Свет – Тьма

Глава 5. Страж

— Проходи, — Давид откинул полог шатра, пропуская меня вперёд.

После объятий, длившихся целую счастливую вечность, он принял решение, что мне необходимо поесть и переодеться. Причём единолично. Хотя я не стала возражать, поскольку осознавала, что мой внешний вид после многочасового махания мечом оставлял желать лучшего. Как и аромат… Но, вопреки ожиданиям, Страж не отправил меня в палатку к Эмили и Мелании, которая находилась всего в паре шагов от нас, а куда-то повёл, несмотря на то, что возразить я всё-таки попыталась. Я не понимала необходимости мыться в чужом шатре, не имея в наличии ни своих вещей, ни одежды. То есть только одежды. Но Давид на этот вопрос не ответил и не отпустил руку, продолжая настойчиво тянуть за собой. Я слегка удивилась, что он обращался со мной, как с ребёнком, лишённым права голоса. Но потом Страж неожиданно остановился, заглянул в глаза и произнёс одну единственную фразу, заставившую согласиться на всё.

— Доверься мне, — прошептал он, предательски наклонив своё лицо слишком близко.

И тут же продолжил путь, не оставив мне времени опомниться.

Больше я не протестовала и не задавала вопросов, а лишь старалась не отставать. Однако сделать это оказалось сложнее, чем молчать, ведь его размашистой походке позавидовали бы чемпионы по спортивной ходьбе. Теперь я совершенно не понимала, каким образом вчера смогла догнать Стража. Одним махом Давид преодолевал несколько метров, и я запыхалась, пытаясь идти вровень с ним. Но, наконец, он заметил мои трудности и немного сбавил темп.

Мы пересекли практически весь лагерь, и с каждым новым шагом я всё отчётливее осознавала, что проходила по этому пути множество раз, пытаясь найти его или Ивана. Вдоль и поперёк обыскала место на окраине, где мы остановились, опросила здесь каждого человека, заглянула в ту самую палатку, к которой мы подошли, обнаружив в ней седовласого мужчину с порезом, пересекавшим лицо от правого глаза до подбородка. Но ни он, ни кто-либо другой не признался мне, что знал или хотя бы видел Стража. А сейчас Давид кивал направо и налево Воинам, зализывавшим раны, и они отвечали ему, узнавали его.

И меня, кстати, тоже.

Что это было — массовый заговор по его просьбе?

Насколько же сильно он хотел от меня избавиться?..

— Это твоя палатка? — уточнила я, желая убедиться, что не ошиблась.

— Да, — подтвердил Давид. — Проходи, внутри нет чудовищ.

Я несмело вошла в пространство, освещённое всё тем же тёплым, нематериальным светом. Обстановка внутри ничем не отличалась от множества подобных шатров, расставленных в нашем лагере. Посреди каменного пола лежали два матраса, застеленные стандартными серыми одеялами, на одном из которых стопкой была сложена одежда, а рядом стояли сапоги слишком маленького размера, чтобы принадлежать взрослому мужчине. Давид давно снял свои доспехи, небрежно развесив их на ближайшей к выходу подставке. Возле второй я увидела щит и меч, а её центральную ось украшал шлем. И могла поклясться, что это был именно мой шлем, поскольку с левой стороны на нём красовалась вмятина, оставленная Иваном на память о сегодняшней Битве.

Заподозрив неладное, я развернулась обратно к Давиду и вопросительно на него посмотрела. А тот обошёл меня и по-хозяйски принялся расхаживать по палатке, указывая руками на очевидные вещи.

— Здесь вода, — он указал на кувшин и металлический чан, которые стояли возле подставок. — Здесь одежда. Здесь можешь сложить доспехи…

— Это всё… Для меня? — удивлённо спросила я, ощущая едва заметную нервозность.

— Конечно, — кивнул Давид.

— В смысле… Это всё моё: одежда, подставка, лежанка?..

— Твоё, — подтвердил он, медленно подошёл и слегка сжал мою руку. — Здесь всё может быть твоим.

