствовав неладное, неожиданно почти бегом кинулись с Точки на автомобильную парковку. И через пару минут, загрузившись в свой джип, уехали. Гена сфотографировал номер и тут же отправил его сообщением Ольховцеву с просьбой пробить адрес, телефоны и вообще «все-все-все».

Гена остановился у первого на пути кафе. Уселся в самом дальнем углу и заказал себе рыбные биточки с картошкой. Телефон лежал перед ним на столе с открытой телефонной книгой на номере Анны. Ему необходимо было ей позвонить и доложить о результатах, но он медлил.

Как ее передернуло, когда она упрекала его в том, что он недостаточно остро переживает гибель Аллы! А он переживал, между прочим. И сильно переживал. Просто при всех включал профессионала. Не рыдать же, ну, на глазах у коллег!

И в то же время он был рад, что ночевал в своей бывшей квартире. Да, рад! Потому что скучал по Анне все эти месяцы. Только вернувшись к ней под одну крышу, понял, как скучал без всего этого. Без ее необременительной неряшливости скучал так, что даже принялся копировать ее привычки, оставляя на столе недопитый чай. Без ее подгоревшей каши скучал и недожаренной яичницы. И ворчания ее ему не хватало.