space: сто одна история Сюрреализма

Глава 41

Они всегда были рядом сколько себя помню. Когда мне приходилось закрывать глаза от невыносимой усталости, они подбирались ближе, тихонько ставили на пол лестницу, взбирались на них, прыгали на лицо, чтобы открыть на щеках порталы; маленьким, тонким ключом — комар кусал больнее, — и исчезали. Так было каждую ночь. Я точно предчувствовал; утром чесалась щека, и на том месте, видимо, где они проложили тропу — были следы невероятно крошечных ботинок. Но откуда же мне знать, как больно открывались двери в другие измерения? Комар укусил, тоже мне. В городе комаров то и не было. Вот, сказать вам, в то время я спал, однако же, моё астральное тело в это время наблюдало за ними. Они, эти ничтожные существа, часто оборачивались, один из крохотных людей даже держал в руках какой-то баллончик, скорее всего, усыпительный баллон. Стоило мне только залететь в тело, и я мог бы смахнуть их один за другим, убить, прихлопнуть, но этого не делал, мне было интересно, что же это за портал такой и куда он ведёт.

В один миг, я залетел в двери другого измерения и остолбенел, словно призрака увидел; внутри всё было красивее, чем во снах. Никакие мысли на тему фантастики не могли бы даже близко стоят с тем, что мне пришлось узреть собственными глазами, глазами астрального тела. Но, в то время мне ещё не приходилось думать о таких вещах, однако, стоило бы начать. Человек без фантазий, не более чем мусор без мыслей. С таким же успехом человеку можно было бы стать ложкой. О них мы поговорим позже.

Это был мир, где время замерло. Любое только представления миров, какое было у людей до меня и после меня, сконцентрировались в этой вселенной. Маленькие люди бежали вверх по бетонной лестнице, к огромному сооружению, по меньшей мере больше самого огромного грузовика, который когда-либо видел, — где, по всей вероятности, сидел самый главный из их народа. Однако, сказать об этом наверняка, было невозможно. Эти люди были крайне осторожными. Стоило бы только подумать о том, что там сидит бог, то бог исчезал, но всё же появлялся там, где его не ждали. Потому, крохотные люди шли куда сами хотели, и везде, куда бы они не уходили, сидел бог. Тот, кто дал им ключи от моих щёк, манипулятор их чувств и желаний.

Взлетев вслед за людьми, резкий и сильный хлопок по моему лицу остановил меня. Я упал на пол и со лба потекла кровь — желатиновая; кровь превратилась в зверей, и побежала по воздуху к млечному пути и исчезла в пустоту, где-то во тьме волопаса. Человек находившийся внутри сооружения видел меня. Скорее, меня видели все, кто здесь находился — даже стена напротив, у которой оказалось лицо сильно напоминающий Линкольна. Всё скрытое в этом измерении обретало физическое тело и становилось видимым. Тотчас, как только упал, и не успел прийти в себя, четыре крохотных человека подбежали ко мне, вкололи что-то в ногу, и я стал таким же, как и они — гномом. Бог взял меня на ладони и проглотил. Мгновение спустя, в комнате стало светло. Передо мной сидел обычный, совсем обычный, поверьте мне, человек. У него на голове была кепка с аниме, на запястьях часы, правда со сломанным циферблатом, но всё таки, походил он на обыкновенно простого хикикомори. Не зря он уединился в пустой комнате.

Он выкинул на стол несколько ключей и сказал, чтобы я выбрал один, который мне понравится, но, видимо, бог потом разозлился, потому что ни один из них мне не понравился. Тогда он выплюнул меня со словами, что моё присутствие не достойно в этом измерении.

Увы, выкинуть они меня не могли. Чтобы я не загадал, в мире этом сбывалось. Когда открывался портал, я вслух выкрикивал, что не хочу уходить и мир не может без меня, то, мир и вправду схлопывался в малюсенький спичечный коробок и начинал гореть. Мир знал, что без меня ему не выжить, и ни одно другое желание не могло быть сильнее моего. Каждое желание было сильное, но одно желание не могло испортить желание другого.

