Меч Кайгена

— Где Такеру-сама? — спросила Сецуко.

— Не знаю, — Мисаки пожала плечами. — Наверное, командует волонтерами. Я не знаю, — ей было все равно. Он бросил Мамору умирать. И ради чего? Чтобы он прибыл в деревню и попытался помешать Мисаки спасти Хиори?

— Он молился за Мамору?

— Не знаю, — Мисаки пожала плечами. — Не важно.

— Конечно, важно… — Сецуко умолкла, глядя на Мисаки в смятении. — Ты на него обижена, — сказала она через миг.

— А ты нет? — сказала Мисаки. — Он бросил твоего мужа умирать.

— Он спас меня.

— Твой муж спас тебя, — рявкнула Мисаки. — Такеру просто исполнял приказы.

— Ты не можешь винить его за то, что он покинул передовую, да? — сказала Сецуко. — Если он просто следовал приказам?

Мисаки не ответила. Но она потянула Сецуко за руку, когда на носилках понесли тело Юкино Дая. Лицо мечника было укрыто тканью, что делало его неотличимым от других Юкино, умерших в бою, но Мисаки узнала катану на носилках рядом с ним. Из всех красивых мечей в Такаюби Такенаги был тем, которому Мисаки завидовала. Легче других мечей Котецу и такой быстрый в руках Дая. Она знала с печальной уверенностью, что ни один мечник не будет снова достоин этого оружия.

— Нам нужно идти, — тихо сказала Сецуко.

Мисаки кивнула. Оставив детей под присмотром Котецу и рыбачек, женщины пошли к Хиори.

Они нашли ее там, где она рухнула утром, на каменном символе Юкино, упавшем с дома. Ее голова была уткнута в сгиб руки, словно она спала, но Мисаки знала раньше, чем села на корточки, что Хиори не спала. Ее плечи были напряжены, как могло быть только от боли бодрствования.

— Хиори-чан? — Мисаки коснулась спины подруги.

Она была такой напряжённой и неподвижной, что на жуткий миг напомнила труп в снегу, закоченевший и замерзший. Она не двигалась, когда мужчины опустили Дая на ледяную плиту рядом с укутанными останками его сына.

— Хиори-чан? — снова сказала Мисаки.

Ошеломлено моргнув, она жалобно сказала:

— Что?

— Они нашли тело твоего мужа.

Хиори отвернулась от Мисаки со сдавленным звуком отрицания, словно овечка в пасти волка.

— Нет, — она уткнулась лицом в руки. — Нет.

— Ты должна хотя бы помолиться за него, Хиори-чан, — мягко сказала Сецуко. — Чтобы он покоился с миром. Он так тебя любил.

Хиори сжалась сильнее на камне, подтянула колени к груди.

— Я не могу.

— О чем ты, Хиори-чан?

— Я не достойна, — голос Хиори был полон боли, приглушен рукавами. — Я не должна его трогать. Я не должна даже смотреть на него.

— Хиори-чан, о чем ты говоришь?

— Я подвела его.

— Что? — Сецуко растерялась. — Ты про Рёту-куна? Хиори-чан, это был не твоя вина…

Хиори отпрянула от ладони, которую Сецуко пыталась опустить на ее плечо, и сжалась, мотая головой. Мисаки не говорила Сецуко о том, что последний солдат из Ранги сделал с их подругой — и не сказал бы. Это леди Кайгена не должна была произносить. Это было постыдно.

Мисаки ждала, пока Сецуко выражала уважение Даю, а потом опустилась на колени в негу, обвила рукой плечи Хиори. Она пыталась говорить мягко и тихо, как всегда делала ее мать, пытаясь утешить той магической силой:

— Хиори, — прошептала она, прижавшись лбом к волосам подруги. — Это была не твоя вина.

Хиори не отпрянула. Она сжалась сильнее с жалобным звуком, но Мисаки не дала подруге погрузиться во тьму. Не из-за позорного поведения мужчины.

— Он был сильнее тебя. Ты ничего не могла сделать ради твоего сына и тебя. Твой муж понял бы это лучше всех. Любой воин, знающий победу и поражение, понял бы.

