Четыре наследника

– Что, по-твоему? – Ей и впрямь хотелось узнать ответ.

– Для эктариан Летопись – слово дьявола, для короля и скантов – истосьник знаний, они её боятся! Для Фила она – Бог, он думает, сьто она будет слузить его интересам. Они все глупые! Эта книга никому не слузит!

– Как и ты? – вырвалось у Самайи.

– Ты не знала, кто я, да? – его губы растянулись в улыбке, глаза по-прежнему смотрели с ненавистью. – Верный Дим, всегда рядом, всегда помогает.

– Не только, – она старалась говорить спокойно. Может, потянуть время? – Ты был шпионом Гиемона, ты соврал Ноэлю, будто это я сказала тебе, что Дайрус дал отравленную воду Марции. Ты пытался отравить Дайруса…

Дим расхохотался:

– Если бы я хотел убить, я бы убил, вон как их, – он пнул ногой труп стражника с кровавым пятном на полном животе. – Гиемон приказал убить Дайруса после свадьбы. Я сказал Краску, он приказал убить королеву. Но я и её не убил.

– Гиемон и Краск?

– Они знали меня и приказали так сделать. Но я не хотел убивать короля и королеву.

– Неужели?

– Да. Я их спас. Гиемон думал, сьто Марсия слутяйно выпила яд Дайруса. Краск думал, сьто яд не успел убить.

– То есть ты не выполнил воли хозяев?

– У меня нет хозяев, как и у тебя, Мая. Но я дал им так думать.

– Когда же ты предал Гиемона?

Дим ухмыльнулся:

– Я не предал, потому сьто не слузил ему!

– Так когда? – Самайя не собиралась спорить о верности.

– Тебе сказать все мои тайны? – прищурился Дим, его глаза почти скрылись за веками. В комнате потемнело: на улице собиралась гроза. – Ладно. Я хотю сделать обряд, ты мне нузьна. Я сказу правду. – Дим прислушался к звукам за окном, что-то прикидывая. Сражение снаружи не останавливалось.

– Я ехал несколько лет в Барундию. Я остался там утить языки. Я искал помосьника для поездки в Сканналию.

– И им стала я, – констатировала Самайя.

– Да. В Арпене я хотел попасть во дворес Маэрины из Сканналии. Не сразу, но Гиемон узнал про меня. Я убил одного теловека для него, и он взял меня. Я делал грязные дела для него, узнавал о Сканналии, утил язык и здал. Так просёл год. Я ловил еретиков и колдунов, пытал их. Они не были настояссие колдуны, я отправлял их на эсафот. Я искал истинных скантов, и тогда я узнал про тебя. Когда Дайрус привёл тебя к себе, я тебе помогал.

Самайя мало помнила из тех дней, только горький диагноз, вынесенный Димом, она запомнила навсегда: бесплодие после воспаления. Теперь диагноз утратил силу – воды Марваги об этом позаботились.

– Ты в бреду говорила про скантов, древних богов, дом и родителей. Я стал их искать, насёл угли и трупы. Соседи говорили, сьто твой отес колдун. Я залез в твой дом, там мало осталось после огня. Зато осталась ты! Потом тебя забрал Дайрус, и я понял, сьто это мой санс! Дайрус готовил поход, я хотел, сьтобы он взял тебя. Ты знала разные языки, я помог тебе стать переводтиком Гиемона.

– Убив моего предшественника? – Самайя вспомнила: парень, переводивший для Гиемона, сломал шею.

– Я толкнул немного. Потом я попросил Дайруса взять тебя в Сканналию. Я не знал, сьто Гиемон послал Дайруса умирать. Видись, Мая, короли сами предатели и не могут требовать верность у других.

– А тебя зачем он послал?

– Помогать Сильвестру. После боя я думал, сьто ты вернёсся в Барундию, и дал тебе совет остаться искать родных. И я был не один, рядом были Захар, Боб и Фил.

– Откуда они узнали? – равнодушно спросила Самайя. Может, хорошо, что Летопись держит её подальше от людей. Ни шагу в своей жизни она не сделала самостоятельно. Сначала родители, потом сканты, потом Летопись. Летопись, по крайней мере, не обманывает.

