Меч Кайгена

Как многим джиджакам, Мамору нужно было стараться, чтобы управлять водой. Но сила Тоу-сама была на уровне, где вода спешила слушаться его, и Мамору было сложно не отставать.

— Этот мальчик фамильярен с тобой, — сказал Тоу-сама, не оглядываясь.

— Мы одноклассники.

— Юкино Юта и Мизумаки Ицуки тоже твои одноклассники. Но этой зимой ты проводишь с ними мало времени.

— Мы все еще тренируемся вместе порой, — сказал Мамору. — Я просто хотел работать над башнями с Чоль-хи и Ацуши, — он замер, нервно взглянул в лицо отца. — Если хочешь, я прекращу, Тоу-сама. Я присоединился к стройке, потому что ты разрешил…

— Я не против. Пока ты не отвлекаешься от истинной цели.

От его тона желудок Мамору сжался. Он не стал ближе к пониманию Шепчущего Клинка.

— Да, Тоу-сама, — сказал он. — И… могу я спросить, почему мы идем домой так рано? — спросил он, желая сменить тему.

— Я и так собирался уйти раньше. У меня встреча с братом в одиннадцать в его кабинете, но для твоей матери пришло письмо из Ишихамы.

— О, — Мамору все еще не понимал, почему это было причиной возвращаться домой. Каа-чан порой получала письма от своей семьи в Ишихаме. Почтальоны в холле деревни порой отдавали Тоу-саме почту семьи, чтобы он забрал ее сам, а не они несли к двери, но Мамору не видел, чтобы его отец спешил отнести письма домой.

— Это письмо помечено как срочное, — объяснил Тоу-сама, заметив смятение Мамору. — Было послано скорой почтой с печатью лорда Цусано, значит, новость ему нужно было доставить немедленно.

Мамору ускорился, гадая, что за новости из дома матери не могли подождать и дня.

МИСАКИ

— Вы рано, — удивленно сказала Мисаки. — Простите… я только уложила Изумо спать и еще не приготовила обед.

— Где двое других? — спросил Такеру. Он любил так делать — говорить о мальчиках, как о вещах в сумке.

— Хироши в начальной школе на дополнительной тренировке, а Нагаса спит, — после трех часов беготни за Рётой по снегу он какое-то время решил отдохнуть. — Секунду, я сделаю чай и обеспечу обед.

— До этого, — сказал Такеру, — тебе нужно кое-что увидеть, — он вытащил из рукава свиток и протянул ей. — Потому мы пришли рано. Это от твоего брата.

— О, — Мисаки взяла свиток у мужа. В Ишихама работал телефон, но в Такаюби его не было, так что Казу редко связывался с ней через письма. Но письмо впервые было отмечено как срочное. Она сорвала печать Цусано и развернула свиток.

Дорогая Мисаки,

Надеюсь, послание прибудет вовремя, и тебе не придется переживать. Вчера наш город и соседний район пострадал от прибрежной бури. Многие дома разрушены, включая наш Арашики, больше сотни человек уже погибли. Я просто хочу, чтобы ты узнала до того, как услышишь новости, что наша семья и друзья живы и в безопасности.

Мы с Кайто немного ранены, но Каа-сан, Тоу-сама, Райки, моя жена и малыши целы. Мы бы не были Цусано, если бы не могли вытерпеть немного ветра и дождя.

Шутки в сторону, похоже, бури были особенно плохие в последнее время. Попробуй уговорить мужа уйти глубже на сушу. Слышал, столица мила в это время года.

Ньяма тебе,

Твой брат, Цусано Казу, лорд Арашики

— Что говорит лорд Цусано? — спросил Такеру.

Мисаки подавила улыбку. Прошли годы с передачи титула, но было все еще забавно, что ее глупый братишка звался лордом Цусано.

Мисаки вручила Такеру письмо. Он скользнул взглядом, читая его.

— Что это за часть в конце? Почему он советует нам идти глубже на сушу?

— Не знаю, — четно сказала Мисаки. — Порой у Казу… странное чувство юмора.

