Жизнь творимого романа. От авантекста к контексту «Анны Карениной»

3. Пара офицеров-геев (2:19)

[Р1 (весна 1873). ПЗР. С. 729]

Он [Балашов. — М.Д.] доедал суп, когда в столовую вошли офицер и статский.

Балашов[241] взглянул на них и отвернулся опять, будто не видя.

— Что, подкрепляешься на работу, — сказал офицер, садясь подле него.

— Да. Ты видишь.

— А вы не боитесь потяжелеть, — сказал толстый, пухлый штатский, садясь подле молодого офицера.

— Что? — сердито сказал Балашов.

— Не боитесь потяжелеть, граф?

— Гей, человек, подай мой херес, — сказал Балашов, не отвечая.

Штатский тоже спросил у офицера, будет ли он пить, и, умильно глядя на него, просил его выбрать. <…>

Твердые шаги послышались в зале, вошел молодчина-ротмистр[242] и ударил по плечу Балашова. <…> Вошедший точно так же сухо отнесся к штатскому и офицерику, как и Балашов. <…>

Ротмистр громко, почти не стесняясь, сказал:

— Эта гадина как мне надоела. И мальчишка жалок мне.

[Р27 (конец зимы 1874), верхний слой — правка копии, снятой с некоей промежуточной рукописи (которая развивала версию Р1). Л. 23–24, 25]

[В]ошел молоденький, хорошенький офицерик с слабым тонким лицом, недавно поступивший из Пажеского корпуса в их полк, и пухлый, старый офицер <гвардейский>[243], всегда сопутствующий молодому офицеру, с браслетом на руке. Вронский взглянул на них <и отвернулся>, нахмурился и, как будто не видав их, косясь на книгу, стал есть и читать одновременно. <Он не любил ни того, ни другого, ни их отношений.> <…>

В комнату вошел уже немолодой, высокий и статный Ротмистр князь Яшвин. <…>

<Яшвин так же сухо отнесся к Брянскому[244] и офицерику, как и Вронский, почти не замечая их.>

— Вот неразлучные, — сказал он насмешливо на пухлого офицера и молоденького, которые выходили в это время из комнаты. <…>

<Вронский громко, не стесняясь, сказал:

— Эта гадина как мне надоела. И мальчишка жалок.>