Четыре наследника

– Они согласились?

– В некотором роде, мы лишь узаконили порядок, сложившийся в последние годы. Конечно, запрещается преследование по вере. Вы подпишете закон о запрете смертной казни за колдовство и еретичество.

Райгард кивнул. После такого многие преследуемые из других стран могут ринуться сюда. Что ж, в Сканналии хватает свободного места, работы очень много.

– И никаких больше костров, – удовлетворённо заявил Райгард. Георг задумчиво посмотрел на него:

– Если позволите добавить, то нужно запретить вырывать признание в преступлениях пытками без серьёзных оснований. По моему опыту, это бессмысленно: люди сознаются в чём угодно, лишь бы прекратить боль.

– Согласен, – Райгард кивнул, с содроганием вспомнив отца и последствия пыток для него. Пыткой можно вырвать признание, подумал он, но какова его цена и ценность? О чём вспомнил Георг, он не знал. У барона богатый опыт и палача, и жертвы. – Вы подготовите проекты указов?

– Да, мы разработаем свод законов. Некоторые придётся переписать полностью. Система наказаний…

– Тюрьма! – вспомнил Райгард.

– Тюрьма? – Георг недоуменно посмотрел на него.

– Я был там, когда вытаскивал отца, и тогда ещё подумал, что уничтожил бы её, если бы мог. Теперь я могу.

– Хотите закрыть тюрьму?

– А ты что думаешь?

– Она вам понадобится – не она, так другая. Лучше засыпать нижний ярус, где слишком сыро, к тому же подземный ход в тюрьме явно лишний. Часть заключённых пошлём на рудники, пусть делом займутся. Нам нужны деньги, а они получат шанс уменьшить наказание.

– Ты проследишь, чтобы они не мёрли как мухи? – Самое время перейти к просьбе.

– Я? – Георг уставился на него, Райгарду не слишком понравилось выражение его лица.

– Что ты собирался делать после войны? – спросил Райгард.

– Пока не знаю. Хочу восстановить поместье, пожить спокойно, если получится.

– Георг, я прошу тебя поехать в Рургард.

– Зачем?

– Ты мне нужен там. Ты должен занять место Валера, утихомирить кланы, помочь скантам влиться в нашу жизнь и проследить, чтобы они не вышли из-под контроля. Лучше тебя этого не сделает никто.

– Я предпочёл бы держаться от политики подальше.

– Когда об этом просит мой отец, я могу согласиться, но ты… Ты, Георг, мне нужен в Рургарде. Да и Ванда принадлежит своему народу, ей там будет легче.

– Я не решил, останусь ли с ней.

«Решил, даже если пока не признался в этом самому себе», – подумал Райгард.

– Я прошу тебя помочь мне восстановить страну. Не отказывайся, Георг.

– Я тоже прошу вас об этом, барон, – Марция вошла в комнату так незаметно, что ни Райгард, ни Георг не заметили. – Но я также хотела бы видеть вас в Нортхеде на заседаниях Совета хотя бы несколько раз в год: нам потребуется ваше мнение. – Она улыбнулась. Райгард порадовался поддержке. Георг нахмурился, однако его лицо сразу стало непроницаемым.

– Я обещал служить вам, и, разумеется, выполню приказ.

– Тогда отныне вы – мой наместник в Рургарде. – Райгард приободрился. Ему неприятно было диктовать Георгу, как ему жить дальше, но сейчас не время миндальничать. – Как только будет готов новый свод законов, мы утвердим его на Совете, и вы сможете уехать.

– Сожалею, барон, что мы не увидим вас на свадьбе, – вымолвила Марция. Райгард решил не выяснять, откуда она знает об этой просьбе Георга.

– Желаю вам счастья, – Георг слегка поклонился и вышел.

– Жаль, счастье недоступно ему самому, – заметила Марция.

