Пляска одержимости

Глава 11. Сколько бы раз я не переродился

Когда неизвестный человек переступил порог, Ямато осознал в полной мере, что значит то прозвище с «безликим» и «похитителем тел».

Сейчас он сидел напротив Оторы — это точно был Отора, манеры и некоторые специфические словечки были его, словно поменялся лишь облик, но никак не нутро, но никак не мог понять, какого черта только что застал. Получается, у Оторы множество тел? Он — искин, который меняет лица? Екай из Пустошей, способный на трансформацию? Но нет; последнее уж точно было бредом, Ямато видел растерзанный труп, того, кем и считал Отору все это время до, но, видимо, ошибался? Было ли это его настоящим лицом? Но он ведь говорил про то, что заложил некий код в этого человека…

Кем был Отора?

Почему он мог спокойно менять лица?

Тот же, даже не обращая внимания на ступор своего гостя, в новом теле спокойно прошествовал к холодильнику и достал оттуда две банки пива; одну швырнул в руки Ямато, и тот неловко поймал, свою же открыл тут же и направился к креслу-мешку напротив холодильника, куда элегантно опустился. Все в его виде источало уверенность, но Ямато все никак не мог взять в толк, чему стал свидетелем: почему же Отора был так спокоен, если его только что убили? Что вообще тут происходило? На всякий случай он покосился на прикрытый холодильник с цветными проводами, уходящими куда-то внутрь, но тот не дал ответа: простой мертвый короб, словно гроб.

Наконец, молчание стало невыносимым даже для Оторы.

Он чуть поболтал пивом из стороны в сторону, после чего с ироничной ухмылкой взглянул на Ямато; тот же продолжил неловко смотреть по сторонам, не зная даже, как подступиться к осознанию всего происходящего. Все это было настолько далеко за гранью его понимания, что…

— Что ты как неродной? Не хочешь пить? — Отора сконфуженно на него взглянул и склонил голову вбок, по-собачьи. — Ах да. Ты же несовершеннолетний.

— Дело не в этом, — напряженно пробормотал Ямато.

— А в чем же?

— А ты сам не понимаешь?! — вдруг взъярился он и вскочил на ноги, указывая на Отору дрожащей рукой. Лицо Ямато на мгновение исказилось мукой, но он не мог понять источника этих чувств, этого омерзения. Но то, что он видел перед собой, было чем-то далеко не нормальным. — Почему ты жив, когда тебя только что убили?! Что это за… облик? Что, черт подери, творится?

Отора смотрел на него с таким искренним удивлением, что Ямато замешкался. Потом, словно вспомнив, цокнул языком и легонько ударил себя ладонью по лицу, окончательно осознавая.

— Ну конечно. Ты же не в курсе. Ханзе тебе не сказал?

— Не сказал что?

Голос у Ямато продолжал дрожать, то ли от гнева, то ли от испуга.

В ответ ему ласково улыбнулись и жестом пригласили сесть. Забрав банку пива у него из рук, Отора открыл ее и вернул обратно, словно видел в Ямато несмышленого ребенка, который не наслаждался моментом, пока мог; следом, устроившись поудобней в кресле, без обиняков заметил:

— Про мое особое умение. Я думал, раз он так с тобой носится, то мог бы и рассказать. Ты явно из тех, кому можно довериться. Плюс ты…

Тут, неожиданно, он замолчал, не скрывая явного сомнения на лице.

— Так что рассказать-то?

— Ну, Ямато, — голос Оторы звучал пораженно. — Меня не зря называют «похитителем тел». Такое громкое имя, как «Нопперабо» не могло пойти просто так. Я ведь это буквально и делаю. Похищаю лица. Только, — ухмыльнулся, — не в том смысле, какой закладывали наши предки, когда придумывали эту сказку.

— Я не понимаю…

— Я взламываю головной имплант человека, получаю к нему доступ. Забираю эмоции, мысли. Чувства. Вот и все.

Вот и все.

Отора объяснил это коротко и просто — так, как видел это сам.

Словно это не было омерзительным актом.