— Он знает, что мы живем на горе? Мы не в опасности утонуть.

— Знаю. Это странно, — все письмо было странным.

Арашики был старым замком на склоне горы с видом на море. Сила клана Цусано делала место единственной безопасной площадкой на берегу камня, избитого волнами. В старые дни обитатели Крепости Шторма использовали джийю, чтобы приводить торговые корабли с континента безопасно в порт. Во время Келебы, когда континент стал врагом, Цусано из Арашики создали себе новое имя, разбивая корабли Ранги на кусочки об камни, поднимая море, чтобы проглотить выживших. Теперь Крепость Шторма служила как сторожевая башня империи, внимательный взгляд, следящий за Ранганийским союзом.

Мисаки сомневалась в историях дедушки, что Цусано сами разгромили половину армады Ранги, но было сложно представить, чтобы сила с моря прошла их берег целей. Но океан был ненадежным союзником. И если днем летали чайки и ярко светило солнце, Мисаки помнила, что ночами грохотал гром, волны сотрясали утес. Тоу-сама и слуги закрывали окна, а Каа-сан уводила Мисаки и двух мальчиков в безопасные каменные комнаты глубоко внутри дома. Мисаки помнила, как скрипела зубами из-за скрежета стен, сжималась в руках матери, закрывая руками уши Казу.

Шторма, говорила Каа-сан, напоминали об их месте в мире.

«Наша сила взята в долг, — говорила она, — это дар и благословение. Истинная сила принадлежит богам».

Но Нами и Наги всегда щадили своих детей Цусано. Несмотря на шум и ужас, шторм забирал лишь пару плиток черепицы или ставни на могучем замке Арашики. Мисаки не могла представить шторм, который мог повредить упрямую крепость, тем более, уничтожить ее. И Ишихама была в Широджиме, не так далеко вдоль берега от Такаюби. Если они страдали от волн, которые могли разбить Арашики, как тут вода могла оставаться спокойной? Как небо над горой могло быть таким ясным?

— Нужно включить новости, — сказал Такеру, — увидеть, есть ли что-то о шторме.

Мацуда часто смотрели ТВ, пока ели. Чаще всего это был шум на фоне — бесконечный процесс скучной пропаганды. Но в последнее время Мисаки заметила, что Мамору наблюдал за экраном, смотрел на развевающиеся флаги, вещающих джасели и военные демонстрации почти хищно.

— Я в Ишихаме, — говорил камере репортер-джасели на кайгенгуа, — где многие дома недавно разгромил ужасный шторм. Наши имперские отряды работали без устали, чтобы обеспечить помощь потерявшим дом и вытащить выживших из завалов.

Мисаки смотрела тревожно, надеясь, что они покажут ущерб — и в то же время надеясь, что этого не будет. Ишихама была местом ее ранних и невинных воспоминаний. Она не знала, вынесла бы вид города в руинах. Но они не показали такой материал. Репортёр говорила на фоне белого зимнего неба, ее волосы и ханбок с кисточкой трепал ветер.

— Ради нашей безопасности солдаты не позволили нам подойти ближе этого холма к разрушениям. Нам повезло, что они помогают в это время, и что лидер заботится о благосостоянии всех нас. Передаю слово Джали Бан-хьян Джи, Голосу Императора.

— Приветствую, народ Кайгена, дети Империи, — чарующий голос Бан-хьяна был шелковым и сильным, как всегда, хотя он нес серьезную ноту. — Сегодня сердце Его величества отягощено трагедией его детей в Ишихаме.

Пока джасели говорил, экран начал показывать неподвижные картинки разрушений в Ишихаме — дома стали обломками, леса смыло, машины плавали в затопленных улицах, а потом прибыли солдаты в чистой синей форме, чтобы помочь людям выбраться из завалов, унести раненых и потерявшихся детей.

— Это не настоящее, — тихо сказал Мамору.

— Что?

— То, — Мамору указал на картинку, которая пропадала с экрана. — Фотография солдат, раздающих еду жителям. Они использовали ее неделю назад, когда рассказывали о штормах в Хейбандо и Йонсоме.

