Искусство на повестке дня. Рождение русской культуры из духа газетных споров

Триумф Берендеевки: создание русской сувенирной идентичности, Париж, 1900 год

Всемирную выставку в Париже 1900 года называли «венчающим событием века» – она также стала кульминацией полувековой истории всемирных выставок, начавшейся в Лондоне в 1851 году [Campbell 1900]. Контекст международных выставок, которые по самой своей природе возводят выдающиеся культурные символы каждой страны в высокий статус, помогает выделить национальные элементы в выставленных предметах. По сравнению со скромными результатами России на предыдущих международных конкурсах, бесспорный успех России на Всемирной выставке 1900 года в Париже был впечатляющим. Обозреватели единодушно отмечали вкус и самобытность русского отдела. Но продемонстрированный им неповторимый образ был достигнут определенной ценой: русская культурная идентичность покоилась на одной категории, которую современники называли «мотивы русской старины»[692]. Конечно, помимо искусства и ремесел, в Париже было выставлено огромное разнообразие промышленных предметов, но акцент на «русскости» как определяющей категории произвел особый эффект. Д. Фишер объясняет:

Усилия организаторов русской выставки, направленные на то, чтобы сделать Россию известной на Западе, на самом деле привели к тому, что Россия предстала менее индустриализированной и модернизированной и более странной и экзотической, чем ее можно было бы изобразить. Если русским выставкам не удалось охватить господствовавшую тогда тему технического прогресса, то они сумели представить легко определяемый, своеобразный национальный стиль [Fisher 2003: 125–126][693].

В контексте международной выставки русская старина предстала как привлекательная, а впоследствии и модная диковинка, а также эффективный маркетинговый инструмент. С. К. Маковский описывал особенность русского сценария следующим образом:

Россия, вследствие многих причин, лучше сохранила свою национальную обособленность [чем другие страны]. Несмотря на пропасть, отделяющую наши культурные классы от народа, русское культурное творчество ближе, по внутренним побуждениям своим, к народному художеству, чем творчество западной Европы. Там все это – в прошлом. У нас, может быть именно оттого, что мы, увлеченные искусством Запада, так долго не умели понять народной красоты, у нас новое искусство, стремясь к независимости, вернулось к национальным мотивам. И наша художественная промышленность, в конце XIX-го века, обратилась к стилю допетровских дней, к образцам крестьянского кустарного производства, к поэзии далекой, сказочной, милой старины [Маковский 1905: 37].

Ключом к успеху России стал павильон «деревня Берендеевка». Русская сувенирная идентичность, не так давно придуманная в мастерских Мамонтова и Тенишевой, была хорошо принята в 1900 году. Всемирная выставка помогла определить Берендеевку и все ее атрибуты как выражение национального своеобразия, традиционности, узнаваемости и старины.

Всемирная выставка 1900 года в Париже была не первой и не последней, где русские представили свою культурную идентичность в виде причудливых деревянных построек, богато украшенных декоративными деталями и явственно «пахнущих» русским духом. В 1867 году, на четвертой Всемирной выставке, русский отдел впервые представил традиционные бревенчатые постройки, в том числе декоративный фасад в русском стиле. Русские избы и конюшни также вызвали любопытство в то время: как сообщал комиссар русского отдела, «цивилизованная Франция удивилась, что у варваров есть стиль, да при том еще оригинальный, и множество публики постоянно толчется перед русскими избами, которые в парке русского отдела» [Nashchokina 1991: 105]. Не только Россия прибегала к приемам возрождения для достижения уникальной саморепрезентации. Другие страны также оформляли свои павильоны, отличавшиеся друг от друга особыми декоративными деталями, в национальном стиле.

Доведя современную стилизацию до предела, русская Берендеевка 1900 года произвела поразительное впечатление: преувеличенно декоративное оформление бревенчатых домов гармонировало со сказочным убранством интерьеров и предметов внутри. Этот тщательно оформленный сувенир оказался долговечным. Последовавшие всемирные выставки извлекли выгоду из успешного дизайна Парижской всемирной выставки: стиль Берендеевки продолжал править бал в русских отделах на всемирных выставках в Глазго (1901), Милане (1906) и Бордо (1907) [там же: 107–108]. В России в связи с празднованием 300-летия дома Романовых в 1913 году была построена целая очаровательная деревня в Ярославле [Hamilton 1954: 265].

Деревня Берендеевка в Париже выглядела так, будто ее позаимствовали из декораций для «Снегурочки». Один из корреспондентов описывал: «И домики, и церковь, расположены в ряд так, что образуют вместе как бы улицу русской деревни. Жаль только, что улица тут очень узкая»[694]. Кустарный павильон состоял из четырех зданий, соединенных галереей: дома крестьянина, дома боярина, церкви и отдела современных кустарных изделий (рис. 22, 23) [Salmond 1996: 90]. Словно для того, чтобы еще больше усилить впечатление, что все эти постройки были подлинно русскими, комитет решил привезти в Париж целые бревна и артель крестьян для строительства павильона на месте. В марте 1900 года в журнале «L’Illustration» была опубликована фотография, на которой были запечатлены русские мужики, работающие над Кустарным отделом Русского павильона, что усилило подлинность сооружения, а также его экзотическую притягательность[695]. Павильон Русских окраин, где была расположена бо́льшая часть русских экспозиций, был оформлен как грандиозная копия московского Кремля.

