Сказочное наказание

2. Я уже не ребенок

У себя дома я причитаний, слава богу, не услышал, мои предки в общем люди разумные, но и они в то, что я жив и здоров, поверили, только когда я скинул с себя все до трусов и склонился над умывальником. Словно незримо кружа вокруг меня, они обследовали мой торс так, будто это редчайшая скульптура Мысльбека, изображение которой висит у нас в школе. Убедившись, что испытания, выпавшие мне на долю, я перенес без урона для себя и что уши и шею исправно отмываю без напоминаний, как прежде, каждый высказался насчет моего пребывания в замке в присущей ему манере.

— Сдается, эта неделя кое в чем пошла ему на пользу, — заметил отец.

— А вы не голодали? — озабоченно спросила мама. — И где же вы спите? А еду готовите сами? А как по ночам — не холодно? — выспрашивала она в таком темпе, что с ответом мне пришлось подождать, пока из материнского сердца не излились все тревоги.

Брат молчал: все это время он провел в военных лагерях и славно служил отчизне, как выражается наш директор.

Пришлось мне живописать наши приключения. Я честно начал с первых стуков в замковые ворота и закончил повествование нашим маршем к автобусной станции. Мама во время моего рассказа то и дело качала от удивления головой, а отец пытливо поглядывал на меня, иногда спрашивая: «А ты не привираешь?»

Я не забыл упомянуть, каким образом и сколько старых книг и журналов мы выкинули с чердака. Когда я закончил, мама сказала:

— Столько дел за одну неделю! Теперь уж их могли бы оставить дома, ты не находишь, отец? Сходи-ка в комитет и скажи, что детей наказали — и довольно.

От неожиданности у меня перехватило дыхание, и я с испугом уставился на отца.

— Как это… Да нет же, мы должны туда вернуться… Мы обязаны там еще… все починить… привести в порядок, — заикаясь выпалил я.

Отец, отвернувшись к окну, молча смотрел в сад. И поглаживал тыльной стороной руки по подбородку, как делал всегда, если должен был принять серьезное решение.

— Но ведь это просто безответственно — посылать детей бог знает куда. Где так опасно, — среди гробовой тишины произнесла мама.

«А птичник? Папа, ну скажи хоть что-нибудь!» — свистело и шипело у меня где-то внутри, и, наверное, в эту минуту от нетерпения я на несколько сантиметров приподнялся на стуле. Но выкрикнуть все это вслух не осмелился, потому что никто ни о чем меня не спрашивал, а вмешиваться в разговор родителей у нас не позволялось.

— Кто знает, в какую еще ловушку их там заманят, — снова заговорила мама. — Да я от страха глаз не сомкну.

— Ну что же, — вздохнул папа, побарабанил пальцами по подоконнику и отошел от окна. Остановился передо мною. — Ну что же? Сам заварил кашу, сам теперь и расхлебывай. Небось никто там тебя не укусит.

Я изо всех сил старался сдержаться, чтоб от радости не броситься к нему на шею. Отец взглянул на маму.

— Пусть понемногу привыкает к самостоятельности, он уже большой.

— Да ведь он еще ребенок, — возразила мама. — И если ты настоящий отец, то постараешься, чтоб он остался дома.

— А я не желаю! — воскликнул я. — Не хочу я сидеть дома, и я уже не ребенок!

Отец легонько шлепнул меня по затылку.

— Не ори, — сухо сказал он, а потом добавил: — Иди-ка прогуляйся!