Хиори шмыгнула носом, и хоть Мисаки не видела слезы, она ощущала, как соленая вода текла из глаз Хиори в ее рукав.

— Дай-сан ценил тебя. Он не перестал бы любить тебя за то, что не было твоей виной.

— Д-думаешь… — пролепетала Хиори, и сквозь горе показалось мерцание того, что вызвало у Мисаки облегчение. Надежду. — Думаешь, он мог бы… простить меня?

— Нет, Хиори-чан, — Мисаки погладила голову подруги. — Он не обязан. Нечего прощать.

— Но я не… я уже не чиста.

— Кто-то лишил тебя этого, — яростно сказала Мисаки, — бесчестно. Как кто-то лишил его жизни.

— Думаешь, его убили подло?

— Не глупи, Хиори-чан. Кто мог убить Молнию Дая в честном бою? — Мисаки не упомянула, что голова Дая, казалось, была разбита атакой сзади. Такую деталь нежная Хиори не оценила бы — и это не требовалось, потому что на лице Хиори появилась хрупкая улыбка. Это было самое красивое, что видела Мисаки, и она сжала подругу, отчаянно пытаясь удержать это.

— Думаю, ты права… — робко сказала Хиори.

— Те, кто это сделал… кто бился без чести и уничтожал, не думая… они будут гореть в Аду за это. Не твой муж. Не ты.

— Т-ты уверена?

— Да, — сказала Мисаки. — Если кто и должен извиняться перед Дай-саном, то это я.

— О чем ты говоришь?

— Я должна была прийти раньше. Я знала, что ты могла быть в опасности, я должна была проверить тебя, как только мои дети были в безумности. Нами, я знала, что атака Ранги могла произойти. Я… у меня было много шансов что-то сделать, но я подвела тебя. Я подвела всех. Так что позволь попросить у Дай-сана прощения, а ты… — Мисаки отодвинулась, чтобы сжать плечи Хиори, пытаясь передать в нее силу. — Просто отправь ему всю свою любовь. Хорошо?

Хиори дрожала, слезы были в глазах, но она кивнула.

— Хорошо.

Хиори закончила молиться, и Мисаки с Сецуко сидели с ней. Слова не могли унять ее агонию. Но их слова и не были важны. Хиори просто сидела на коленях и смотрела на тело, не видела и не слышала ничего вокруг себя. Они все равно остались, держали ее за руки, словно могли хоть немного развеять одиночество.

Мисаки все еще шептала мягкие слова, когда трепет знакомых красок привлек ее взгляд.

— О, — она встала, гадая, привиделся ли ей символ, но он был настоящим. Волна с белым гребнем Цусано поднималась среди знамен Амено.

Сецуко кивнула Мисаки, словно говоря: «Я за ней присмотрю».

Мисаки сжала ее руку в безмолвной благодарности.

— Хиори-чан, я на минутку, — она задела ладонью спину Хиори и поспешила так быстро, как позволял статус леди, к Цусано.

Она тут же увидела сине-серебряное хаори отца, но, когда лидер Цусано повернулся, это был не ее отец.

— Казу-кун! — ее голос оборвался.

Она еще никогда не была так рада своему глупому братишке, и она спешила к нему. Может, пустота, оставшаяся от Мамору, была слишком свежа в ее сердце, может, лицо Казу было напоминанием о времени до всего этого. Она не смогла совладать с собой и обвила его руками.

Лорд Арашики удивленно охнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но закашлялся, когда Мисаки сжала его сильнее. От него пахло солью и морским ветром, как дом, которого уже не существовало. Ей пришлось отпустить Мамору, но хотя бы Казу был тут. Она могла держать его так, как в детстве, когда он прибегал в ее комнату, боясь грома.

— Нээ-сан! — Казу звучал бы не так потрясенно, если бы она ударила его по лицу.

Когда они были юны, она всегда ругала его за нарушение правил приличия. Если бы он повис так на ней на публике, он ударила бы его и шипела, что юный лорд так не может себя вести.

— Нээ-сан… ты в порядке? — спросил он, когда Мисаки отодвинулась. — Ты…? — безумна? Намек был таким. — Что случилось?

Мисаки покачала головой, не могла это озвучить. Люди Казу глядели, на лицах были шок и тревога. В тумане эмоций она поняла, что некоторых узнал. Это были члены семей, подданных Цусано, которые служили ее отцу и тренировались в его додзе детьми.

— Умииро-сан, Хакую-сан, — она отцепилась от Казу и поклонилась. — Рада снова вас видеть.

— Мацуда-доно, — они низко поклонились.

— К-как дела в Ишихаме? — Мисаки отвернулась от них к брату. — Как наша семья?

— Наши родители удобно устроились у родственников, и у всех есть место, чтобы остаться хотя бы на короткий срок.

— Хорошо, — Мисаки кивнула. — Я так рада.

В отличие от Такаюби, окружённой бедными деревнями рыбаков и фермеров, Ишихама была рядом с городами, способными принять горстку беженцев.

— Но на Ишихаму напали недавно. Как…

— Знаю, что ты хочешь сказать, — Казу виновато улыбнулся. — Не стоило покидать дом так скоро после… катастрофы, но я оставил Кайто и Райку приглядывать за семьей.

— Точно, — Мисаки забыла, что ее младшим братьям было за двадцать, они могли приглядеть за семьей без Казу. — Но… — время не сходилось. — Как ты попал сюда так быстро? — Ишихама была не так близко к Такаюби, и дороги были плохими. — Как ты…

— Мы отправились в путь два дня назад, — сказал Казу, — по морю.

— По морю! — удивленно воскликнула Мисаки.

Группа сильных джиджак могла двигать себя по воде на гидродинамических формациях изо льда быстрее машины или поезда. Но, несмотря на скорость, путешествие по открытому океану было опасным методом, обычно его использовали в экстренных ситуациях. Даже самые сильные джиджаки глупо рисковали в океане. Казу и его люди пересекли сотни кликов в открытом море, далек от берега, чтобы скорее попасть сюда. Это объясняло, почему они были такими уставшими.

— Ты покинул Ишихаму до того, как ранганийцы попали сюда, — в смятении сказала Мисаки.

— Мы обсудим это позже, — сказал Казу. — Прости, что я тут в таких обстоятельствах, но я рад тебя видеть, Нээ-сан.

Мисаки кивнула и окинула брата взглядом. В тридцать два Казу был мало похож на хихикающего активного мальчика, который плакал от звука гром. К удивлению Мисаки, он выглядел… как лорд с милосердным взглядом и широкими плечами под хаори их отца. Огромный меч рода Цусано, Анрю — Бушующая волна — был привязан к его спине, отмечая его не только как главу дома, но и как лучший воин Ишихамы.

Его кожа была в порезах и синяках, как от падения на обломки. Несколько ран глубже на его лице были с корками, которые он создал на них. Удивление мелькнуло в Мисаки, она поняла, что Казу хорошо смотрелся со шрамами. Он выглядел грозно. Он склонила голову, отыскав взглядом рану глубже у его правой ключицы, которая подозрительно напоминала работу меча.

— Ах… — Казу быстро прикрыл рану воротником кимоно. — Я забыл, как тут холодно.

Мисаки взглянула на него с пониманием. Младшие братья не разделяли ее умение обманывать, но Казу всегда врал хуже всех.

— А ты выглядишь так, словно… повеселилась? — Казу взглянул на синяки и порезы Мисаки на предплечьях от фоньяки с веерами. Нормальный брат переживал бы за сестру, но Казу точно помнил. Сколько раз Мисаки одолела его в додзе Цусано, так что за врагов переживать стоило больше. — Мисаки-нээ-сан… — он понизил голос, чтобы другие не слышали. — Ты же не ходила на передовую?

— О, Казу-сан, я польщена, что ты считаешь, что я пережила бы это, но мне не нужно было, — она указал на разбитую деревню за собой. — Передовая пришла ко мне.

— Мы должны были прибыть раньше, — в его голосе была боль. — Представители армии уже прибыли? — он огляделся, и Мисаки увидела в нем эхо мальчика, боявшегося грома.

— Нет. Самолёты разбомбили всех фоньяк на склоне горы, но никто с нами еще не говорил. Я не видела императорских отрядов на земле.

— Хорошо.