Как мы нашли тебя

Глава 12

Шум моря

Кейт ждет, когда дети вернутся из школы. Ее нервирует, когда они далеко от нее. Голограмма часов медленно тикает. Ей придется заняться чем-то, пока она ждет. Может, чем-то конструктивным, чтобы не сойти с ума. С детьми всегда возникает этот инстинкт «оттолкни-притяни». Когда они здесь и ведут себя ужасно, она ищет способ сбагрить их кому-нибудь — чтобы их увели прочь из дома. Но как только они ушли, в доме становится слишком тихо, и у нее возникает тревожное чувство, что их вообще не существует, и возникает желание вернуть их назад.

Может быть, она приготовит обед. Она открывает дверцу холодильника, но там почти пусто. Ей вдруг вспоминается Джеймс, который пять лет назад вошел в их квартиру на Иллово с продуктами, которые почти сыпались из синтетических сумок для шоппинга. Свежие фрукты и овощи, хлеб из семян, свекольный джем, миндальное масло. Она бы поцеловала его и назвала Мармеладом. Поцеловала бы его красивую кожу, суперстойкую к воздействию солнца. Он был таким чертовски здравомыслящим — слишком хорошим, чтобы быть настоящим. И, конечно же, в конце концов, все оказалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Его преследовали его демоны, как и всех других. Он просто лучше их скрывал.

Кейт отгоняет мысли о нем и закрывает дверцу холодильника. Она закажет что-нибудь на обед. В наши дни это так старомодно — готовить что-либо с нуля. Кто она такая, чтобы нарушать эту тенденцию? Она вполне довольна серийно выпускаемыми блюдами, доставляемыми беспилотниками из «Бильхен». Они хороши на вкус и содержат идеальное количество питательных веществ и килоджоулей, что далеко не всегда соответствует истине в случае, когда она готовит сама. Если бы она жила одна, то ела бы вафли из тостера шесть дней в неделю. Она нажимает на экран на холодильнике, чтобы сделать заказ. Лицо «Бильхен» улыбается и хлопает ей ресницами. Кейт выбирает между итальянской, индийской, греческой, южноафриканской и японской кухнями. Затем выбирает количество белков и углеводов. Приложение знает ее тип фигуры и рост, ее идеальный вес и количество упражнений, которые она выполнила, когда синхронизировалось с ее хеликсом. Рассчитывает порции соответственно. То же самое касается детей и Себенгайл. Что Кейт действительно любит есть, так это стаканчик мороженого «Даркоко» с тростниковым сахаром, но она не знает, где такое найти. Сахар частично запретили уже два года назад, к ее большому огорчению. Газированных напитков это коснулось в первую очередь. Безвкусие добавить, сахар убрать. Как изменился состав привычных блюд. По крайней мере курящие травку обитатели окраин счастливы.

У нее есть небольшой запас шоколадных батончиков, оставшийся с времен до запрета сахарозы, но она залезает в него в лишь чрезвычайных случаях. Оправдывает ли ее текущее настроение поедание шоколадного батончика «КараКранч»? Их срок годности выходит, на шоколаде образуется белый налет, так что ей не стоит хранить их слишком долго. Она поворачивается, чтобы пойти в спальню, но слышит какой-то звук и останавливается.

Звук исходит из детской комнаты, хотя дети еще не вернулись домой из школы. Памятуя о том, что ей следует вытащить батарейки из жуткого Бебебота Сильвер, Кейт достает чемоданчик с отверткой из верхнего ящика в столовой. Она внимательно рассматривает содержимое ящика с инструментами, и у нее в голове всплывает воспоминание: Джеймс, зажавший гвоздь в губах и забивающий другой такой же в стену. Когда она использовала его старые инструменты, то всегда ощущала себя фиолетовой. Она закрывает крышку и идет в комнату близнецов. Она уверена, что должно быть выглядит ненормальной, стоя на пороге, задрав голову и с острым инструментов в руках. Пугающий силуэт, ожидающий, когда заплачет ребенок.

Ей не приходится долго ждать.

