Меч Кайгена

ГЛАВА 30: БУДУЩЕЕ

Военные уехали на следующий день, оставив жителям деревни завуалированные угрозы и пустые слова поддержки. Такеру поговорил с толпой, поднявшись на ледяную платформу, которую сам сделал, озвучил пустые слова благодарности генералу Чуну.

Слова Такеру мало значили, но он тщательно просчитал расположение платформы. Для представителей правительства это ничего не значило. Но жители Такаюби и окрестностей знали, что на этом месте Мацуда Такеру Первый бился с Юкино Изуми тысячу лет назад. На этом месте основатель их общества объявил о новом порядке.

— Теперь объявления, — сказал он, закончив обращаться к военным. — С завтрашнего дня в этой деревне будут внедряться новые практики, важные для нашего выживания. Сегодня всю еду принесут в дом Мацуда, все стройматериалы — в хижину Котецу Каташи. Без исключений.

— Это ваши приказы или Империи? — нагло спросил кто-то.

— Мои приказы, — сказал Такеру. — Я обещал генералу Чуну, что к его возвращению мы отстроим деревню. Этот процесс начинается сегодня. Вы все соберетесь тут завтра утром для дальнейших указаний. Слава Кайгену, — закончил он. — Да здравствует Император.

— Да здравствует Император, — повторили жители без энтузиазма.

Мисаки и Сецуко собирали еду, пока Такеру обсуждал планы с Котецу Каташи и Кваном Тэ-мином. Вечером Мисаки пришла в кабинет Такеру.

— Мы собрали всю еду в одном месте, — сказала она. У других людей Мисаки заподозрила бы семьи в том, что они не все припасы отдали, но не тут.

— Хорошо, — сказал Такеру. — Мне нужно, чтобы вы с Сецуко составили список собранных припасов.

— Ладно.

— Нужно разделить список на то, что нужно съесть в течение недели, в течение месяца, и что можно хранить, пока не растает лед.

— Да, сэр.

Задание заняло остаток дня для Мисаки и Сецуко, и они закончили в свете лампы, укачивая детей, пока заканчивали подсчет.

— Это точно? — спросил Такеру, когда Мисаки принесла ему результаты в кабинет.

— Да, — Мисаки тщательно проверила.

— Хорошо.

— И я принесла чаю.

— Хорошо, — сказал он, словно не слышал ее. Он уже смотрел на список, хотя, судя по кругам под его глазами, ему нужен был кофеин.

— Я оставлю его тут… — Мисаки не сразу нашла на столе место без бумаг. — Здесь.

Она уже шла к двери, когда донеслось скованное:

— Спасибо.

— Не за что.

— И ты можешь закрыть дверь? Ветер шумный, я пытаюсь сосредоточиться.

— Эм… — Мисаки посмотрела на дверь, от которой осталось несколько кусков после того, как Такеру выбил ее… после того, как она напала на него и запечатала его в комнате.

— О… — Такеру моргнул, выглядя растерянно. — Забудь.

— Прости, — сказала Мисаки, думая, что нужно так сделать.

Такеру покачал головой.

— Это я ее выбил, — он отвёл взгляд, осушил чашку горячего чая с тем же отчаянием, как его брат выпивал сакэ. — Иди. Поспи.

— Да, сэр, — сказала Мисаки и ушла в спальню.

Мамору уже не вторгался в ее сны, но той ночью она не могла уснуть. Комната ощущалась… слишком жаркой? Это было неправильно. Была зима. Она вытянула руку, обнаружила пустой футон рядом с собой. Все еще? Она встала, поправила кимоно, чтобы выглядеть прилично, и пошла по коридору. Свет лампы лился из кабинета Такеру мягко на деревянный пол коридора.

— Ты еще не спишь? — прошептала она, пересекая порог.

— Я еще занят, — ответил Такеру, не отрываясь от стола. Его стол покрыли еще несколько слоёв кайири, на каждом листе были текст, диаграммы и расчёты.

Он перевёл взгляд с одной страницы в другую с безумной скоростью и яростью воина, направившего меч с убитого врага на другого. Она всегда думала, что угловатое лицо мужа было без возраста, но в свете лампы он выглядел как мужчина за сорок.