— Ты ошибаешься, — Мисаки нервно взглянула на Такеру. — Многие города у берега выглядят похоже.

— Я не ошибаюсь, — настаивал Мамору. — Они использовали ее в третий раз.

На экране уже показывали разбитые дома и затопленные улицы. Мисаки пригляделась к развалинам на экране, но она не считала пейзаж и архитектуру знакомыми. Она давно не была в Ишихаме, но была уверена, что пейзаж был каменистым, а не таким, как они показывали.

— Почему они не используют настоящий материал? — спросил Мамору.

— Мамору, — с предупреждением сказала Мисаки, — не нужно сейчас переживать из-за мелких технических…

— Это не мелочь. Они не показывают видео. Все фотографии можно подделать…

— Мамору, — сказал Такеру. — Родной город твоей матери серьёзно пострадал. Вырази уважение.

— Это уважение? — Мамору указал на экран. — Они не скажут правду о том, что случилось с теми людьми. Разве это уважение, Тоу-сама?

Мисаки было не по себе. Она посмотрела на Такеру и поняла, что не знала, как он отреагирует. Она не говорила такое ему в лицо. Она не была дурой.

— Мамору, в-вряд ли ты знаешь, о чем говоришь, — она пыталась исправить ситуацию. — Его величество говорит нам, что нам нужно знать. Не так важна прямая правда…

— Я хочу знать, что думает Тоу-сама, — Мамору посмотрел на Такеру.

— Думаю… у тебя лихорадка, — сказал Такеру после паузы. — Котецу Ацуши болел на прошлой неделе, теперь заразился ты. Тебе плохо?

Он давал Мамору шанс отступить, этот шанс разумный человек использовал бы под весом этого ледяного взгляда. Но Мамору, похоже, сошел с ума.

— Я в порядке, Тоу-сама, — сказал он без колебаний. — При всем уважении я просто хочу знать, что ты думаешь о том, что правительство тебе врет.

Лицо Такеру почти не изменилось, только складка между строгими бровями стала глубже. Мисаки ничего страшнее еще не видела.

— Это мальчишка Кван, да? — мрачно сказал он. — Он вложил глупые идеи в твою голову.

Мамору вдохнул и посмотрел в глаза отца.

— Разве важно, откуда идеи, если в них есть правда?

— Что он тебе говорил?

— Многое. Он говорит, что ураганы, о которых сообщает правительство, не естественные шторма, а атаки Ранги.

Тревога Мисаки стала чистым страхом.

— Тогда он или лжец, или идиот, — отмахнулся Такеру. — Ранганийцы не так сильны, чтобы так навредить, особенно в местах как Ишихама и Йонсом, где им противостоят сильные воины.

Но он ошибался. Ранганийский Союз был — и всегда был — сильнее и хитрее, чем были готовы признать правящие кайгенцы. Эта наглая ложь уже стоила им двух третей империи.

Здания, поврежденные фонья, выглядели не так, как дома, пострадавшие от бури. Может, потому в новостях не показывал сцены катастрофы? Потому они не показывали настоящие материалы?

— Кван Чоль-хи говорит, что император не хочет, чтобы мы знали, какими сильными стали ранганийцы, чтобы мы не паниковали, чтобы мы остались тут и умерли, защищая этот берег.

— Ты звучишь зло, — ровно сказал Такеру. — Наш долг — защищать Кайген, что бы ни говорил нам император.

— Но… разве это не делает нас пушечным мясом?

— Это делает нас пушкой.

Мамору запнулся.

— Но… это не… если император даже не говорит нам…

— Не важно, что говорит или не говорит Император, — сказал Такеру. — Это не меняет факта, что мы тут лишимся жизней ради империи. Мы — Меч Кайгена.

— Ты говоришь так — и все говорят — но меч — просто орудие.

Такеру встал и ударил Мамору по лицу.

Мамору был удивлен. Не стоило удивляться.

— Ты не будешь так говорить в моем доме. Ясно?

— Да, Тоу-сама. Прости.