— Мама, — раздался вопль из половины комнаты Сильвер, а затем грустный всхлип.

Он кажется таким настоящим. От него она вновь оказывается в том времени, когда оказалась в ловушке в клинике «Генезис» на милости доктора. Когда психопат вручил ей ребенка. Их ребенка. Выношенного не в ее матке, но рожденного от нее и Мармелада. Их мальчик, напечатанный из ДНК. Их Мэлли.

«Черт. Черт, Кейт. Вытащи себя из этого ядовитого тумана памяти. Ты должна преодолеть это, если не можешь сделать это ради себя, то сделай ради детей».

— Мама, — раздается голос позади нее.

От испуга она чуть не прошибает потолок. Это Мэлли, который смотрит на нее своими большими сине-зелеными глазами. Ее глазами. Шум моря.

— Иисусе, — произносит она, отвертка взмывает к ее сердцу. — Ты напугал меня.

— Кто такой Иисус? — тоненьким голоском спрашивает Сильвер, плетясь следом за своим братом. Ее не совсем братом.

На них все еще надеты их рюкзаки с мультяшными персонажами: голубой «РобоПап» Мэлли и розовый «КиттиБот» Сильвер. Няня прямо позади них, нагруженная их рисунками и экспериментами в выпечке. Она улыбается, когда замечает Кейт. Девушка, кажется, рада видеть Кейт проснувшейся и принявшей душ, но замечает отвертку у ее груди и выглядит озадаченной. Кейт быстро прячет ее за спину и широко улыбается, запоздало поняв, что ее действия от этого становятся лишь еще более подозрительными.

— Как школа?

— Учитель Мэлли хочет знать, почему он настаивает на изучении своих цифр в цвете. Говорит, что это смущает других детей.

— Эм-м…

— И они сказали не отправлять Сильвер в школу, когда у нее насморк.

Как по команде, Сильвер шмыгает носом и вытирает его тыльной стороной ладони.

— На прошлой неделе они жаловались, что она слишком часто отсутствует и рискует отстать. Представляете? Ей три года. Вы когда-нибудь слышали о трехлетке, которая отстает от сверстников?

Няня пожимает плечами.

— Не казните гонца.

— Кто такой Иисус? — спрашивает Мэлли.

— Это разговор для другого раза, — отвечает Себенгайл, состроив смешное лицо Кейт.

Она кладет руки детям на плечи и мягко уводит их по направлению к ванной. Народ бонго серьезно относится к мытью рук. Сильвер, которую зачали и родили биологическим путем, простужается независимо от мытья рук. Мэлли в жизни ни разу не болел.

Кейт сопротивлялась тому, чтобы нанять няню, первые два года жизни близнецов. Она так долго страдала от бесплодия, что не могла представить, что за детьми будет присматривать кто-то другой. Она хотела испытать все первые мгновения: слова, первые шаги, режущиеся зубки. Она хотела быть с ними, когда это будет происходить. Она бросила работу и полностью посвятила себя материнству. Частично это был ее способ ухода из мира: продукт ее ПТСР. Тогда она ни за что бы не доверила своих детей незнакомке, не после того, что с ней случилось.

Но для нее это было не очень хорошо. Постепенно Сет прививал ей эту мысль. Себенгайл раньше была СурроСестрой: молодой, одинокой женщиной, которая вызвалась помогать бесплодным парам заводить детей, когда кризис фертильности в Южной Африке достиг пика. Без таких как она уровень рождаемости упал бы до нуля. Когда кризис завершился, потребность в суррогатных матерях уменьшилась, грянул беби-бум, возросла потребность в нянях. Естественно было предположить, что СурроСестры станут нянями. Не просто нянями, но самыми лучшими, каких только можно найти — прошедшие предварительный отбор — без судимостей, с хорошим здоровьем, стрессоустойчивые. Значки суррогатных матерей уступили место небольшим брошам «СС» — медным булавкам, которые они носили над сердцем.