– Он справится, – Райгард чувствовал себя неловко, оставаясь с ней наедине. Формально она – его королева, он ловил себя на мысли, что вынудил её принять себя в качестве мужа. Она даже согласилась отказаться от траура всего через два месяца после мнимой гибели мужа, хотя обычно он продлился бы не меньше года, прежде чем она смогла бы думать о новом замужестве. Сканты настаивали на скорейшем браке, большинство баронов тоже предпочитали иметь дело с мужчиной, Маэрина снова прислала барона Гайла Морса, который выразил её удовлетворение и надежду на улучшение жизни в стране, пообещав немалую сумму в качестве свадебного подарка. Буквально все пытались взять её измором и не давали опомниться, Райгарду же очень хотелось знать её мнение. Да, она поцеловала его в том призрачном мире, но тогда они находились на пороге смерти. Сейчас она – королева, а он – её подданный. Чего она хочет? Он нередко замечал, как Марция задумчиво смотрит на него, когда думает, будто он не видит. Он и сам наблюдал за ней постоянно – на заседаниях, церковных службах и приёмах, снова и снова поражаясь её работоспособности и готовности учиться. Он не забыл и её заботы во время его болезни, прикосновений её рук и искренней улыбки, когда он очнулся после болезни. После испытания в Стране Ледяного Тумана даже её ненависть к скантам и еретикам сгладилась: она старалась найти с ними общий язык. Райгард приветствовал эти перемены и поддерживал её как мог.

– Я встретила твоего отца. Он после свадьбы уедет в Тенгрот?

– Да, он хочет жить там. Мой отец не любитель столичной жизни.

– Однажды он сказал мне, что после бури хочется покоя и тишины. Неужели это означает полное одиночество? – спросила Марция.

– Я думаю, его нужно подтолкнуть. – Райгард подошёл к окну и уставился на улицу.

– К кому?

Марция приблизилась к нему, осторожно обходя обрывки ткани, и заметила знакомую фигуру Маи.

– К тому, кто будет его любить, а не использовать. Однажды я случайно прочёл один дневник. Я часто слышу, как люди говорят о любви, но редко вижу, чтобы слова подтверждались делом. Снова и снова.

– Ты про Маю? – уточнила Марция. Райгард кивнул. То, что Мая сделала для отца, мало кто способен был сделать.

– Тогда поторопись.

– Почему?

– Леонис Чевиндом интересовался у меня, не согласится ли господин Сиверс жениться на одной его кузине.

Райгард скривился:

– Меня о том же спрашивал Эйвард. Ривенхеды неисправимы. Стервятников хватит на всех! Они сломали жизнь Илзе и королеве Катрейне, я не позволю им втянуть отца в эти игры!

– Если они заиграются, тем хуже для них. Они больше не правят Сканналией.

– Верно. Ею правим мы, то есть… – Райгард смутился. Марция взяла его под руку. Он видел, как напряглось её лицо.

– Нет, ты верно сказал. Мы. Вместе.

***

Её кожа до сих пор выглядела такой бледной, что кровеносные сосуды отчётливо проступали на ней. Сидя в кресле, Ванда куталась в чёрную шаль и равнодушно смотрела в приоткрытое окно. Георг нахмурился: в этой же позе она сидела, когда он уходил. Она вместе с кровью растеряла уверенность, пылкость, яркость. Иногда он с сожалением вспоминал, какой она была в юности, когда своей непосредственностью и дерзостью умудрялась растормошить его, заставить жить по-своему. Она стала старше, молчаливее, мрачнее и ни о чём больше не просила. Её чёрные волосы тускло свешивались на плечи: она совершенно перестала ухаживать за собой. Глаза казались мутными, хотя Георг видел: они следят за ним с тех пор, как он вошёл в её спальню. Когда-то он и сам потерял смысл жизни, но ему было на что опереться, чтобы не сойти с ума. А что есть у Ванды?

– Их Величества намерены отправить меня в Рургард, – начал Георг. Он не радовался назначению – Райгард об этом знал. Его собственное поместье лежало в руинах, как и его супружеская жизнь. Георгу совсем не хотелось заниматься делами чужих ему людей. Если бы не война… Война меняет всё, вынуждает отказаться от привычного уклада. Мир изменился настолько, что Георг порой боялся заблудиться в знакомых поворотах.

