space: сто одна история Сюрреализма

На остров Фиджи мигрируют консервы. В них мозги. Океан прибивает их к причалу Нанди. Жители выходят с рассветом к пляжу и собирают их в корзины. В хижине лежат тела маленьких людей. Их помещают в голову, закрывают. Дети оживают. Им загрузили память о том, что жители этого острова их друзья, они знаю их имена, где живут и работают. Жители также вели себя, словно они их дети, они знают их, притворялись и играли свои роли. Когда дети становились стариками, с возрастом мозги уменьшались, в конце, после смерти, молодые, те, кто только прибыл на остров, но уже в них было заложено то, что так нужно делать, вынимали мозги — сворачивали в пакет, совали в консервы и отправляли обратно по океану. В конце года, консервы возвращались с новыми воспоминаниями. Умершие тела стариков, молодели и снова становились детьми. Мозги помещали в те же тела, в которой погибли. Они жили одну и ту же жизнь круг за кругом. Вынимали. Оживляли. Молодели. Умирали. Глупели. Но каждый раз у них были новые воспоминания. Мозги, тем не менее, предназначались и болеющим шизофренией, Альцгеймером, психозом — отдельные консервные банки с маркером зелёного цвета. В этом городе люди мыли воздух шваброй. Когда они болтали ими, на месте, где они проводили шваброй вырастали и материализовались полы, стены и крыши. В лесу филины, совы и ястребы дрались в вольерах, танцевали вальс и танго. Судья орк ел гамбургер из камней, и за сорок лет никогда не останавливал бой.

Переплыв и поднявшись на башню на соседнем острове, через океан, можно увидеть моржа из огня. Он работает на маяке. Указывает путь кораблям, чтобы те не разбивались о скалы и кораллы. Рядом сидела жаба, которая утром проглатывала моржа, чтобы тот спал. Днём жаба убиралась в комнате, мыла пол, вытирала пыль и готовила есть.

На третьем острове жили ножки от стульев и столов. Больные и выкинутые высшими. Мусор. Они прыгали по острову, и любили плавать по воде, соревноваться в быстроте. Часть из них занималась сёрфингом, часть сноубордингом. Среди них жили белые, чёрные, красные и зелёные ножки. Жёлтых считали больными желтухой. Красными владел демон, бывший работник ада. Чёрные очень часто загорали. Белые работали на фермах и выкапывали лунки для овощей. Бандитов крошили в труху, в опилки и посыпали землю, как удобрение. В полдень из неба упала круглая доска. Все ножки собрались вокруг него. Доска покатилась на гору, куда никто не мог допрыгнуть, и провозгласила себя богом. Ножки с тех пор носят его на головах. Так у них появился стол. Люди часто приезжающие на остров часто любили есть на нём. Ножки ровно стояли в ряд и не шелохнулись ни разу. Доску для сноуборда использовали вместо стула. Человек стал богом бога. И поняли ножки, что у каждого есть свой бог, даже у человека, и у бога человека.

На четвёртом островке, месте потерянным во времени, жили шляпы. Они пылали льдом, и тушили себя стихотворениями. Если переставали читать стихотворения, таяли и умирали. Потому на острове стоял настоящий гул. Голоса. Часто шляпы болели. Конечно, их люди не слышали, ни птицы, ни рыбы. Но стоило надеть их на голову, стихотворение отдавались эхом в разум. Человек сходил с ума, и голова замерзала. Как-то раз, одна шляпа выбросилась с утёса в океан и полетела в Антарктиду, здесь ей не нужно было слушать криков коллег и друзей, и не таять. Он перестал читать стихи, но из-за отсутствия других навыков, временами снова начинал сочинять их. Снежное общество белых медведей увидев шляпу, решили нанять его, соорудили голову, которая вещала мысли шляпы через динамики, и он стал самым высокооплачиваемым комиком и поэтом Антарктиды, работающий за похвалу.

Если улететь на параплане от сего места, и укрыться в библиотеке Максимианополиса в Египте, можно увидеть чудеса, которых нет в других странах. Особенно в библиотеке магии и колдовства. Здесь каждый год умирают люди лишь потому, что выбирают для чтения не те книги, и не тех авторов. Открывая книгу про крушение Рима, из книги выбегают римляне с копьями, мечами и стрелами, из книги Ктулху Говарда Лавкрафта вырываются щупальца размером с самолёт, а открыв литературу по призракам, кровавая Мэри вырывает глаза, через отражение. Здесь можно сгореть, утонуть, быть убитым и закопанным заживо. Моэм, когда, попав сюда лишился руки, потому что изучал аллигаторов доисторического мира. Эрнест Хемингуэй сжёг себе глаза, когда увидел ангела, а Достоевский, оказавшись здесь, вместил в себя тысячу душ, которые помогали ему писать книги. У всех разные ситуации. Но без сомнения, чудеса были кошмарны и опасны. Через книги вырывались волшебники, Волан-Де-Морт пытался договорится со смотрителем библиотеки, чтобы он дал ему флешку, чтобы загрузить душу, но библиотекарь хлопал ладонью, и волшебник улетал в книгу. Его будто всосал пылесос. Снежная королева обещала убить библиотекаря, если он не поможет ему, но смотритель доставал волшебную палочку из-за пазухи, которую получил из книги, и взмахом ставил её на место, превратив в пакетик желатина или куклу Барби. Здесь, временами появлялись звери, которые бегали по полкам, авторы падали, раскрывались и начинался потоп, выплывал мегалодон, вылетал дракон, бушевали мёртвые самураи. С одной вампир, с другой кладовщик воспоминаний. У смотрителя в такие моменты были свои возможности, кроме волшебства. Кнопка перемотки. Он перематывал время назад, хватал зверей и выпирал за дверь до того, как они смогут разбросать книги и устроить беспредел. Хлопок ладонью не убрал бы хаос, потому, чудеснее перемотки времени не было в волшебной библиотеке ничего. Умерших можно было воскресить, а потерявшие части тела, отрастить им конечности. Разумеется, мог смотритель библиотеки вызвать самого лучшего врача из книги, открыть дверь в будущее, чтобы отрастить ноги или почки, вывести из комнаты в книге приборы, что позволяли бы не получать травм. Но не стоило рисковать, ведь персонажи могли убить их, захватить библиотеку, город, страну, ставить эксперименты над живыми людьми. Риск всегда есть, ещё бы, кто же захотел всю жизнь жить в мире, где всё хуже, чем где-либо. Ад.