— Оставь меня, — кратко сказал он. — Я сосредотачиваюсь.

Мисаки хотелось послушаться. Она делала так, когда говорила себе, что муж не был ее ответственностью.

— Ты должен говорить завтра перед своими людьми, — напомнила она. — Ты хочешь сделать это без сна?

Такеру в отдохнувшем виде был грозным без жутких кругов под глазами. Если он не поспит, она переживала, что он распугает оставшихся жителей Такаюби. Он посмотрел на нее, щурясь, лицо осунулось. Ей показалось на миг, что он рявкнет на нее не задавать вопросы.

— Я не хочу делать это без плана, — сказал он. — Ты же можешь это понять?

Мисаки кивнула. Она скользнула ладонью по его плечам, потом по спине, миновала символ Мацуда с четырьмя бриллиантами, ощущая под ним мышцы. Он напрягся на миг, расправил плечи, словно хотел стряхнуть руку. А потом передумал и замер под прикосновением. Он всегда был таким напряженным? Таким холодным? Словно провода замерзшей стали в человеческой коже… Она прижала пальцы к точке давления.

Мгновение она будто давила пальцами в твердый камень. А потом она послала кончиками пальцев джийю и улыбнулась, ощутив, как немного напряжения покинули его плечи.

— Я могу с чем-то еще помочь? — спросила она.

— Ты хороша с цифрами?

— Нет, — честно сказала она.

— Мм, — он нахмурился. — Тогда придется дать Квану утром просмотреть мою работу.

Он расправил плечи, стряхивая ладонь Мисаки. Она приняла мелкое движение как отказ и хотела отодвинуться, когда Такеру взял со стола пару листов кайири.

— Просмотри это для меня.

Мисаки взяла у него страницы и удивилась, увидев, что там не было цифр, а были столбики слов. Почерк Такеру был изящным и безупречным, как в каллиграфии, но многие строки были вычеркнуты и переписаны.

— Мой брат… хорошо умел вдохновлять других, — объяснил Такеру. — Я никогда не был так хорош с людьми, как он. Если я не продумываю слова, я не знаю, что сказать.

— И… ты хочешь, чтобы я…?

— Просмотрела ее за меня. Ты знаешь людей. Пожалуйста?

— Конечно, — Мисаки села на колени напротив Такеру, стала читать речь.

Такеру писал мелко, экономя место, заменяя компактными ранжи широкие символы, когда было возможно. Мисаки смутило то, что ей было сложно читать. Она говорила на кайгенгуа лучше Такеру, но он лучше использовал древние символы.

Рассвет озарил небо, она отдала ему кайири.

— Думаешь, я должно это сказать? — спросил он.

— Да.

— Тогда я запомню это. Я… — он посмотрел на кайири и замер. — Ты вычеркнула всю страницу, — он пролистал страницы. — Ты… вычеркнула все.

— Да, — сказала Мисаки. — Я делала сначала правки, а потом передумала.

— Не понимаю.

— Вряд ли тебе нужно это говорить.

— Ну… — Такеру моргнул, потер глаз ладонью. — Тогда… что…

— У тебя есть план для них, Такеру-сама?

— Да.

— Хороший?

— Думаю, да.

— Тогда это важно, — твёрдо сказала Мисаки. — Они слышали достаточно «Слава Империи» и пустых слов утешения, хотя твои были красивыми. Тебе не нужно притворяться твоим братом.

— Так… что мне им сказать?

— Свой план, — сказала Мисаки. — И все. Ты — коро, Такеру-сама. Твои действия всегда будут громче слов. Все в этой деревне уже знают, как долго ты работал на мэра, они знают, что ты заботишься о них, и они видели твою силу. Им нужно знать, что все будет хорошо.

Она подняла голову, уловив плач Изумо.

— Я должна разобраться с этим, — она встала, чтобы уйти, но замерла, глядя на мужа. Не думая, она склонилась и поцеловала его в морщинку между бровями.

— Что? — он в смятении поднял голову…

И она поцеловала его в рот. Он не отодвинулся, и она запустила пальцы в его волосы, сжала его шею и притянула его ближе.

