Преступные игры гения

Глава 10

Самым страшным было ее опознать. Потом уже начнутся вопросы, недоумение, сопоставление времени и дат. Но сначала ему надо было пройти через ужас опознания.

Аня встретила его на подъездной дорожке парка. Не того, где была найдена убитая Лидочка Паршина. Этот парк располагался совсем в другой части города. Но был таким же огромным. И сильно запущенным. Кусты давно никто не стриг, молодую поросль деревьев не прореживали.

— Чаща… — проговорил он рассеянно, следуя за Анной по пятам. — Непроходимая чаща…

Она лишь коротко глянула на него через плечо, тяжело вздохнула и пошла дальше, приминая массивными кроссовками густую траву и отводя ветки от лица руками, затянутыми в узкие рукава черного спортивного костюма.

Она не успела уснуть, просто валялась без сна, представляя Генку на даче. Так она ему сказала, встретив на подъездной дорожке парка. Представляла, как он принимает душ и радуется, что вода идет горячая, без сбоев. Как готовит себе сладкий чай и сидит с чашкой на ее месте на веранде. Она все говорила и говорила, пытаясь уйти от его главного вопроса: как убили Аллу?

— Так же, как Паршину, — отворачиваясь, произнесла она. И скомандовала: — Идем…

Он пошел, но вопросы множились, и он не мог молчать. Орал и орал ей в спину:

— Кто ее нашел? Как можно найти в такой чаще? Как вообще узнали о том, где она? Черт! Анька, не молчи!

Впереди замаячил яркий свет. Место, где было обнаружено тело Аллы, освещалось переносными прожекторами. Оставалось метров пять до него. Он хотел побежать, но ноги словно приросли к земле. Да и Анна встала на тропинке. Уперлась кулаком ему в грудь, удерживая на расстоянии вытянутой руки.

— Слушай меня и запоминай, — произнесла она, внимательно рассматривая его лицо в свете прожекторов. — Аллу никто не находил. В том смысле, что никто на нее не наткнулся. Был анонимный звонок в охрану парка. Телефон есть на сайте и на щите перед главным входом. Кто говорил — понять невозможно. Голос искажен. Звонили из таксофона с соседней улицы. Камер нет, сразу говорю. Но мы просмотрим все камеры с прилегающих улиц. Просмотрим покадрово, будь уверен. Мы найдем этого урода, Гена! Посмотри на меня!

Он мало что мог видеть. Свет прожекторов бил ему в лицо. Аня высилась перед ним темной безликой фигурой с растрепанными волосами, которые после удара по голове не закалывала. Ей было больно.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил он хрипло, пытаясь заглянуть ей за спину.

— Чтобы ты вел себя как профессионал.

— Постараюсь. — Он убрал ее кулак со своей груди, легонько подтолкнул в плечи. — Идем уже.

— Гена, я не все сказала. — Аня стояла как вкопанная.

— Говори!

— Ее убили несколько иначе. Ей перерезали горло и выпустили кровь, — скороговоркой произнесла она. — Смерть наступила приблизительно в два часа дня.

Перед глазами всплыло лицо Осетрова — фальшивая улыбка, руки, перепачканные — с его слов — красной краской по локоть. Гена приехал к нему в начале четвертого. Потом вез в отдел, допрашивал. Отпустил и поехал на дачу. И пока все это происходило, Аллы уже не было в живых? Ее кровь вытекала из нее, превращая ее мертвое тело…

Его стошнило прямо Аньке на кроссовки.

— Твою мать, Сидоров! — прошипела она, вытирая блевотину о траву. — Возьми себя в руки!

— Когда я забирал Осетрова, он вышел из дома с руками по локоть в крови. Мне потом сказал, что это краска. Пурпур какой-то. Что он сейчас пишет картину и там этого цвета много.

— Могло быть и так, — кивнула Аня. — Не думаешь же ты, что он вышел в крови тебя встречать? А если бы ты вошел в дом? И обнаружил тело Аллы? Нет, майор, как ни складно, как бы тебе ни хотелось, но версия трещит по швам.