Словно…

Но почему? Как он мог? Что за нетраннер был способен так просто получить доступ к чужому мозговому импланту и тотальный контроль над ним? Забрать свободу, волю, все — лишь для себя. Ямато смотрел на него с выражением полного ужаса на лице, не зная, что и сказать, а в голове все это время вертелись слова, сказанные Шинсеем: про взлом головного импланта, и сказка, рассказанная Харадой. Про городскую легенду.

Могло ли быть…

Но…

То была беловолосая женщина.

Но Ямато не знал настоящий облик Оторы. Он не сомневался, что и это тело было чужим, как и предыдущие, и, скорее всего, множества лиц до этого. Перед ним сидело чудовище, бравшее и бравшее, но не отдававшее. Могло ли быть, что когда-то Ямато тоже встал у него на пути? Но тогда бы Отора узнал его, это точно; сейчас же он смотрел в ответ крайне устало, словно ждал какого ответа, но того все не было и не было. Не было и не было.

Ямато не знал, что ему сказать.

Это мерзко. Но Ямато было… все равно.

Если Ханзе сотрудничал с «Нопперабо», то, стало быть, тот был не столь уж и плохим парнем?..

Чему верить?

Невольно рука потянулась к затылочному разъему, и, моргнув, Ямато к своему ужасу вновь увидел тот же кошмар, что и ранее: белоснежный коридор, а прямо там, где сидел Отора, он видел женщину в белом лабораторном халате с широкой улыбкой на лице; несмотря на то, что из ее спины, шеи и головы шло множество проводов, короной уходящих куда-то ввысь, ее лицо он видел необычайно четко, чего не случалось ни разу до этого ни в одном из видений.

Это была красивая женщина, уже немолодая, но сохранившая ту ясность во взгляде, что была присуща всем молодым, кто шел до конца; длинные черные волосы аккуратно спадали по бокам, челка прикрывала часть лба. Во взгляде женщины виделось торжествующее опьянение, она улыбалась так широко… Так отчего-то знакомо… И голосом, неизвестным ему до этого, произнесла абсолютно четко и ясно:

— Я ждала тебя, Безликий. Покажи же мне дорогу туда, к хромовому бессмертию!

Заткнись!..

Взревев, Ямато замахнулся зажатым все это время в руке мечом, и ударил по проводам. Что-то мигнуло, и, на секунду, на лице незнакомки мелькнул испуг, тут же сменившийся восхищением; лишь чтобы потом все впереди заискрилось, а в нос ударил ужасающий запах горелой плоти, столь отвратительный, столь невероятный, столь…

Когда Ямато распахнул глаза во второй раз, он понял, что сидит, скрючившись на полу; из носа хлестала кровь, а рядом с по-настоящему обеспокоенным лицом на корточках сидел Отора и успокаивающе гладил по спине, но как-то неловко, словно сам не знал, что нужно делать в такой ситуации. Когда Ямато с усилием поднял на него взгляд, Отора хотел что-то сказать… Но не успел.

Ямато почти выплюнул следом:

— Три года назад кто-то взломал мне головной имплант. Разрушил мою жизнь, сделал меня должником перед якудза из-за операции на мозге. Меня мучают головные боли и кошмары. Что скажешь на это?

Но Отора не произнес ничего.

Зрачки его резко сузились, а сам он отпрянул, вздрогнув, словно не зная, как реагировать. Замешкался, пробормотав невнятно:

— Прости?..

Но Ямато видел; видел его испуг, напряжение в позе. Игнорируя продолжавшую течь из носа кровь, он с трудом прохрипел следом:

— Я помню… Беловолосую женщину…

— Беловолосую?.. — эхом откликнулся Отора.

— Это она… Это все ее вина… Она… — он ощутил, как в глазах защипало. — Почему именно я должен все это испытывать? Чем я это заслужил? Я ведь просто хочу спокойной жизни. Разве я этого заслужил?