Спустившись по лестнице, я огляделся. На небе было темно, видно было, что вокруг меня, и везде, где меня не было в то мгновение, были звёзды. Одни гасли, другие только начали светиться. Там, где, казалось бы, никогда не было света, был свет. Несколько сотен планет кружились близь орбиты моего присутствия, на тех осколках камней жили множество необычайно удивительных существ. В одной, которое мне удосужилось увидеть, и, которое я буду ещё долго вспоминать при возвращении в реальный мир, было; люди с вытянувшимися шеями из шлангов, ноги из проросших одуванчиков, а тело земное, наше родное, слоновье. Они крутили педали на велосипедах, а те велосипеды имели свои ноги в коричневых сапогах. За ними бежали их питомцы. У нас называли бы их «те, кого мы приручили», но, к сожалению, может и к счастью, эти сами могли позволить себе питомцев. Крокодилы имели при себе острые когти, и каждый коготь оборудовался цепью, что мог крутиться и распиливать всё на пути следования — потрошил живую планету крокодил только так, без усилий, а за ним образовывались ручьи из крови — на вкус вишнёвый сок. На голове крокодила сидел бойкий соловей, размахивая плетью и управляя им, а внутри него самого обитали муравьи инженеры, которые спроектировали жизнь на той планете, и путём не хитрых манипуляций с эволюцией и опытами, создали этих чудовищ. Не размер мозга определял уровень разума и гениальности, а размер знаний.

В другом, но не менее маленьком, до опупения колоссальном, точно больше, чем моя комната в квартире, жили носки, которые одевали людей на ноги, а вечером бросали их в стиральную машину. Стиральная машина жевала людей, руками переворачивала, сжимала, тянула тельца их, засовывала обратно, причмокивала, сосала, полоскала во рту, затем, сильным порывом ветра из ноздри сушила их, и, пока носки смотрели телевизор, вешала людей на прищепки на балконе. И, после смены, как и полагается, шла на кухню готовить себе ужин.

Тысяча планет, и каждая из них уникальна по своему. В ином, которое я едва смог увидеть, пока спешил разглядеть и другие, бегали чашки с водой. И делали они это неспроста. Они злились, что им приходится жить на планете, где, если остановиться, земля уходит из под ног, и они разбиваются. Потому, чем быстрее бежали чашки, тем быстрее и закипали от злости, после чего, из домика на той планете выходил человек, тянул руку, и, подойдя к дереву с листьями, срывал их и кидал в кипяток. Листья съеживались от страха и ходили под себя, чёрной жижей, так получался чай. Великан выпивал его, и уходил домой. Наливал новую порцию воды, и выпускал чашку на свободу, снова бежать.

— Да не бойся ты! Чего дрожишь?! — успокаивал великан лист дерева, которую вытащил из кипятка. Лист сразу же переставал дрожать, успокаивался, голос того действовал, как лекарство. Расправлялся, и уходил домой, на ветку, спать. Когда видел сны, попадал сюда, клонировался. Нельзя видеть было сон во сне не попадая в мир снов. А пока до него очередь дойдёт, много братьев его выпьют и заварят, потому в ближайшие несколько дней и радовался. Человек не брал одного и того же бедняжку несколько раз в неделю.

В следующем, а сосчитать сколько их было невозможно, как бы мне не хотелось, ведь космос был огромен и бесконечен. Здесь… жил ты, мой читатель. И делал тоже самое, что ты делаешь сейчас, читал эти строки и даже не знал, что за ним наблюдают и улыбался. Читатель, ты думал, что это всё фантазия, книга, но всё таки, за тобой наблюдали, но этого ты точно не узнаешь. И эту строку читал, и следующую, последующий текст, и так до самого конца. Казалось, я видел там даже себя.

Вдруг, кто-то ударил меня по ноге, и я склонился, как не кланялся ни перед кем, даже мыл я пол стоя, а спал на стене, кроссовки завязывал волосами на икрах. Но, тут дело другое, меня заставили преклонить колени перед ничем. Это был Чак Паланик. Он репетировал удары перед написанием следующей сцены бойцовского клуба. За ним стоял Говард Лавкрафт — злобно пытался изобразить монстра, а когда ему это удавалось, прятался под юбкой Чака. «Это уж точно будет страшнее всяких матных гномов и пиковых дам», думал про себя Говард, слюнявил пальцы и записывал в блокноте.

Я бы остался здесь ещё на немного времени, но, увы, сон приходит к концу своему, и длилось оно семь минут в комнате, а сколько часов прошло здесь… Самые прекрасные несколько часов. Попросил желание уйти, и мир прекрасно понимал, что свобода моего слова, важнейшее слово, и выпустил меня, тем самым дав крохотным людям шанс вышвырнуть меня из их мира. Правда, мне больно не было. Я астрал.

Я проснулся, почесал щеку, но сон забыл. Об этом написали мои карманные муравьи инженеры, которые случайно оказались в моём кармане, совершенно случайно, и вытащили информацию из моего мозга. Надеюсь, как-то сидя за столом я не раздавлю их, когда они будут передвигать реактивные корабли со стола на пол.