Граф. Тетралогия

- О том, что срок уже вышел… - буркнул я, а потом озвучил мысль, которая мучила меня последние двое суток. – И что письмо Алван-берза – со вторым дном!

- В каком смысле? – заинтересовалась моя супруга.

- Мне кажется, что Гогнар Подкова, диктовавший это письмо писцам, намеренно выставил его величество безвольным трусом. И почти уверен, что его копии в ближайшие дни объявятся в большинстве крупных городов королевства…

Илзе задумалась. А через какое-то время нехорошо прищурилась:

- Хм… С точки зрения Алвана эта война выглядит несколько… странной!

Я кивнул:

- А начавшиеся зверства ерзидов – следствием нерешительности короля…

- Деревни отстроим! – затараторила она. – Большинство жителей королевства уже за стенами городов, а наши воины продолжают рвать ерзидские термены…

Я устало потер лицо руками невидящим взглядом уставился в снежную круговерть:

- Для обывателя их действия кажутся комариными укусами, а крайне стесненные условия, страх за свою жизнь и отсутствие надежд на будущее не лучшим образом сказываются на патриотизме. Говоря иными словами, если в ближайшие дни мы не изменим стиль ведения войны, то население начнет роптать…

Илзе замолчала. Минуты на две. А затем снова подъехала почти вплотную и требовательно потянула меня за штанину:

- Ты нашел какой-то выход?

Я сглотнул, затем уставился в ее глаза и горько усмехнулся:

- Пока только намек на его существование…

- Расскажешь?

…За следующие полтора часа, потребовавшиеся нам, чтобы добраться до избушки лесника, затерянной в чаще китцского леса, Илзе не произнесла ни слова. А когда отряд, наконец, выехал на поляну и остановился, первой слетела с коня, взбежала на крыльцо и, с трудом дождавшись, пока подсуетившийся Клайд откроет входную дверь, приказала тащить к ней мои переметные сумки.

Сумки принес я. Сам. Сам же растопил очаг, застелил ложе одеялом и соорудил какое-то подобие стола. После чего был усажен на первое попавшееся на глаза полено и занялся очинкой перьев.

Илзе тоже не бездельничала – сначала протерла «стол» какой-то тряпкой, затем застелила его чистым полотенцем, вытащила из сумок свечи и стопку пергамента, развела в воде сухие чернила и, устроившись поудобнее, зачем-то попросила продиктовать ей те вопросы, которые я собирался задать пленным.

Я продиктовал. Первых штук восемь. А потом заметил, что на пергамент легло раза в полтора больше.

Заинтересовался. Обошел стол так, чтобы видеть рождающийся текст и удивленно хмыкнул: она записывала совсем не то, что я говорю!

- Илзе, если ты устала, давай, ты ляжешь спать, а я допрошу их сам? Или вообще перенесу допрос на завтра… – спросил я, присев рядом с ней и ласково пригладив волосы, распушившиеся от мороза.

Она грустно улыбнулась:

- Милый, ты тактичен до безобразия…

- Понимаешь, я…

- …забыл, что твоя жена – Видящая!

- Что поделать, если твоя красота лишает меня способности связно мыслить? – пытаясь хоть на мгновение отвлечь ее от мыслей о моем будущем, пошутил я.

Илзе шутку не поддержала – дописала очередное предложение, отложила в сторону перо и опустила голову так, чтобы ее волосы закрыли глаза:

- Я уже делала нечто подобное. И намного лучше, чем ты, представляю, что для этого требуется…

Для того, чтобы почувствовать, что творится в ее душе, хватило одного слуха – я аккуратно взял ее за подбородок, заставил поднять лицо и с болью уставился в глаза, за какой-то миг наполнившиеся слезами:

- Я должен, понимаешь?

- Понимаю. И помогу, чем смогу… - сглотнув, сказала она. Потом порывисто прикоснулась к моей щеке кончиками пальцев и… словно замерзла: – Можешь идти…

- Куда? – растерялся я.

- Наружу…

- Прости?

- Одних ответов на вопросы, впрочем, как и присутствия графа Андивара Фарбо, будет маловато… - буркнула она, вытащила из-под стопки пергамента палочку ушеры и поднесла ее пламени свечи: - Потребуются еще и личины. А их, как ты понимаешь, придется создавать мне…