Неправильный вампир

Рассвет над вечностью (Ниса Глоэрн)

Рассвет над вечностью (Ниса Глоэрн)

Город дышал ржавой пылью и расплавленным асфальтом. День умирал, отражаясь пламенными всполохами в окнах многоэтажек.

Из нутра города, подворотен и подмостовья, из мутно-зеленых волн реки, запеленутой в бетонный саван, поползла прохлада. Повеяло запахом тины и ржавых мостов.

Вечер выплюнул прогорклый день и открыл объятия ночи.

Лара шла по парапету набережной вдоль реки, с легкостью сохраняя равновесие. Эта было давней привычкой, знакомыми ощущениями, острыми, как испанские лепешки тако, которые готовили в ее любимом кафе на углу улицы. Раньше, когда расстояние до поверхности воды увеличивалось до двадцати метров, и всё эти двадцать метров – бетонная стена, это вызывало волнение и возбуждающую щекотку в пятках. Теперь было просто легко и беззаботно.

Она любила воду. Отражения огней и мостов, покрытые рябью перевернутые небоскребы и неоновые блоки рекламы.

Яркие вывески и указатели вели через неоновый город, гул автомобилей, спешащих куда-то людей. Через музыкальную агонию уличных басистов и каверщиков. Их она не любила. Иногда только могла остановиться у чёрно-белой девушки с лопнувшей гитарой и долго слушать её чистый голос, внимать словам новоиспеченного блюза, смотреть на её закрытые глаза и украдкой смахивать слезы – признательность или тоска по своим неосуществившимся надеждам?

Она шла, опьяненная ночным городом. Инопланетные манекены подмигивали из роскошных витрин, швейцары отелей провожали взглядом её долговязую фигуру в крупносетчатых чулках, с ярко-лиловым платком на шее, в такт инфра-лиловым волосам.

Вот и клуб ночных бабочек и просмоленных ванильным вайпом сверчков. Помимо напрасного стрекота у них было для нее и кое-что весомое. Слишком терпкое и пряное, и необходимое, чтобы пропускать эту ночь раз в неделю.

Именно для этого она пересекала половину города под аккомпанемент клаксонов.

Нестройные вопли о лабутенах, кокосах и ещё невесть о чем, она научилась воспринимать как белый шум. Бармен вязко девушке улыбнулся и придвинул стопку её любимой самбуки. Лара кивнула ему и приспустила солнцезащитные очки, с которыми никогда не расставалась, осматривая полуобнаженных тонконосых кокеток и томных самцов с влажными осоловелыми глазами. Они любили распускать руки и открываться каждому встречному. Чем она и пользовалась.

Девушка села на колени одному из красавчиков за самым оживленным столиком. Тот довольно улыбнулся и погладил её коленку. Она обворожительно улыбнулась и принялась впитывать в себя его раззадоренную наглую энергию. Через пару минут парень уже не улыбался. А она соскользнула и, словно сизокожая змея, переползла к другому столику. Мужчины ей всегда нравились больше – они насыщали сильнее. С девушками можно было нарваться на неуравновешенную, взбалмошную сублимацию непонятных эмоций, которые ей были не по вкусу. У неё был всего один день в неделю. Иногда получалось и раз в месяц, но это было слишком тяжело – собственной энергии не хватало, как ни старалась она перейти на другую диету.

Насытившись, Лара вернулась к бару и подмигнула бармену. Кто-то притронулся к локтю, и её словно обожгло. Что-то знакомое, судя по оттенку ауры.

– Женя? Давно не видела тебя.

Именно Женя когда-то познакомил её с этим обиталищем разврата. Он здесь так же кормился: неудачно выглянувшим из кармана кошельком или не убранной вовремя карточкой.

– Болел долго, – натянуто улыбнулся Женя.

Она чувствовала, что это так и есть – слишком слаб ещё.

– Угощаю, – улыбнулась она.

– Хитрая! Знаешь же, что не приму.

Девушка внезапно почувствовала стремление прикоснуться к нему, обнять, хотя между ними никогда не было близких отношений, что бы ни говорили раньше об этой странной парочке.

Женька отпрянул, попытался вырваться из её цепких объятий, но она не позволила. И ей стала легче, не так напряжно. Молодой человек удивленно смотрел на нее.

– Что такое? – казалось его усы как у знаменитого гасконца приподнялись в недоумении.

– Поделилась вкусненьким по старой дружбе. Ну как? Полегче?

– Вроде… Что это было? – он вдруг почувствовал легкое опьянение, хотя ещё не прикасался ни к чему горячительному.

– Не бери в голову, – отмахнулась Лара, подхватила сумочку, оставила помятую бумажку бармену и вышла на свежий воздух.

Это произошло с ней впервые, когда она поделилась с кем-то выпитой за вечер энергией. Сомневалась, что это ему поможет, но всё же. И вновь дала себе слово завязать с этим полностью в скором времени. Может быть, тогда её перестанет донимать совесть, обвиняя в смерти Игоря. Она не была виновата напрямую. Она просто поняла потом, что он просто иссяк, лишился сил бороться с болезнью, и именно она была истинной причиной этому.

Вампир просто насыщается жизненной силой партнера. Потому что только так он может выжить сам.

***

Мир слишком терпкий, чтобы упускать эту ночь. Мир слишком яркий, чтобы наслаждаться сном. Вдохновение лучилось звездным дождем и звенело гулким эхом в подземном переходе на Лубянке. Она остановилась около парня, задумчиво перебирающим струны акустической гитары. Что он делает здесь в два часа ночи, когда вокруг никого, и стены дышат сыростью?