— Защищаешь любовника? — прошипел он неприятным даже самому себе голосом.

И снова ее кулак уперся ему в грудь.

— Мы не спали, если что! — произнесла она строго. — И если ты и дальше продолжишь его преследовать лишь потому, что я ему понравилась, то я буду ходатайствовать, чтобы тебя отстранили от дела. Я уже не говорю о гибели Аллы, тут тебе точно ничего не светит.

— Она не была моей женой, — возразил он слабым голосом. — Меня не могут отстранить, потому что она не была моей женой. Я могу сказать, что мы просто с ней дружили.

— Ага! Так это теперь называется, да? — фыркнула она, брызнув слюной ему прямо в лицо. — Ну и сволочь же ты, Сидоров! Все, соберись. Идем.

Алла была почти полной копией Людмилы Паршиной. То есть не сама она, а ее тело, посмертная маска. Наголо бритая голова. Волосы, измельченные в труху, лежали горкой на лице.

— Ну что за хрень, а?! — приседая на корточки возле тела, возмутилась Аня. — Ничего удивительнее этот извращенец придумать не мог?! Зачем так?

Гена стоял в ногах Аллы, рассматривая мертвое тело, которое еще пару дней назад обнимал. Он остолбенел. Он будто тоже умер. Почему ничего не чувствовал? Ни боли, ни страха, ни тоски. Ничего из набора чувств, которые сопровождают потерю. Странная отстраненность, холодные мысли, к примеру, о том, как так можно измельчить волосы? На чем?

— Это какая-то машина, — ответила ему Анна, поднимаясь в полный рост. — Вполне возможно, что приспособление для утилизации садового мусора.

— Я так и думал.

— Что ты думал? Вот что ты думал? — зашипела она ему на ухо. — Что художник в саду держит машинку по утилизации сучьев и картофельной ботвы? Я ее у него не видела.

— Была в его гараже? — удивился Гена.

— Не была, но… Но он не единственный, у кого частный дом.

— Но, согласись, в квартире такую штуку держать хлопотно. Она громоздкая. Да и шума от нее много.

— Согласись, что если убить Аллу у него было время, то обставить все именно так, сидя у тебя в допросной, явно проблематично.

Она повернулась спиной к поляне, где сворачивались эксперты, и, взяв его под руку, повела прочь.

Когда на месте происшествия закончились все мероприятия, села в его машину за руль, с трудом впихнув его на пассажирское место.

— Еще дорожного происшествия нам не хватало, да! — задвинула ногой его ноги и захлопнула дверь.

— А твоя тачка где? — поискал он глазами по стоянке, откуда уже отъехала машина скорой с телом Аллы.

— Я не на машине. Меня забирали от дома. Ты это… — Аня поехала со стоянки. — Определись, где ночевать станешь? Куда тебя везти?

— К тебе. Других вариантов нет. — Гена прикрыл глаза и произнес виновато: — И пойми, я не пользуюсь ситуацией. Просто не могу сейчас быть один. Мне страшно.

Она не стала задавать вопросов и привезла его к себе.

— Есть хочешь? — спросила Аня еще в лифте и тут же предупредила: — Но учти, ничего, кроме яичницы, предложить не могу.

— Есть буду. Я ужинал, кажется, еще в прошлой жизни.

Скинув обувь, он прошел на кухню и странно обрадовался, обнаружив на столе ее чашку с недопитым чаем. В прошлый раз здесь было почти стерильно чисто, и ему стало не по себе.

— Как твое самочувствие после нападения? — Он кивком указал на полоску пластыря, выглядывающую из-под челки.

— Жива, — подергала Аня плечами.

Она стащила с себя кофту от спортивного костюма, оставшись в спортивных штанах и футболке. Достала из холодильника яйца, сливочное масло и упаковку с тонко нарезанной ветчиной. Все быстро и одновременно отправила на сковородку.