– Марик Седой знал тебя и твоих родителей, хотя ты его не знала. Он искал тебя в Арпене, когда сгорел твой дом, и насёл в постели Дайруса. Он стал его наёмником, следил за тобой.

Я думал, рядом с тобой я найду магию. Всё зря. Я не знал, как достать Летопись, и тут её магия проявилась сама на том эсафоте. Она спасла тебя, а я понял, сьто Краск много знает. Я стал слузить ему, сдал ему планы Гиемона. Потом я понял: он не настояссий маг. Они все использовали силу Летописи, но сами нисего не могли, они боялись её! Потом я узнал про проросество от барона Ворнхолма, тогда я понял, сьто делать! Не я один понял. Фил и его люди…

– Жрецы Летописи?

– Они знали проросество по-другому.

– По-другому?

– Неправильно знали. Они думали, надо убить всех наследников, а последний – король или королева – отдаст им Летопись. Фил выбрал Ванду. Они собирались убить остальных. Я не дал.

– Как ты узнал, что Фил – из Жрецов?

– Слысал разговор Бадла и Захара. Они говорили про них, потом Бадл сказал, сьто надо взять Фила. Он был далеко, я посёл его искать. Я сказал ему верное проросество, он взял меня к себе.

– Ты стал Жрецом Летописи?

– Не сразу, – ухмыльнулся Дим. – Их было двенадсать, никогда больсе. Потом умер один в Арпене, и Фил присёл ко мне. Им нузен был теловек для обряда. Время настало.

– Ради своей цели ты готов на всё?

– Как и ты, – скривился Дим. – Ты забыла про долг и уплыла спасать Сиверса. Или забыла?

– Откуда ты знаешь? – Самайя заметила, как презрительно сверкнули его глаза.

– Я видел, – буркнул Дим.

– Видел? – Самайя вспомнила ночь, когда ринулась в воды реки. Рядом никого не было, кроме трупов.

– Я видел, как ты поехала на север в лес. Я поехал за тобой. Я дазе убил одного лесного стразника. Ты не заметила. Я думал увидеть магию, но ты улетела, а я остался один.

– Почему ты сам не прыгнул в Марвагу?

– Я – не ты, – его лицо побелело, он смотрел на неё обвиняюще. – Магия Летописи осталась тут. Я не могу бросить всё ни за сьто. Моя цель другая, я остался здать.

– А сейчас что ты намерен делать?

– Ты поняла, посему я спас Дайруса и Райгарда у озера, не отдал Марсию Кэйрону?

Самайя похолодела: она боялась даже про себя представить ответ на этот вопрос. Дим не ждал ответа.

– По проротеству кровь тетырёх наследников Свенейва даст свободу Истинной Летописи, потом моя кровь наполнит её! Я стану её братом, её музем, – глаза Дима лихорадочно блестели, он говорил о Летописи как о живом существе. – Она даст мне свою силу, если я дам ей свободу! Так гласит проротество!

– Ты добьёшься того, что уничтожишь всю Сканналию, – медленно возразила Самайя, Дим и ухом не повёл. Сканналия была ему неинтересна.

– Я этого не позволю! – Самайя попятилась назад, Дим легко ухватил её за руку. Она попыталась вырваться: – Я лучше умру!

– Нет, ты не умирёсь пока, – прошипел Дим, – но умрут другие. Я соберу всех наследников там, где они долзны быть.

– Где?

– Там, где умер твой дед. Там, откуда натинается дорога в Страну Ледяного Тумана.

***

Ванда слышала шум на улице, крики, грохот пушек и тревожный перезвон колоколов – эти спутники сражения мало её волновали. Запах гари, проникавший сквозь распахнутые окна, не вызывал эмоций. Она ослабла настолько, что предпочла бы умереть, чем сдвинуться с места. Смерть казалась простой и понятной, жизнь давно перестала манить своими красками и вкусами. Ванда не знала, ждёт ли прихода Дайруса и Георга или предпочтёт больше их не видеть. Вряд ли они её пощадят, да она и сама не станет просить о пощаде. Ни о чём не станет просить.

