Меч Кайгена
- Автор: М. Л. Вонг
- Жанр: Фэнтези
Читать книгу "Меч Кайгена"
ГЛАВА 24: ИМПЕРИЯ
Многие пытались уговорить полковника не сжигать всех. Кван Тэ-мин, Казу и Амено высокого ранга просили его остановиться, когда они поняли, что происходило, но огонь уже превратил почти все тела в черную массу. Вскоре они стали пеплом.
Такеру подозрительно отсутствовал, когда полковник созвал жителей деревни и волонтёров, отдал им приказы Императора. Были протесты. Даже самые верные кайгенцы с промытыми мозгами не хотели жертвовать достоинством любимых без спора.
Но полковник Сонг только повторял:
Такеру се еще не было, и Казу с волонтерами высокого ранга из домов Амено и Гинкава старались успокоить людей и сохранить порядок. Без Такеру люди даже стали просить совета у женщин его дома.
Тем вечером Мисаки и Сецуко окружили женщины, которые или не могли выразить недовольство мужчинами, или были недовольны их ответами. Женщины собрались близко во временной спальне в додзе Мацуда.
Мужчины — выживши и волонтеры, которые не могли пойти домой ночью — едва втиснулись в уцелевшие спальни и кабинеты дома на ночь. Додзе было священным местом для мужчин, но только эта комната в доме могла уместить всех женщин и детей, оставшихся без крыш. Такеру убрал храм и стойку с оружием.
Теперь каждую ночь додзе, вмещавшее пятьдесят учеников, становлюсь спальней для двадцати женщин и их детей — и этим вечером у них прошло собрание.
— Как они могли так сделать? — спросила Мизумаки Фуюко в десятый раз. — Они сожгли наших мертвых и теперь не дадут даже вспоминать их?
— Мы все еще можем их помнить, Мизумаки-сан, — Мисаки пыталась утешить тоном, но было сложно звучать так, когда ее слова были пустыми. — Мы всегда будем помнить… просто нельзя говорить о том, как они умерли.
— Это не память, — гневно сказала Фуюхи, мать Фуюко. — Так неправильно. Мой муж и сын, твой сын, — она повернулась к Мисаки, — и твой муж, — к Сецуко, — и твои, — к Хиори, — все наши мужчины были воинами. Если мы не будем помнить, как они умерли, то мы не будем помнить, кем они были.
Женщины молчали. Никто не спорил со словами Мизумаки Фуюхи.
— И не пытайтесь мне говорить, что мы можем помнить, не говоря о том, что тут случилось, — сказала женщина, подавив слабый ответ Мисаки раньше, чем он сорвался с ее губ. — Наследие воина важно для его души. Отрицать произошедшее тут — перед нами или кем-то еще — величайшая грубость, какую мы можем сделать для наших мертвых.
— А ещё были убиты беззащитные, — добавила Маюми, одна из выживших Катакури. — Наши женщины, нуму, фины, дети, — вдова плакала, но слезы сделали ее голос только сильнее. — Мы должны отрицать их страдания?
Мисаки много лет смотрела на этих людей свысока за то, что они верили пропаганде Империи. Много лет их неведение раздражало ее. Было странно и печально смотреть, как вся деревня понимала то, что она знала давно: что Император был тираном-эгоистом, а не заботливым отцом.
Перед лицом ужасного открытия женщины Такаюби оказались сильнее, чем она ожидала. С их мягкостью и скромностью, эти аристократки были образованными, знали поэзию, историю и философию. Они выросли в культуре отрицания, но когда кровавая правда посмотрела им в лицо, они смогли ее осознать. Они были способны на гнев. Мисаки хотела бы знать, как успокоить тот гнев. Может, так она смогла бы спасти себя от лет боли.
— Империи будто нет дела! — голос Мизумаки Фуюхи стал громче, в глазах стояли слезы. — Как они могли так сделать? Как можно было позволить им это сделать? — она обратила ярость на Мисаки. — Твой дом должен был защитить нас! Твой муж исчез, как наши мертвые, и ты говоришь нам просто забыть…
— Эй, — перебила резко ее Сецуко. — Не говори с ней так.