Он ощутил, как его лицо неожиданно обхватили чужие пальцы. Отора склонился над ним, крепко держа подбородок, после чего опустил голову ниже, отчего выпавшие из прически пряди упали Ямато на лицо. Глаза у него светились ярким зеленым, таким глубоким, что оторвать взгляд было невозможно. Какая-то горечь была в этом взгляде, страшная печаль. Но, неожиданно, Отора подался вперед; и Ямато ощутил, как чужие руки сгребли его в объятия, после чего чужая рука провела по затылку, несколько раз.

И тихи шепот следом, уверенный, низкий:

— Ты ни в чем не виноват. Твоей вины тут нет. Совсем нет.

Это был ты?

Ямато хотел спросить…

Но не был уверен, что правда его устроит. Не был уверен ни в чем. Сейчас он мог верить — верить в лучшее, что это был не Отора, что это был другой хакер, совсем чужой человек, и что они с Оторой просто совпали в методах, но…

Вдруг… Вдруг…

Объятия стали крепче, и, совсем сквозь шепот, он услышал:

— Прости меня… Прости, Кагура… Не этого я хотел… Прости…

И громче, уверенней:

— Я помогу. Правда. Доверься мне.

Отыскать в огромном Эдо мальчишку по имени «Сумэраги Камуямато», которого не было ни в одной официальной базе данных, было подобно поиску иголки в стоге сена, но Инари справился. Как — Накадзима не понимал, да и не особо вникал, откровенно говоря. Слов названной сестры Такигавы и видео, предоставленного Хэнми, ему хватило, чтобы всего за неделю выйти на след пацана. Сложно было понять, был ли Инари талантлив или просто удачлив, но пока он настолько отменно выполнял работу, на которую его наняли — Накадзима задавать вопросов не собирался.

Иначе разрушится магия.

Они обнаружили его (вместе с предполагаемым компаньоном) на одной из подпольных арен, где те продолжали свое неясное дело. Он действительно походил на Такигаву, этот пацан — лишь старше, серьезней. С уродливым шрамом через переносицу и затравленным убитым взглядом. Наблюдая за тем, как выходит Ямато с ринга, Накадзима тихо присвистнул и бросил многозначительный взгляд на Хэнми, что стояла рядом и наблюдала за этим столь же пристально:

— Значит, его хочет себе назад Окамура-сан?

— Захочет ли он с нами работать — тот еще вопрос, — помедлив, пробормотала она и сузила глаза. Вместе они проследили за тем, как к Ямато подлетел светловолосый мужчина в очках со странным дурашливым выражением. — После амнезии он наверняка может подумать, что предыдущая работа с Окамурой и стала ее источником. Плюс этот парень рядом… Он мне очень не нравится… Нехорошие вещи я о нем слышала…

Накадзима лишь моргнул и пожал плечами. Парень как парень. А вещи… Чего там только на заборах не пишут! Да, выглядел странно, болтливым идиотом, но разве он в чем-то помешает? Впрочем, он доверял интуиции Хэнми, а потому вежливо промолчал, решив попридержать мысли до удобного момента.

Они спустились следом за Инари, что не произнес за это время ни единого слова — лишь жадным взглядом рассматривал пацана и его спутника.

Отыскать его в здании уже было проще простого — в раздевалке. Стоило ему и Инари туда зайти (Хэнми отказалась, сказав, что лучше постоит снаружи, да и не дело ей шляться по мужским комнатам к неудовольствию Накадзимы, в чьей квартире она спокойно ночевала) внутрь, как на них моментально уставились две пары глаз. Пацан смотрел скорее удивленно-равнодушно, но очкастый пялился на них с таким видом, будто бы они враги народа, а не простые незнакомцы, хотя за секунду до этого на его лице было легкое замешательство. Узнал? Почему? Теперь Накадзима понял, почему тот так не понравился Хэнми. Что-то в его лице… Не вызывало доверия.

Он не мог пояснить это странное ощущение.

В этой сцене Инари должен был быть его верным спутником, уламывать пацана нужно было ему, опять, уж больно, по словам Хэнми, здорово у него получалось изображать из себя агитатора. Оратором Накадзима, по собственному мнению, был мягко говоря херовым, но он понадеялся на свое природное очарование и харизму (Хэнми бы обсмеяла его за подобные мысли), и, резким движением поправив костюм, слегка поклонился: