Граф. Тетралогия

- Хорошо, мой повелитель, я сделаю так, как ты сказал…

- Теперь я для тебя не повелитель, а Алван… – поддев пальцем мокрый подбородок и осторожно приподняв его вверх, улыбнулся берз. – Потом ласково прикоснулся губами к заплаканным глазам и грустно добавил: - Знаешь, моя душа сейчас разрывается пополам: одна половина безумно счастлива, что в твоем чреве скоро забьется сердце моего ребенка, а другая сходит с ума от горя из-за того, что мне придется тебя отослать…

- Правда? – посмотрев на него полным слез взглядом, спросила Дайана. – И ты на меня совсем-совсем не сердишься?

Алван улыбнулся, рванул себя за ворот, нащупал кожаный шнурок с пожелтевшим от времени львиным клыком и протянул его ей:

- Ты – моя любимая[206] жена! И будешь таковой, пока дышишь…

…К помосту, на котором расстелили белый айнур, Алван подъезжал с тяжелым сердцем: не присутствовать на вайраме[207] он не мог, а каждая минута времени, проведенная на нем, укорачивала время, которое он мог бы уделить своей адгеш-юли.

«Вкушу сердца Хозяина Леса, объясню причину изменений в завтрашнем сонтэ-лоор[208] и вернусь к ней…»

Увы, его намерения так и остались намерениями – как только он поднялся на помост и занял место на алой кошме, Время встало на дыбы и пустилось вскачь: перед тем, как проглотить крошечный кусочек блюда блюд, каждый из двух с лишним десятков приглашенных им воинов произносил речь. Причем не короткую, благодарственную, а длинную, свободную[209]. В которой высказывал все, что думает о будущем Великой Степи. Само собой, говорить о будущем, не затронув прошлого и настоящего, воины не могли, поэтому начинали чуть ли не с детства Атгиза Сотрясателя Земли, мимоходом приплетали всех известных им вождей, взявших в полон хотя бы полную руку[210] пленных, а заканчивали набившим оскомину сравнением армии ерзидов с песчаной бурей[211], которое, по их мнению, позволило армии поставить на колени целое королевство. В общем, к моменту, когда закончил последний, кусок сердца, доставшийся Алвану, давно остыл, а над границей степи и леса успела взойти Юлдуз-итирэ[212].

Увидев руку берза, вскинутую над головой, ночной лоор-ойтэ, освещенный светом сотен костров, мгновенно затих, а в глазах тысяч воинов, с самого начала вайрама ожидавших Слова вождя вождей, загорелись искорки радости.

- Еще не так давно мы, воины Степи, смотрели на эту землю, как безусый мальчишка на проходящую мимо рабыню: нас манило то, что она может нам дать, но пугало возможное наказание…

Воины заулыбались, а некоторые, самые смешливые, начали показывать жестами, чего они хотели от Севера и северянок.

- Теперь, когда первое королевство лайши уже пало к копытам наших коней, пришло время делать выводы: мы смогли его взять только потому, что забыли междоусобные распри и превратились в единый всесокрушающий кулак…

- А еще потому, что с нами был Субэдэ-бали! - выкрикнули из толпы.

- Боги есть и у нас, и у лайши… - жестом заткнув крикуна, усмехнулся берз. – Поэтому…

- Их боги – слабее!!! – заорали сразу несколько воинов.

- Хм… Ладно, представьте себе две группы мальчишек. Одна – стоит плотной кучкой, готовая к драке, и внимательно вслушивается как в советы своего предводителя, так и в замечания находящихся рядом воинов. Во второй – разброд: каждый делает, что хочет, считает предводителем себя и больше орет, чем делает. Как вы считаете, кто победит?

- Алван-берз мудр… - рыкнул Гогнар, сын Алоя. – Мы услышали волю наших богов только потому, что перестали грызться и видеть врагов друг в друге!

- Ойра! – согласно воскликнули воины.

- Пришло время показать Субэдэ-бали, что мы поняли его волю и действительно стали одним целым!

- Что для этого надо? Взять Над-гез за полную руку дней?! – хохотнул кто-то из Цхатаев.

- Нет. Смирить гордыню… - предельно серьезно ответил Алван. И, дождавшись изумленной тишины, добавил: - Я – смирил. Поэтому завтра утром принесу сонтэ-лоор от имени всех ерзидов…

Некоторое время Степь ошалело молчала. Затем скрипнул помост, и слева от вождя вождей возник силуэт Байзара:

- Во времена моего отца на Север уходили тысячи, а возвращались сотни. Я счастливее их, ибо, приняв руку Алван-берза, увидел, как высокомерные лайши, прятавшиеся за стенами каменных стойбищ, начали падать перед нами на колени, не успев пролить и капли крови моих братьев! Вождь, ценящий каждого своего воина – Великий Вождь, поэтому я, Байзар, сын Шаграта, поднимаю свою саблю и говорю «Ойра, берз – делай, что должно, и знай, что я – за твоим плечом»!

- Да, но… - начал было Цертой, сын Марзгана, но не договорил: над степью взметнулся лес выхваченных сабель, и ночную тишину разорвал безумный крик: - Алла-а-а!!!