Рис. 22. Кустарный отдел Русского павильона на Всемирной выставке в Париже, проект К. А. Коровина и А. Я. Головина (1900) // Мир искусства. 1900. № 21/22

Московский кустарный музей взял на себя заказ на строительство павильона Берендеевка, также известного как «Русская деревня», по проекту Коровина. В журнале «Искусство и художественная промышленность» был опубликован эскиз Коровина, привлекавший внимание читателей к Кустарному отделу Русского павильона, который был выполнен в «сказочном русском стиле» с разноцветной крышей и декоративными деталями внутри и снаружи, а также зданием церкви, построенным по образцу храма XVII века из Архангельской губернии[696]. Головин оформил интерьеры комплекса Берендеевки. Их можно было увидеть на страницах периодики: например, журнал «Мир искусства» включил несколько превосходных иллюстраций со Всемирной выставки. Как отмечал в другом контексте сам Коровин, стиль русского возрождения производил необыкновенно радостное впечатление: «Русскому сердцу отрадно именно видеть красивое, чисто русское создание, творчество, которое не уступает иностранному. Мы приходим к выводу, что Россия, слава богу, не бедна талантами и может ими гордиться перед всем цивилизованным старым миром»[697].

Рис. 23. Интерьер Кустарного отдела Русского павильона на Всемирной выставке в Париже (1900) // Мир искусства. 1900. № 21/22. Фрагмент

Не менее удовлетворительное впечатление произвели около 6000 предметов внутри русской деревни Берендеевки. Кружева, шали, ткани, игрушки, мебель, иконы и церковная утварь – вот лишь некоторые из вещей, выставленных в комплексе Берендеевки. Сильнейшее впечатление произвели работы художников М. А. Врубеля, Е. Д. Поленовой, М. В. Якунчиковой-Вебер, Н. Я. Давыдовой и А. Я. Головина. В целом, русская старина была украшена, выставлена, описана и воспета в Париже всеми возможными способами. Русские кустарные изделия различных видов получили 119 наград и принесли 18 500 рублей выручки[698].

Особенно высокую оценку критики дали созданным в Талашкине великолепным балалайкам, которые привлекли дополнительное внимание благодаря оркестру народных инструментов Андреева, пользовавшемуся бешеным успехом в Париже во время выставки[699]. Балалайки, впервые появившиеся в России примерно в начале XVIII века, были почти полностью забыты к середине XIX века, с тем чтобы быть заново изобретенными как часть народной традиции в ходе движения национального возрождения. Рецензии на Западе поддерживали этот миф. Описывая балалайки, украшенные самой Тенишевой и художниками, жившими в ее Талашкине, в том числе Малютиным, Давыдовой и Врубелем, один из журналистов писал:

Показанные балалайки принадлежат княгине Тенишевой – пламенной стороннице нового направления – для которой они были украшены различными художниками. Балалайка – русская крестьянская гитара – имеет очень древнее славянское происхождение, ее особая треугольная форма показывает ее примитивный характер, и она прекрасно подходит для украшения[700].

Интонация иностранных отзывов о русской выставке отражала атмосферу благоговения, которую вызывал русский отдел. На благоприятном политическом фоне, ярким напоминанием о котором был Мост Александра III в Париже, лейтмотив национальной особенности проходил через бо́льшую часть комментариев, в которых Россия предстает живописной, несколько экзотичной и отчетливо национальной. Такого рода реакции очень ждали начиная с первой международной выставки, состоявшейся полвека назад в Лондоне, но на протяжении десятилетий она оставалась лишь желанным сном (в том числе Веры Павловны).

Показательны эпитеты, выбранные для описания кустарной выставки. Журналисты сочли русскую экспозицию «наиболее занятной», «живописной» и обладающей «местным колоритом». Приведем лишь два примера, среди многих других:

Под стенами Кремля на глазах у посетителей ведутся все небольшие национальные кустарные промыслы, свойственные России. Крестьяне в национальных костюмах делают вышивки, украшения из кости и ракушек, образки. Эта часть выставки была организована великой княгиней Елизаветой, сестрой Императрицы. Она включает «избы» импровизированной деревни, где собраны вместе многие из самых занятных национальных промыслов [Campbell 1900: 82].

В другом источнике подчеркивалось реалистичное отображение местной жизни: «Вся выставка призвана показать не только русскую промышленность, цивилизацию и торговлю, но и русскую жизнь; и именно эти живописные проблески местного колорита придают экспозиции космополитический интерес» [там же: 82].

Комментаторы особо подчеркивали аутентичность русской экспозиции:

Здесь, «все России» были выставлены на обозрение… Но образ страны, который публика, скорее всего, унесет с собой, был не таким. Это был образ «живописной, декоративной, красочной, живой» Древней Руси, представленной дворцом с зубчатыми стенами – настоящим Кремлем – который стоял рядом с павильонами французских колоний и других «экзотических народов» на территории дворца Трокадеро. Здесь можно было зайти в кавказскую галерею, перед входом в которую стояли два манекена – черкес и черкешенка, среднеазиатскую галерею, содержащую сокровища бухарского эмира, и в «La Russie boréale». И здесь, в этой древнерусской цитадели, за белыми стенами, стоя «против города, не вульгарная и не фантастическая, но подлинная во всех деталях», была кустарная выставка, или, как она была более широко известна, Русская деревня [Normand 1900][701].