Неправильный вампир

Век живи – век учи (Charmily Ann Bell)

Век живи – век учи (Charmily Ann Bell)

Нечто невероятное произошло десять лет назад на стыке незамысловатой реальности и чего-то необъяснимого. И я на поводу у подстрекающего любопытства не оставила себе шанса не стать частью удивительной истории. Наверняка кто-то ещё из 11 «А» однажды начал подозревать: учитель химии был слишком странным. Странным даже для того, кто с понедельника по субботу вынужден втискивать строение веществ и прочую неперевариваемую муть в упрямые головы то скучающих, то беспокойных и неуправляемых подростков. Это почти подвиг – с искренним упорством и энтузиазмом вталкивать валентности и степени окисления где-то между первыми любовными драмами, полыханиями от разочаровавших компьютерных игр, ссорами по пустякам и попытками заколебать шибко умного соседа по парте. Алексей Игоревич справлялся достойно, демонстрировал феноменальное терпение, хоть и понимал, что моментами определённо мешал нам страдать ерундой. Иногда откладывал учебник и ворчливо напоминал, зачем мы вообще здесь сегодня собрались и какое это преступное раздолбайство – обесценивать ускользающее время, тратить силы на бесполезную чепуху и делать вид, что будущее никогда не наступит. Он, разумеется, имел в виду не просто отметки за четверть и результаты осточертевшего ЕГЭ, а выбор пути, ответственность за принятое решение. И, должно быть, легонько запугивал зловеще нависающей неизбежностью. Тем, что в нашем понимании ещё до конца не оформилось и не окрепло, но уже присутствовало неким смутным ощущением тревоги.

– Для меня нет ни прошлого, ни будущего, и настоящее стабильно сомнительно, – говорил Алексей Игоревич, отвернувшись от доски, перечёркнутой нестираемыми меловыми разводами. В минуту таких лирических отступлений он порой напоминал актёра, отыгрывающего роль того, кто обманулся в неистовых надеждах, не достиг желаемого и решил, что отныне его долг – угрюмо поучать других с неизменно мрачным выражением лица. – Закон сохранения массы в реальности срабатывает примерно так же: от того, сколько усилий потратите впустую, а сколько жизненной энергии сохраните в себе, зависит наполненность вашего завтрашнего дня. – А потом он чуть повёл широкими плечами, будто неловким движением выбираясь из неуютного сумрака этой напрягающей темы, которая, видимо, что-то глубоко внутри обжигала. И принимался журить нас по стандартной схеме «Подростки – патологически беззаботные существа». – Выпускной класс, а в голове только глупые фильмы, шипение пепси, немного оглушающей музыки и пара ласковых нецензурных слов в адрес учителя биологии.

А мы с веселым задором и непробиваемым своенравием, которое хотелось ярко подчеркнуть, затевали с ним шумный спор, но всерьёз переубеждать и не собирались. Мы любили увиливать от самостоятельных работ, тянуть время до звонка. Алексей Игоревич, продолжая закидывать снарядами утомительной мудрости и метко подшучивая, вовсе не вёлся на полугениальные уловки и провокации. Для него хитрости и настойчивые намерения изворотливого 11 «А» были до смешного очевидны и безгранично наивны. Но он позволял нам устраивать эту краткую передышку в безумном вихре учебного дня. Упомянутый им учитель биологии вряд ли подобные невинные подстрекательства, уводящие от сути урока, вознаградил бы увлекательной болтовнёй. С ним проще нарваться на штрафные тесты и понемногу терять веру в человечество.

Нет ни прошлого, ни будущего – тогда казалось, в этих словах не отразилось ничего, кроме щемящего разочарования и тоски по чему-то недосягаемому и утраченному. Как стандартное, эмоционально оформленное наставление от взрослых, которые наглотались жестокости жизни и теперь осыпают предупреждениями, вываливают инструкции по выживанию за пределами безмятежного детства. Однако позже стало ясно, что Алексей Игоревич, преподающий в нашей неприметной школе уже третий год, отличался от обычных взрослых, увязших в сожалениях и порабощающих буднях.

Он выделялся среди учителей не только потому, что успевал дополнять страницы учебника какой-нибудь фразочкой прямиком из умной книжки и носил больше двух костюмов в год. Да, я замечала некоторые настораживающие странности, но не била тревогу, не вносила наблюдения в особую секретную тетрадь, и мы с одноклассниками не организовывали тайные заседания, запасаясь уликами и желая разоблачить подозрительного учителя, докопаться до шокирующей правды. В самом деле, когда тебя долго проедает до самых костей вопрос без ответа, то хочется, чтобы разгадка непременно соответствовала масштабам ожиданий. Я же не рассчитывала, что неровной дорожкой интереса доберусь до сотрясающей обыденность сенсации. Мы же бродили не по вычищенным улочкам в декорациях американских сериалов, а топтали осеннюю грязь тихого района Уфы, которую каждый второй в экстазе поклонения романтизировать не станет. Хотя точно такая же грязь следовала бы буквально за вами по пятам даже среди загадочных и манящих огней Петербурга, но к нам на Урал рваться со всех ног как-то не принято. Не модно. Кажется. По крайней мере я не слышала о повальном помешательстве на прогулках со стаканчиком кофе по набережной, неказистой, глухо воющей о тщетности бытия. И недостроенной, но уже частично похожей на забытые руины. Да, интересный вышел памятник пересыхающему городскому бюджету, но всё равно нет притягательности и наполненности смыслом невских берегов, верно? Кстати говоря, Алексей Игоревич больше вписался бы в ту поющую призраками истории пасмурную осень и хрустальную изысканность, а тут он регулярно привлекал внимание. И само его появление будоражило замужних и незамужних учительниц, вносило разлад в их и без того гудящий серпентарий. Так они не реагировали на обходительного и неунывающего физрука, когда он только устроился работать. Алексей Игоревич, ничего особенного и не вытворяя, очаровал даже бультерьероподобную шестидесятилетнюю Лилию Хамитовну, которая обычно пугающим громовым лаем обрушивала на класс шторм исторических событий, а иногда и слегка обиженным поскуливанием обрамляла рассказ, будто как минимум Наполеон ей лично крупно задолжал. Но присутствие Алексея Игоревича в учительской или секундный обмен приветствиями в коридоре отчего-то усмирял её внутреннего обозлённого на мир бульдога, и наши уши были спасены от шквала грохочущих вопросов по прочитанному.