Я вскинула брови.

Значит, Давид это спланировал?

Забрал мою одежду, нашёл оставленное оружие, договорился с Эмили…

Я испытала разочарование. Он распоряжался мною, словно предметом, который можно было просто переносить с места на место и ни о чём не спрашивать. Если и дальше события станут развиваться подобным образом, то Страж, о котором я грезила и ради которого сделала столько глупостей, окончательно разрушит все мои романтические представления о нём…

— Я… Я ещё не решила! — ответила я, убрав руку и почувствовав, как внутри просыпается гордость.

— Что ж… Ты можешь уйти, когда пожелаешь. Никто тебя удерживать не будет, — попытался реабилитироваться он, придав голосу напускное безразличие.

— Разве?! — вспылила я. — Тогда зачем ты принёс мою одежду и оружие? С чего решил, что я вообще приду, ведь я могла и не простить!

— Знаю. Только я ничего не приносил, — ответил Давид, вернувшись в своё суровое состояние.

— Откуда же оно взялось?

— А откуда здесь вообще всё берётся? — в свою очередь спокойно спросил он. — Палатки, доспехи, вода, которая не заканчивается, еда, которую никто не варит, и огонь, который никто не разводит? Когда я вернулся после Битвы, твои вещи уже были в моей палатке.

— Хочешь сказать, их перенёс Свет? — почему-то я совсем не удивилась, но обрадовалась не больше.

— Ему виднее, кого и с кем селить.

— То есть не ты, а он так решил, — констатировала я факт. — Отлично! А моё мнение здесь вообще кого-то интересует?!

— Наверное, Свет знал, что ты согласишься. Лично я не возражаю…

— Просто… — я глубоко вздохнула, подбирая слова и стараясь остыть. — Я знаю тебя меньше часа и уже… «Переехала» к тебе.

— Ты знаешь меня много тысячелетий, — отозвался Давид, подавшись вперёд.

Его горячее дыхание коснулось кожи и слегка тронуло выбившиеся пряди, а затем обжигающей волной заструилось дальше, спорхнув на шею и спустившись по спине лёгким ознобом. Я замерла, не в силах что-либо возразить.

Ему просто невозможно было возражать.

— Чего ты боишься? — спросил он, слегка поглаживая мои слипшиеся волосы, словно остерегаясь ко мне прикасаться.

— Я не…

Я замялась, пытаясь справиться с оцепенением и ощущая, как лицо начинает густо покрываться краской. Одно дело — думать о Страже, видеть сны или просто находиться рядом. И совсем другое — поселиться вместе в первый же день. Хоть я и любила его безумно и безгранично, но такая скорость несколько претила принципам, которые мне усердно внушали всю сознательную жизнь. И несомненно заставляла нервничать, ведь я не знала, подразумевал ли данный шаг нечто большее…

А самое главное — я боялась признаться, что мне хотелось большего. От его дыхания, от прикосновений и от того, как нежно и серьёзно Давид смотрел на меня, сердце замирало, а тело охватывала предательская дрожь. Душа желала остаться рядом с ним на всю жизнь, навсегда, навечно. Однако я сомневалась, могли ли мы физически быть вместе, не задумываясь о Высших Законах, о Битвах, о необходимости сражаться и отдавать сражениям все силы. Вдруг мы нарушали какие-то Правила или Запреты?

Но зачем тогда Свет подталкивал нас друг к другу?..

— Ладно, я боюсь, — призналась я и опустила лицо, чтобы он не заметил моего смущения. — Я не привыкла так… Так скоро.

— Эй, — Давид слегка приподнял мой подбородок, чтобы заглянуть в глаза совершенно обезоруживающим взглядом. — Это ни к чему тебя не обязывает, я ведь тебе в отцы гожусь… Сколько тебе лет?