– В Рургард? – впервые за много дней Георг услышал лёгкий интерес в словах Ванды.

– Я получил титул Валера, поэтому должен ехать.

– Ты возьмёшь меня с собой? – Георг едва расслышал вопрос. Ответа у него не было.

– А ты этого хочешь? – спросил он. Морозный воздух из окна вызывал дрожь, Ванда словно не замечала холода.

– Не знаю, – она откинула голову на спинку мягкого кресла с яркой жёлтой обивкой – одной из тех вещей, что появились здесь в его отсутствие. Наверное, опять приступ головокружения. Лекари утверждали, что кровь уже должна восстановиться. Георг знал: дело не в этом. Ванда не хотела жить, она почти не ела, никуда не выходила и чахла, как когда-то их с Томаром сестра Ленора.

– Если ты решишь остаться…

– Остаться в Нортхеде? – презрительно скривилась Ванда. – Ни за что! Если ты не хочешь меня брать, дай мне поехать в твоё поместье.

– Там одни развалины, – возразил Георг.

– Пускай. Я и сама как развалина, – буркнула Ванда. Что ж, её язык по-прежнему груб и несдержан. Георг чуть не улыбнулся.

– Возможно, я не вернусь туда, – ещё утром Георг помыслить не мог о том, чтобы бросить родной дом, но на самом деле это логично. Проблемы в Рургарде надолго.

– Но ты же так любишь свой дом? – Ванда удивлённо покосилась на него.

– А разве ты не любишь Рургард?

– А разве важно, люблю я его или нет? – не будь её голос таким спокойным, он бы подумал, что она дразнится.

– Важно, если ты решишь ехать со мной.

Ванда сглотнула и отвернулась к окну.

– После всего ты позволишь мне остаться в своей жизни?

– Ты всегда была её частью.

– Как кусочек красной мозаики, случайно затесавшийся среди морских волн и синевы неба? – Георг не сразу понял, что она вспоминает мозаичное панно в их бывшем доме, изображавшее море, небо и далёкий белый парус. Однажды оттуда выпал кусочек паруса. Ванда смеха ради подобрала красную стекляшку, огранила её до нужной формы и вставила в панно. Георг, недовольный такой вольностью, переделывать ничего не стал. Алый парус так и сиял, наверное, среди мусора и камней, если его не унесли мародёры.

– Мне твой парус напоминал огонь. Яркий огонь маяка среди волн и тёмного неба может спасти жизнь.

– Яркий огонь губит мотыльков.

– Только неосторожных, – Георг остановился у неё за спиной. Ванда медленно поднялась, повернулась к нему, опираясь на спинку кресла рукой. Они уставились друг на друга недоверчиво и напряжённо.

– У тебя есть время на размышление, – Георг не пытался поддержать её: она в этом не нуждалась. Ей нужна другая поддержка.

– Так ты всерьёз готов взять меня с собой?

– Там твой дом. Впрочем, я не смогу быть с тобой часто. Предстоит много работы и поездок. Тебе будет скучно, как и раньше.

Ванда криво улыбнулась, выражение на её лице напоминало застывшую маску:

– Однажды ты сказал, что нельзя ждать от огня прохлады, а от снега – тепла. Ты был прав. Я больше не жду и приму то, что ты предложишь.

Георгу стало неловко:

– Я не это хотел сказать.

– Ты не понял, Георг, – при звуке своего имени он поднял на неё глаза. Она смотрела серьёзно и устало, но при этом пронзительно. – Мне это больше не нужно. Ты был прав ещё в одном: я пошла по твоему пути и прошла его до конца. Смерть брата, предательство… что ты там назвал? Месть королю, гражданская война? Добавь пытки, издевательства, ненависть к себе, желание покончить со всем разом или хоть что-то исправить. Скажи, Георг, как ты справился?

– Никак. Это остаётся навсегда, – голос Георга сорвался.

– Значит, навсегда. И надо с этим жить. Как?