Внешний вид Алексея Игоревича тоже можно отнести к странностям. Конечно, в сравнении с неким средним унылым стандартом учительского дресс-кода. Гладкие чёрные волосы аккуратно зачёсаны назад. Бледная кожа, подсвеченная мигающими потолочными лампами, казалась прозрачной, как бело-голубой лёд. Одноклассники, замечавшие поначалу эту деталь безупречно слепленного облика, легко объясняли: «Стопудово мучает себя диетами или всё тратит на шмотки. Вы вообще хоть раз видели его в столовке?» А одевался он с иголочки, позавидовали бы и заносчивые модницы, класса с восьмого норовившие одновременно и бросить вызов, и вписаться в школьные правила со своими дорогущими тряпками. Если бы Алексей Игоревич был засланным шпионом, то провалился бы ещё на этапе маскировки: сливаться с толпой точно не научился. Или не хотел совсем. Тёмно-зелёный поблескивающий костюм каждой строгой линией сверкал намеком на впечатляющий ценник, при одной мысли о котором и директриса бы схватилась за сердце. Она явно не поощряла такое заметное расточительство, но для воззваний к скромности веских поводов не было. Возможно, корни сдержанных осуждений тянулись из зависти, смешанной с пылающим негодованием и досадой, ведь и директриса от него не дождалась взаимной заинтересованности.

Итак, добавим к утончённости вкуса бледнокожего химика и следующее: он настоял на том, что оборудует кабинет самостоятельно и полностью за свой счёт. А в обычной средней школе нередко даже и не дослушивают до конца, если дело не требует выдёргивания средств из скромного бюджета. Любой каприз за ваши деньги в рамках закона и здравого смысла. Директриса дала согласие, обещав всё проконтролировать, и часто наведывалась, внимательно отслеживая перемены: вместо сто лет не стиранных штор появились жалюзи, которые чаще всего просто не пропускали ни лучика солнца. Обнищавшая, тоскливая лаборантская с полупустыми полками превратилась в футуристическое чудо науки. И это очень воодушевило учеников: наконец-то будут настоящие опыты с реактивами, а не баловство в виртуальных лабораториях в кабинете информатики.

Алексей Игоревич завоевал любовь учеников, а те, у кого он был классным руководителем, в шутку называли себя избранными. И я, к слову, из числа этих самых «избранных», пусть и полноценно влиться в коллектив не получалось и до того, как Алексей Игоревич взял нашу бойкую ватагу под своё крыло. Дружила я только с тремя девочками, и время от времени ко мне с вопросами приставал парень по имени Артур. С ними, возможно, я могла поделиться мыслями и подозрениями, особенно когда на весь город прогремело загадочное убийство. И тогда бы они, может, передумали бежать на тренировку по баскетболу и остались дежурить в классе вместе со мной в тот день. Но я боялась показаться сумасшедшей.

Полиция не хотела сеять панику, но подробности произошедшего всё равно просочились в СМИ, обросли фантазиями и домыслами. Родственникам убитого мужчины сообщили: смерть наступила из-за массивной кровопотери, но никаких повреждений, кроме мелких ранок на шее, обнаружено не было. Можно сказать, кровь попросту выкачали. Расследовать взялись, но не сумели подобраться к истине, а ей словно и нет места в существующей реальности. Не в таком виде. Поползли разговоры о мистике, активизировались потомственные доморощенные экстрасенсы, каждый второй заявлял о грядущем нашествии упырей. Полиция отмахивалась от впечатлительных экспертов по части потустороннего, но и обычными методами не удавалось продвинуться и на шаг. Разве можно объявить в розыск вампира? Проще забросить в коллекцию очередной висяк.

А у меня было предположение, с которым бессмысленно идти в полицию. Не скажешь ведь им – местный учитель виноват лишь тем, что редко открывает окна и не ест в столовой.

Алексей Игоревич сидел за столом и проверял контрольные. Я царапала метлой линолеум, битый час перекатывая скомканные бумажки между партами. И отчаянно пыталась выдавить из себя вопрос или хотя бы намекнуть, что я знаю – Алексей Игоревич после заката охотится за человеческой кровью. Подавляя страх, я потихоньку посмеивалась: эта сцена напоминала новое прочтение признания небезызвестного сумеречного Эдварда в том, что он вампир. Но проблема в том, что я не Белла, и меня спасали только открытая дверь и седьмой урок литературы в соседнем классе. Я надеялась, что смогу докричаться и позвать на помощь. Но не была уверена.

– Алексей Игоревич… – неловко пролепетала я, слегка растягивая имя, каждым произнесённым звуком выдавая испуг и сомнение. – А вы…

– Чего тебе, Дина? – оборвал он, перечеркнув ручкой целую страницу.

– А… – решимости не прибавилось. В лучшем случае выставлю себя идиоткой, а в худшем выяснится, что в школе работает убийца.