— Двадцать…

— Точно. Гожусь… — он грустно покачал головой и вновь обнял, но на этот раз осторожно и бережно, словно я была сделана из тончайшего стекла. — Не бойся меня… Нам отпущено слишком мало времени, чтобы тратить его на недоверие и страх. Пойми, я просто хочу быть рядом. Видеть тебя, иметь возможность говорить с тобой, гладить твои волосы… Но обещаю, если ты не захочешь, я даже не притронусь. Ты можешь полностью доверять мне, как другу, брату или отцу…

От последнего слова я вздрогнула.

Нет… Мой отец предал нас с мамой и отдал душу Тьме. И хотя я давно простила его, но не смогла бы довериться, даже если бы он оказался последним человеком на планете… А ещё он остался там, в далёкой и недосягаемой земной жизни, вспоминать о которой было мучительно больно.

— Не веришь? — спросил Давид, почувствовав мою реакцию.

— Верю! — поспешила я оправдаться. — Конечно, верю! Только про отца не говори больше…

— Хорошо, — отозвался Страж, не задавая лишних вопросов. — Так ты останешься?

Он снова взглянул на меня. И на этот раз я увидела в чёрных глазах столько надежды и нежности, тщательно скрытых за суровой маской, что начала терять способность сопротивляться.

— А если я не захочу?.. — осторожно спросила я в последней попытке сохранить независимость.

— Наверное, твои вещи исчезнут. Ты вернёшься в свою палатку, а я останусь здесь и больше тебя не потревожу. Это я тоже обещаю, — холодно и жёстко добавил Давид, однако я уловила, как его голос едва заметно дрогнул.

— Я останусь, — улыбнулась я, наконец-то сдавшись.

— Правда? — переспросил он, словно не ожидал подобного ответа.

— Правда! — отчаянно закивала я. — Я останусь с тобой!

— Не представляешь, как я рад! — выдохнул Страж и расслабил напряжённые плечи, будто скинув с них тяжкую ношу.

Он бережно взял моё лицо в свои ладони и крепко поцеловал. Потом ещё и ещё… От поцелуев, усталости, потери крови или же от всего вместе у меня закружилась голова, и я слегка покачнулась, едва не потеряв равновесие. Наверное, Давид подумал, что я хотела освободиться от объятий, чуть не перешедших дозволенные границы, поэтому не стал удерживать.

— Ты права, — произнёс он, резко отстранившись. — Я плохой хозяин. Принесу поесть, а ты пока умойся. И чувствуй себя как дома.

Давид развернулся и быстро вышел из палатки, оставив меня в полном смятении чувств.

В этой реальности мы были знакомы всего несколько минут, но Страж уже успел свести мой разум с ума. Он то кричал, выплёскивая на меня всю свою злобу и агрессию, то прижимал к себе, как самое дорогое сокровище, то отталкивал, словно я была ему безразлична. И я не могла понять — любит он меня или ненавидит. Или любит настолько сильно, что ненавидит. И как мне относиться к такому поведению — тоже не понимала. Его эмоции напоминали гигантские качели, которые с бешеной скоростью заносило то в одну сторону, то в другую. Возможно, у Стража были на то причины. Возможно, жизнь в одиночестве в тёмном мире расшатала его психику. Возможно, мне самой следовало остыть и немного подождать, когда он оттает…

Вот только времени на ожидание у нас не осталось, и, возможно, именно потому его бросало из крайности в крайность.

Я глубоко вздохнула, попытавшись собрать в кучу разрозненные мысли, и снова огляделась. Шестым чувством, на которое были способны только женщины, я ощутила, что здесь жили мужчины, хотя никаких вещей, отличавших квартиру настоящего холостяка в том мире, в палатке не присутствовало. Воины вообще не имели ничего личного: ни бытовых принадлежностей, ни мебели, ни даже расчески и зубной щетки. В подобных приспособлениях здесь просто не возникало необходимости, а всё, что мы приносили с собой, бесследно исчезало к утру, как исчезла одежда, в которой я выпрыгнула из окна. У меня остался лишь мамин крестик, а пояс, который я тоже пыталась оставить, на второй день пропал. Видимо, не запрещалось иметь только религиозные атрибуты…