Но что это мы о библиотеке и библиотеке, не так ли? Давайте же перенесёмся в мир науки, где ложка пороха превращала человека в того, в кого, никак иначе и быть не может, сам человек хотел превратится. В порошке были гены животных, и попробовав лишь ложку, люди превращались в животных или обретали их силу. Удивительно. Чарльз Чаплин получил здесь грацию кошки, а Гёте зоркость ума. Булгаков находил в себе силу упрямства и видел другие миры на дне чашки, Диккенс награждался шармом обезьяны и умом ворона. Гойл становился бегемотом, Мари орлом, Анастасия превращалась в лису. А между тем, ну вы представляете, я себе руку на отсечение дам, животные, что пробовали сей чудотворный порошок, становились людьми. Они были ими, разумеется, только вот, быть людьми так и не научились. Тигры, что превратились в хомосапинс, ходили на четвереньках. Собаки лаяли. Кошки горбились и ссали в тапочки, и в углы комнат. Орлы прыгали с крыш. Жирафы тянулись за листьями деревьев. Животное всегда животное. Человека можно научить, он мыслит, а животное тупое существо, она имитирует жизнь джунглей, точнее, живёт по законам леса, и даёт предпочтение только инстинктам. А вот, что фантастика, так, только не давите на меня пальцем, жуки совсем ничем не становились, а получали лишь ум человека, и каждый раз, когда взгляд падал на пол, можно было заметить, как у стула бегали тараканы, жуки-олени, мухи и блохи. Они то и дело танцевали, то играли в бильярд, то кидали хлебные крошки в корзины из паутины, то отжимались и подтягивались на турниках, а муравьи, что прибегали последними, сражались с пауками в армрестлинге. Блохам было труднее всего. Более сильные и большие — разумные-насекомые, пользовались ими вместо футбольного мяча, забивая голы в импровизированные ворота. Потом они замечали больших людей, и начинали ругаться, поднимать кулаки и нервно дрожать: лишь бы не раздавили. Кусать их за большие пальцы на ноге, выдирать волосы с корня. Желали ли места, кто знает. Но драчуны ещё те. Крик. Истерика. Писклявый звук доносился куда угодно, только не до ушей гигантов. Приматы хватали их и давили, а если везло, то те убегали, и вечно тряслись в страхе под плинтусом, между ковролином, ковром и линолеумом. Бывало, увидит человек, что был в прошлой жизни муравьедом, и съест всех букашек. А изредка, но так есть, люди слышали писки тараканов, и пристально слушали их усаживая на ладони, как те рассказывали историю о том, что вчера ловили бабочек, а позавчера построили дом под умывальником. Человек злился, и травил под ним всё их семейство.

А на ферме близь Эдинбурга, жили коровы повара, они прибегали на стол, резали себя, ложились на сковородку, заправляли себя сверху овощами; картошкой, морковью, луком, чесноком и горошком. Люди тем временем ели, причмокивая и говоря, какие хорошие кулинары. Бывало, зайдёт Монро, чтобы поесть тушеного гуся, бараны доставали ножи, резали тех, мариновали в соусе, тушили в утятнице, и подавали на стол. Если же, мясо плохо шло в желудок, гусиное мясо вытаскивало руки и отталкивалась со стенок трахеи, чтобы упасть в бездонный кратер кислоты. Когда люди, после двух, ей богу не вру, дней, испражнялись, гуси вылетали из фекальной канавы, регенерировав обратно в птицы, и направлялись в те фермы, где были убиты, чтобы вновь оказаться на столе. Представляете себе, какое самопожертвование во имя спасения голодающих. Такие бы чудеса, да в Австралии и Африку, в Аризону, да Техас!

Если надеть бейсболку, бейсболка сползёт по телу, и ты исчезнешь под ней, попав в сказку. А если размахнуться, и кинуть себя в воду, бейсболка становится кораблем. Если сказать, невзначай, что у тебя толстый зад, ты станешь Килиманджаро. Да-да, странно всё, но что такое странно, когда всё в мире так просто. Если прыгнуть с самолёта, то можно заметить, как становишься блином, а если лечь на дороге на автомагистрали, можно увидеть как делают фарш. Если ударить носорога по носу, можно заметить, что кроме трёх дырок, есть и четвертый и пятый, а если поставить подножку слону, то тут уж нигер тебе не поможет. Даже нигер не поможет нигеру, если нигер дерётся с нигером в неравной схватке, за кинутый хозяином кость умершей крысы, обжаренной на сливочном масле. Нигер знает, что другие нигеры опасны. Потому нигерам не остаётся ничего, кроме наблюдения за друзьями животными.

На этом всё. Завтра у меня день выходного, так что, ждать в последующие дни чего-либо, или в месяцы, не стоит. Буду занят самосовершенствованием, пусть я и так совершенный, как универсальный солдат. Надеюсь, вы отдохнули пока читали этот блог. Уверяю вас, этот блог может пополнится, после возвращения, следите за новостями.