Он мог бы сказать ей, что это неправильно, что надо дождаться, когда растает масло, потом обжарить ветчину с двух сторон и уже потом залить все яйцами. Но ее хаотичные, неправильные движения неожиданно действовали на него умиротворяюще. Все было привычным, из прошлой жизни, от которой, как ему поначалу думалось, он устал. А потом скучал дико.

— Как такое могло с ней случиться? — вырвалось у него неожиданно.

Он не хотел нести сюда все то страшное, что видел в парке. Это было не просто делом. Это было личным делом. Но вырвалось.

— Она заходила в соцсети утром. До одиннадцати часов, если быть точным. Потом все — она пропала отовсюду.

— Ты ей звонил? — Аня вывалила яичницу с недожаренной ветчиной в тарелку, поставила перед ним, вилку воткнула в середину блюда. — Ешь, Сидоров.

— Нет, я ей не звонил. Мы нехорошо расстались. Я говорил тебе, что ушел.

— Говорил. Но это же… То, что она устроила слежку за мной со своей подругой, не повод для того, чтобы так резко рвать отношения. Я тут звонила своей хорошей знакомой, она работает в одном магазине женской одежды, я там все себе покупаю. Возят на заказ. Так вот, после моих вопросов она вспомнила, что девушка, похожая на Аллу, регулярно делала у них заказы. И я подумала, что она могла следить за мной, чтобы…

— Чтобы быть на тебя похожей. Чтобы копировать твои привычки, — перебил он ее, рука с вилкой застыла над тарелкой. — Чтобы посещать те же самые рестораны. Чтобы гулять по тем же аллеям. Думаешь, я такой идиот, что не понял? Поначалу принял все это за совпадения. Мало ли, думал, вдруг ей тоже нравятся те же самые места, что и тебе. Когда узнал о слежке, дошло…

— И не смог простить? И не позвонил, не захотел помириться?

— Нет.

— Но почему, Сидоров? — всплеснула Аня руками, замирая посреди кухни. — Почему ты так с ней?

— Потому что не любил ее. И сказал ей об этом, когда уходил. И это те слова, после которых возврат и контакт невозможны. Разве нет?

Наверное, они одновременно подумали о том, что когда он уходил от нее, то таких слов не говорил. Наверное… Но вслух никто этого не произнес.

— Если бы ты не был таким скотом, возможно, девушка была бы жива, — проворчала Аня, усаживаясь напротив Гены и хватаясь за чашку с давно остывшим чаем. — Прости. Забей. Это я так, из-за личных обид… Надо восстановить весь ее день по минутам. Я уже дала задание определить местонахождение ее телефона, пока он еще был включен. К утру обещали результат.

— Но я же говорю, что в соцсетях она была в одиннадцать примерно.

— Это не значит, что прямо тогда ее телефон сразу выключился. Она могла не заходить в соцсети при работающем мобильном, — проговорила Аня скороговоркой, взгляд ее ушел в себя.

Так всегда было, когда она думала. И в этот момент ей можно было подсунуть не только чашку с прошлогодним чаем, но и картонку вместо вафель.

Гена исподлобья наблюдал за бывшей женой и глотал яичницу с ветчиной, почти не пережевывая. Ему было очень, очень стыдно за те чувства, что он сейчас испытывал. Он скот, Анька права. Он совершенно точно не должен был ощущать облегчение и спокойствие. И уж тем более комфорт. Это извращение какое-то! Он самый великий засранец в мире!

Сначала он предает свою жену, изменяет ей, потому что устал от великого семейного противостояния. Потом, окунувшись в новые отношения, ежедневно работает над собой, уговаривая себя, что все у него идет хорошо и именно об этом он всегда и мечтал. А когда новые отношения рухнули, потому что не были даже замком на песке и карточным домиком, он испытал странное облегчение.

И сейчас, сидя в кухне своей бывшей жены и глотая ее скверно приготовленную яичницу, он ощущает себя едва ли не самым счастливым человеком. И совершенно точно знает, что никуда не хочет отсюда уходить. И по женщине, сидящей напротив, он скучал все это время. Потому что…

Да потому что любил ее! Только ее! Всегда!