У него были волосы до плеч – они казались ржаво-багряными в желтом свете подземных ламп – и задумчивые глаза. Он долго смотрел на Лару, а она на него. А потом тронул струны гитары. Пронзительные слова песни, пропетые когда-то Дэвидом Боуи, звучали теперь эхом в подземном лабиринте каменных джунглей. Голос музыканта, с чуть заметной хрипотцой, дарил новую жизнь давней композиции, проникая в самую душу.

Парень смолк, и они долго стояли друг напротив друга и прожигали взглядами пространство. Потом она помогла ему донести до дома усилитель. И осталась до утра, касаясь губами его обнаженной истории и глубокой боли раненого сердца. Поцелуй за поцелуй, вдох за вдохом.

Выше были только звёзды, всполохи будущих грез на млечной дороге судеб. Ниже были только звезды и отблески окон в радужных лужах стеклянного города. И отражения его снов в её глазах. Странно, но в этом многоглазом лабиринте окон жило, оказывается, некое подобие счастья.

А потом она ушла. Она боялась вновь с ним встречаться, боялась по-настоящему прикипеть всем сердцем, а потом навредить. Он звонил, писал, просил о встрече, но Лара непременно отвечала отказом. Но настала пятница и вновь её обычное место охоты привлекло внимание и аппетит. Но расслабиться как раньше уже не получалось. Все эти люди казались ей какими-то неживыми, словно вылепленными неумелым подмастерьем из третьесортной глины.

Алексей был другим.

Вновь заняв своё любимое место у барной стойки, она внезапно вспомнила о Женьке. В тот вечер произошло нечто странное. Она смогла дать ему сил. Это открытие потрясло девушку, и она помчалась к Алексею. Летящей походкой она пересекала мосты, парила над парапетами набережных и, казалось, готова была горы свернуть.

Алексей открыл дверь и расцвел, увидев Лару.

– Я думал ты больше не придешь.

– Я постараюсь сделать тебя счастливым, – тихо сказала она, прижимаясь к его груди и чувствуя его изумительно чистую и пряную, словно нектар, силу. Но теперь она научилась не только не пользоваться ею, но и делиться своей.

***

Прошло несколько месяцев. Небольшой музыкальный коллектив Алексея процветал. Они нашли отличного барабанщика и второго басиста. Алексей словно переродился. За что бы он взялся, его везде ожидала удача. Друзья дивились, откуда у него хватает энергии и на группу, и на учебу. Он даже одержал победу в мотогонках по пересеченной местности, о чем давненько мечтал.

Лара порхала вокруг него, как птица удачи, щебетала и вдохновляла. И, казалось, мир не мог вместить столько задора. Но потом она падала без сил. Женька, увидев её однажды испугался за здоровье подруги. Но девушка уверяла, что всё хорошо, что она счастлива. Так оно и было – для счастья ей хватало видеть сияние звезд в глазах любимого и отдавать ему всю себя, без остатка.

***

Заканчивался большой концерт, который давали "Белые птицы" в любимом байкерском клубе Алексея на Утрешской. Он был оживлен. Сбывались самые невероятные его надежды. Лары не было на концерте, и это его немного беспокоило. Как могла она пропустить такое событие?

Промозглый вечер пролился дождем, и по лужам между шпал брела Лара в длинной юбке, которые она стала носить с некоторых пор и непременной своей косоворотке из синей кожи. Она прокляла уже всех строителей и проектировщиков этого места, где спрятался клуб – где-то между разъездами дороги. На карте место было, а вот как туда попасть, она никак не могла понять. Она все кружила по мостам и переходам, забрела в гаражные трущобы, и, наконец, обнаружила неприметный спуск с моста, мимо которого прошла уже несколько раз.

Ребята играли последнюю композицию, когда она, промокшая до нитки, присела за дальний столик. Едва найдя в себе силы, она помахала Алексею на сцене. Через несколько минут программа была доиграна, и он поспешил к девушке.

– Мне очень досадно, что я пропустила твой первый большой концерт, – едва заметно улыбаясь, проговорила она.

– Ничего, будут ещё, поспешил успокоить её Алексей. – Ты ледяная! Совершенно продрогла. Так и до воспаления легких недалеко, – забеспокоился он, обнимая возлюбленную. Накинул на нее куртку, но зубы девушки по-прежнему выбивали чечётку.

– Здесь так хорошо! – сказала Лара, – Это место словно дом, где можно спокойно умереть.

– Что такое ты говоришь!

Лара понимала, что все её силы на исходе, и так хотелось испить его ароматного сильного вкуса…

– Нет, я не могу этого сделать. Я всё-таки сделала тебя счастливым. На какое-то время, – пробормотала она, отодвигаясь от юноши. Ей казалось, что сердце билось всё реже. – А здесь действительно хорошо. Я рада, – пробормотала она, теряя сознание.

Наступило утро следующего дня, утро другого мира. Новый рассвет над вечностью.

Алексей сидел в коридоре больницы, и синие квадраты окон, перехватывающие солнечные лучи, расчертили пол на четкие линии, среди которых он не находил нужного узора. Стояла тишина. По бледной щеке Алексей скатилась одинокая слеза, а в сердце звучали слова любимого Дэвида Боуи:

„Я всегда старался напомнить вечности, что даже она когда-то может подойти к концу."