— Она говорит нам отрицать то, что случилось с нашими семьями. Она трусли…
— Следи за языком! — закричала Сецуко, и только Мизумаки Фуюхи не вздрогнула. Никто еще не слышал, чтобы Мацуда Сецуко, веселая и простая рыбачка, говорила таким тоном. — Я знаю, что вы злитесь, но мы — леди, и нужно следить за тоном, — сказала она, показывая, что и она могла быть властной, как коро высокого рода. — Мисаки — жена главы этой деревни. Вы будете говорить с ней с уважением.
Повисла потрясенная тишина.
А потом Фуюхи склонила голову к Сецуко.
— Прошу прощения, Мацуда-доно.
— Мне не нужны твои извинения, Мизумаки, — сказала Сецуко. — Я — просто овдовевшая дочь рыбака. Извинись перед ней, — она указала на Мисаки.
Мизумаки Фуюхи поклонилась.
— Прошу прощения, Мацуда-доно.
— Весь проклятый мир хочет нашей смерти, — сказала Сецуко, игнорируя нескольких женщин, сжавшихся от ее слов. — Мы не можем рвать друг друга, как стая безумных собак. Если ты знаешь, о чем говоришь, Мисаки-сама — последняя, на кого ты должна кричать. Она билась сильнее всех нас, чтобы защитить эту деревню.
— Это правда, — тихо сказала Хиори. Она впервые заговорила. — Во время атаки Мисаки-сан пришла за мной, хоть бомбы уже падали. Когда я была слишком слаба, чтобы встать, она унесла меня в убежище. Если бы она не вернулась за мной, я бы умерла со своим сыном.
— Простите… я это не осознавала, — сказала Фуюхи.
— Она даже пыталась нас предупредить, — сказала Хиори, — за месяцы до новостей о бурях она пыталась сказать, что придут ранганийцы — говорила мне и Сецуко-сан. Мы не слушали, — Хиори смотрела печально на свои колени. — Ее нужно теперь слушать.
— Так ты знала, что Империи врала нам? — осведомилась Маюми. — Ты знала, что на нас нападут?
— Нет, — сказала Мисаки. — Только подозревала.
— Тогда почему ты ничего не сказала? — спросила Мизумаки Фуюхи.
Мисаки вдохнула и ответила:
— По той же причине, по какой ты не скажешь.
— Что?
— Империя не так сильна, как мы думали, но она опасна. Император владеет не самой умелой армией, но нанимает сильных убийц. Если мы выразим недовольство, боюсь, начнут пропадать люди.
— Но… Император не сделал бы так с нами! — возразила Катакури Маюми. — Наши люди защищали его границы!
— А потом он сказал сжечь их тела без ритуалов, — сказала Сецуко. — Вряд ли ему есть дело до их службы. Вряд ли он думает о нас.
— Это неправильно! — сказала Маюми, пока другие согласно восклицали. — Нам нужно что-то сделать. Нам нужно их остановить.
Мисаки покачала головой.
— Спор с Империей ничего не изменит, это только погубит нас.
— Так что нам делать? — спросила Мизумаки Фуюко, и Мисаки узнала дрожь в голосе девушки… невыносимую дрожь гнева, переходящего в беспомощность. — Что нам делать для наших мертвых? Как поступить правильно?
— Мы можем жить, — сказала Мисаки. — Мы можем сохранять жизнь Такаюби для них.
Это предложение было жалким.
— Но…
— Послушай, Фуюко-сан, — нежно сказала Мисаки. — Пару месяцев назад мой сын, Мамору, пришел ко мне за советом. Обстоятельства не важны, но он узнал, о чем Империя нам врала. Он спросил, как мог биться за Империю, которой он не мог доверять.
— И что ты ему сказала, Мацуда-доно?
— Признаюсь, сначала у меня не было хорошего ответа для него. Но он был умным — думаю, умнее своей матери. Когда я говорила с ним в последний раз, он решил, что если враги придут в Такаюби, он будет биться с ними. Приказал Император или нет, будут его помнить или нет, но будет биться, чтобы защитить народ этой горы и фермеров с рыбаками за ней. И он это сделал. Он…
Мисаки притихла, сглотнув. Она не хотела плакать при женщинах, когда пыталась придать им сил. Но им нужно было знать.