Поначалу они наняли Себенгайл, чтобы она присматривала за малышами всего час, пока они ходили выпить кофейный фризо в местный ресторан, тремя этажами ниже, и наблюдали за ней посредством многочисленных веб-няней «Гимлет». Вскоре стало очевидно, что вечно веселая Себенгайл полезна всем, и так она стала постоянной няней, а затем няней с проживанием, а год спустя переехала в апартаменты для няни по соседству. Теперь она лучший друг близнецов, и Кейт не могла представить их жизни без нее. Время от времени у Кейт возникает искушение расспросить ее о опыте суррогатного материнства, но бонго разделяет личную жизнь и работу, так что Кейт это уважает.

Дрон «Бильхен» жужжит у окна доставки в гостиной. Он искусно приземляется на платформу и озвучивает приветствие. Кейт открывает щеколду и принимает еду, а за ее ухом раздается сигнал прихода квитанции. Она чувствует себя глупо, так как ей всегда инстинктивно хочется сказать спасибо машине или дать на чай. Старые привычки умирают с трудом. Однажды дети будут закатывать глаза из-за того, какая технически отсталая их мать. До тех пор, она по крайней мере попытается казаться крутой.

— Мы можем завести собаку? — спрашивает Мэлли каждый день без исключения.

Они все сидят за столом, поедают бургеры с черными грибами, сладкими картофельными чипсами фри и хорошо обжаренными стеблями брокколи.

— У нас есть собака, — отвечает Кейт. — Бетти/Барбара.

Мэлли морщит нос.

— Она старая. И медлительная.

— И вонючая, — замечает Сильвер, отчего они оба хихикают.

Это правда. У Бетти/Барбары особенно сильные проблемы с метеоризмом.

— И что? — спрашивает Кейт. — Ты и меня захочешь заменить? Когда я стану старой и буду вонять?

Мэлли смеется с открытым ртом, и Кейт видно наполовину прожеванную им еду. Улыбка Сильвер исчезает. Вероятно, она никогда не задумывалась, что Кейт однажды не станет.

Сын, наоборот, не унимается.

— Собака-робот не воняет, ее не надо кормить, с ней не надо гулять и посещать ветклинику.

Но тогда в чем смысл?

— И она не пукает, — говорит Мэлли.

— Ах, — Кейт делает глоток вина. — Так вот в чем дело.

— Когда Сет вернется домой? — спрашивает Сильвер.

Прежде чем начать есть, она разделяет ингредиенты на тарелке. Не любит, чтобы вкусы переплетались.

— Не знаю, — отвечает Кейт. — Скоро.

— Я по нему скучаю, — жалуется Мэлли.

— Как и я, — говорит Кейт. — Он уехал ненадолго.

Няня похлопывает Сильвер по руке, подмигивает ей. Кейт уверена, что Сильвер ее любимица, хоть та тщательно это скрывает.

— Мой любимый цвет — цвет апельсинового сока, — провозглашает Мэлли.

Сильвер покрывает голову своей белой салфеткой.

— Я при-и-ивиде-е-е-ние, — говорит она. — Я при-и-ивиде-е-е-ние.

Она делает так каждый вечер, но это все равно их смешит.

— Мам, — говорит Мэлли. — Расскажи мне, чем я занимался, когда был ребенком.

— Что? Зачем?

— Просто потому что.

— Другие дети тебе что-то сказали?

— Что?

— Они говорили о тебе о чем-нибудь…?

Себенгайл отводит взгляд, словно не прислушивается к разговору. Будто это слишком личное. Мэлли хмурится.

— Ладно, — произносит Кейт. — Ребенком ты… я не знаю. Пошел в девять месяцев. Что очень рано для малыша.

— Мило.

— Начал говорить тоже рано. Все начал делать рано.

Сильвер выглядит расстроенной. Она уже знает, что слабее брата.

— Это потому что я старше Сильвер, — говорит он.

Мальчик съел все кроме брокколи.

— Ненамного, — отвечает Кейт. — На несколько месяцев.

— Я всегда буду крупнее Сильвер?

— Нет, — говорит Кейт.

Сильвер воспрянула духом, а Мэлли смотрит на нее.