За месяцы, проведённые в качестве заложницы и пленницы, она успела передумать много. Сначала ненависть к Георгу, потом желание его спасти, радость при известии о его побеге. Тогда это казалось важным, теперь… Сканналия рушилась, как и предсказывал Георг. Ванда проклинала себя за то, что приложила к этому руку. Лучше бы муж свернул ей шею в тюрьме, чем видеть окружавший её кошмар. Снова разрушения, буйство природы, конец всего. Рургард, куда отправился Георг, переживал страшные времена, она не обрадовалась даже поражению Квинта – что значит смерть одного подонка на фоне всеобщего разрушения? Гибель поместья Ворнхолмов, о котором со злорадством сообщил ей Кэйрон, не вызвала у неё эмоций – тот дом никогда ей не принадлежал. Это Георг его любил, и она мысленно снова попросила у него прощения, хотя её мысли всё чаще обращались к Рургарду. Там извергались вулканы, горы тряслись – в Нортхеде ощущались толчки, немало домов обрушилось или пошло трещинами. Ванда боялась однажды проснуться и не увидеть горных вершин на востоке. Её преследовали сны о гибели страны, и она боялась засыпать. Этот день отличался от других: природа немного утихла, а на улицах разгорелось сражение.

Губы пересохли – она постоянно хотела пить, но вода закончилась. Наверное, слуги забыли о ней или Кэйрон решил наконец уморить её. Она не нужна никому, как сломанная кукла. Снова начался дождь, Ванда жадно потянулась к балкону. Вода капала на язык, текла по волосам и лицу, она с наслаждением глотала её, радуясь внезапному ливню. Платье промокло и облепило фигуру – это была мелочь. Сквозь мокрые струи Ванда невольно разглядывала толпы на улицах: люди месили жидкую уличную грязь, размахивали оружием, в качестве которого использовали не только мечи с арбалетами, но и палки, топоры, мотыги, навозные вилы, лопаты и просто шесты. Лошади носились между домов, всадники угрожающе толкали друг друга в тесноте улиц. Вооружённые отряды стражников то и дело возникали внизу, быстро исчезая в пелене дождя. Городское ополчение проявляло куда меньше энтузиазма, приставленные к наспех созданным отрядам командиры пинками загоняли горожан в нужные места – укреплять стены, готовить оружие, сбрасывать врага со стен и умирать за ненавистного короля. Пушки, ружья и арбалеты постепенно замолкали под ливнем: скоро защитникам города останется драться на мечах, как это делали их предки, равнодушно подумала Ванда.

Она облокотилась о край балкона, скользя взглядом по мокрым улицам. Похолодало, однако Ванда не хотела уходить, молча взирая на происходящее внизу. Голова кружилась от слабости, бледная кожа на руках со следами многочисленных порезов покрылась мурашками, мокрые волосы щекотали шею. Ванда почувствовала головокружение, отошла к стене башни и опустилась на пол балкона, глядя в сторону Железных ворот. Она не могла разглядеть их из-за парапета, но знала: где-то там сейчас армия горцев и Георг.

Ливень утихал, северный ветер разгонял тучи. Радуга возникла на востоке – там, где должен был сражаться Георг. Ванда без особого интереса разглядывала разные цвета, и вдруг у неё перехватило дыхание. Радуга мерцала как живая, цвета то появлялись, то пропадали, подмигивая и намекая на что-то. Ванда протёрла глаза: нет, всё верно. В воздухе парили алый, голубой и золотисто-жёлтый – цвета Ворнхолмов. Красный треугольник на голубом фоне с золотым фениксом в центре. Георг там – эти цвета звали её и манили, как никогда прежде.

Ванда, как зачарованная, поднялась, ощутив прилив сил. Держась за стенку рукой, она вошла в комнату и увидела Фила, который выжидающе смотрел на неё.

– Откуда ты взялся? – она удивилась, стараясь не показывать вида.

– Дак за вами пришёл, госпожа моя, – Фил улыбнулся.

– Зачем? – коротко спросила она.

– Вы ж знаете, я никогда не одобрял Кэйрона, правда? Я мечтал от него избавиться, как и вы. Теперь он помер, мы с вами живы, лучше бы так оно и осталось, верно?