Дочери, жены и матери не одни слушали Мисаки. Хироши сидел неподалёку, случал отчаянно и внимательно. Никто не говорил с ним о смерти Мамору, только сказали, что его старший брат не вернулся. Ему было всего пять. Но он уже видел и делал многое, что не должен был пятилетний. Может, ему нужно было слушать. Если он займёт место Мамору и будет стремиться быть похожим, ему нужно услышать. Если он будет жить, зная, что он убил, то у убийства должно быть значение. Все смотрели на Мисаки с болью и напряжением. Для них это должно было что-то значить.
— Мамору умер, сражаясь, с множеством ран, включая выбитые зубы и рану в боку, такую глубокую, что он должен был умереть мгновенно. Он остался на ногах и бился.
Слезы, которые она не пускала у себя, катились по лицам других женщин.
— Такаюби была для него достаточно важна, чтобы биться с такой болью. И воины-товарищи Мамору — ваши мужья, отцы, братья и сыновья — думали так же. Империя или нет, думаю, многие из них умерли, защищая эту гору.
Она видела по лицам женщин, что достучалась до них. Они поняли.
— Они отдали жизни, защищая Такаюби, — продолжила Мисаки, ее голос стал сильнее, чем она ожидала. — Теперь нам нужно защитить ее. Это мы можем сделать для них.
— Так… ничего не делать? — сказала Маюми.
— Выживание — это не ничто, Катакури-сан, — сказала Сецуко. — Мы выживем.
— Как? Без помощи правительства мы не проживем зимой.
Сецуко рассмеялась.
— Конечно, проживем, глупая девочка.
— Откуда такая уверенность? — спросила Фуюхи.
— Потому что я делала это раньше… — Сецуко посчитала на пальцах, — двадцать четыре раза. До того, как я вышла за Такаши-саму — ньяма его душе — я жила в рыбацкой деревне у основания этой горы. В некоторые зимы еды было не так много, в хижине моей семьи было больше дыр, чем тут от пуль, но мы всегда как-то справлялись.
— Но… мы не были рыбачками, — сказала Фуюко.
— Ты права, — бодро сказала Сецуко. — У вас происхождение лучше. Вы из семей воинов, каждая. Та же кровь, что у ваших отцов, братьев и сыновей — сильных воинов — течет в ваших венах, да?
— Да, — женщины робко кивнули.
— Верно, — просияла Сецуко. — И, если простые рыбаки могут пережить зиму Такаюби, и вы, леди, сможете. Знаю, аристократы не привыкли к тяжелым временам, спать всем вместе в комнате, но вы крепкие. Вы будете в порядке.
Мисаки смотрела, как надежда медленно возвращалась в комнату, пока думала, что было обидно, что Такаши не поменялся с Такеру. Сецуко была бы — становилась — чудесной главой деревни. Редкие рыбачки могли получить верность аристократа.
* * *
— Слава богам за Сецуко, — вздохнула Мисаки, сидя на крыльце с братом той ночью. Она не спешила ложиться спать, и Казу не мог уснуть, так что ей было с кем поговорить.
— Дело не только в Сецуко-ссан, — сказал Казу. — Я слышал, многие говорили, как ты вдохновила их и успокоила.
— Я? — удивилась Мисаки.
— Ты хороша с людьми, Нээ-сан.
— Что? — Мисаки рассмеялась.
— Ты хороша в общении — поднимаешь людям дух, можешь достучаться до них. Ты всегда была в этом хороша.
Подумав, она поняла, что Казу был прав. В Ишихаме и Рассвете она говорила с другими уверенно, знала верные слова. Где-то в холоде Такеру и издевательствах Мацуды Сусуму она это потеряла.
— Хотел бы я твои умения, — Казу вздохнул. — Хотел бы я сделать больше, чтобы успокоить этих людей.
— Это не твоя работа, — отметила Мисаки. Это была работа Такеру, но его не было видно.
— Просто… я сам еще потрясён, — признался Казу. — Я не знал, что Империя так сделала бы. Ты училась в другом месте, Нээ-сан. Ты знала?