Его рот был ледяным, как весь он, но поцелуй не был твердым. Он не скрежетал. В холодном поцелуе Мисаки нашла нежность, которой не замечала в своем муже. Он не был куском льда. Под ледяной горой бушевали волны. Под снегом журчал ручей Кумоно, реки неслись подо льдом, глубоко под землей. Под соснами корни тянулись, как пальцы, в почву, впивались в теплое от весны ядро горы.

Не было шипения пара, огонь не пылал во тьме с бесцельным восторгом. Но где был свет, было место тени. В снежно-белом свете Такеру она глубоко пустила корни.

Когда она прервала поцелуй, Такеру молчал, но он уже не был растерян. Он понимал, что это означало.

— Я жду твой план, — сказала она и поспешила к Изумо.

* * *

Люди собрались перед ледяной платформой, чтобы послушать Такеру. Мисаки и Сецуко нашли Хиори и встали рядом с ней. Женщина младше была заметно беременной, и она, казалось, спала меньше, чем Такеру.

— Доброе утро, Хиори-чан.

— О, — Хиори моргнула, посмотрела на Мисаки пустыми глазами, обрамленными тьмой. — У-утро.

— Как ты? — спросила Мисаки.

— Нормально, — с дрожью сказала Хиори. — Я в прядке. Спасибо.

— Не глупи, Хиори, — прямо сказала Сецуко. — Твое лицо по цвету как этот снег, а глаза как у енота.

— Не нужно так, Сецуко, — сказала Мисаки.

— Все хорошо, — Хиори скривилась, ее губа дрожала. — Я знаю, что стала уродливой.

— Эй! Я не это сказала! — возразила Сецуко.

— Ты назвала меня енотом.

— Ага. Самым милым енотом в мире, — Сецуко ущипнула Хиори за щеку, хотя там было почти не за что щипать. — Очевидно.

— О, Сецуко, — вздохнула Мисаки.

— Ты ела? — спросила Сецуко у Хиори, коснувшись впадины ее щеки.

— Я… не была голодна, — Хиори сжала кулаками рукава своего кимоно, чтобы скрыть дрожь ладоней.

— Хиори-чан, тебе нужно есть, — сказала Мисаки.

— Ты пообедаешь с нами сегодня, — заявила Сецуко.

— Все хорошо, Сецуко-сан. Я не…

— Мы настаиваем, — сказал Мисаки, и Такеру поднялся на платформу и кашлянул.

— Люди Такаюби, — его голос был монотонным, звучал четко и сильно. — Доброе утро. Я созвал вас сюда, потому что я придумал план нашего выживания, — он не взял с собой страницы. Ему не нужно было. Он хранил цифры в голове, как компьютер. — Прошу, послушайте внимательно, ведь нам нужно придерживаться плана, если мы хотим выжить в ближайшие месяцы. Благодаря стараниям моей жены и жены моего брата, я получил список всей еды, какая сейчас есть в деревне. А еще наши соседи согласилась вносить щедрое количество риса, свежей рыбы и прочего каждый месяц, пока мы будем в этом нуждаться. По моим подсчетам, этот припас поддержит деревню и ограниченное количество волонтёров в следующие одиннадцать месяцев, до Соколокало 5370. Распределение еды и ее приготовление будут под присмотром моей жены, Мисаки, и тех, кого она назначит себе в помощники. Все просьбы о дополнительной еде передавать ей.

Мисаки нервно смотрела на толпу, но никто не спорил. Они доверяли ей. От осознания тепло появилось в ее груди, а Такеру продолжил:

— Я хочу, чтобы все поняли, что с этого дня я считаю, что внос еды и труда извне — долг, а не вклад.

— Что? — сказали несколько голосов.

— Что это означает, Мацуда-доно?

— Это означает, — спокойно сказал Такеру, — что мы будем платить тем хорошим людям за их услуги в будущем. Я понимаю, что вы сейчас заняты, восстанавливая дома, но так не будет всегда. Я ожидаю, что каждая семья найдет надежный источник дохода в следующие одиннадцать месяцев.

— Как? — осведомился кто-то.

— Мы все домохозяйки, — отметила одна из женщин Икено. — Как нам получить деньги для поддержки семьи, а потом еще и заплатить волонтёрам за все, что они сделали?