Крылья пепла

* * *

Полдня прошло в суматохе.

Приехала подвода, на которую погрузили вещи и погрузились сами. Только Стеша и дядюшка. Вейне так с ними прощался, что Стеша на минуточку чуть сама не поверила, что они с Тома едут в Ллотин, а Эйт их провожает, пока не наткнулась на взгляд эльфа. Вейне валял дурака. И даже платочком вслед махал, когда подвода, скрипя колесами, отъехала от дома. У торговых ворот они с дядюшкой сошли, прихватив лишь две сумки и стопку с книгами, с которыми Тома ни в какую не захотел расставаться, а подвода отправилась дальше. Эйт, умотанный в плащ так, что Стеша узнала его только по азартно поблескивающим глазам, встретил их на соседней улице.

А в гостинном доме, куда эльф их привел, суматоха продолжилась.

Едва Тома отдышался, Эйт велел наряжаться и «входить в образ». Пока ехали, дядюшка рассказал о планах, и теперь Стеша стояла перед зеркалом и никак не могла себя узнать, если б не волосы. Одежда, похожее на халат платье цвета молодых листьев и белоснежная с золотой вышивкой туника, что ждала ее в комнате и которую Эйт назвал кетлу, была невероятно красивой. К ней страшно было прикоснуться. Но будучи надетой, легла так, будто бы Стеша только в таком и ходила всегда. Руки словно сами знали, что куда подвязать и как застегнуть. Хотя, какая она теперь Стеша. Барышня, что смотрела на нее из зеркала, была Тессхален и никак иначе.

— Алех! Одевайся живо, не копошись, — раздалось в коридоре, потом дверь распахнулась, и куда только барышня Тессхален подевалась. Тессхален ни за что бы не стала глазеть на что бы то ни было, раскрыв рот, как простушка Стеша. А Стеша могла и глазела.

Платье Эйта, тоже светло-зеленое, мало чем отличалось от того, что было надето на ней, разве что узором вышивки и покроем рукавов. Туника короче, разрезы на кетлу выше, и в них при ходьбе видны узкие штаны, заправленные в щегольские сапожки из светлой кожи. На руках Вейне браслет и несколько колец. Теперь серьга в ухе смотрелась куда уместнее, чем обычно. Волосы — каскад тонких кос, то выныривающих, то прячущихся в общей массе волос: там косичка, сям косичка, и у каждой на конце висюлька. Кажется, Эйт не стригся с того времени, как приехал в Ведере, носил волосы то узлом, то хвостом, и Стеша не замечала, какие они стали длинные.

— Птичка, ух ты какая! — засиял он.

— Какая? — смутившись, пискнула Стеша.

— Как голодный птенец. Мошку ждешь? Я не наловил! — дурачился Эйт.

Что-то в нем было странное, кроме непривычной одежды и волос.

— Вейне, — изумилась Стеша, — ты… ты глаза накрасил?!

— Самую капельку, дорогуша, — Эйт прогнулся в пояснице, устроив руку на бедре, как торгующие собой девицы, и ресницами похлопал.

Вышло так похоже, что Стеша расхохоталась.

— Вот так и надо, пташка, — проворил он, вдруг оказываясь совсем рядом за спиной. В зеркало было не видно его лица, только губы и подбородок.

Одевшись, Стеша сплела косу и уложила ее на затылке, как делали девушки из богатых кварталов, но Вейне буркнул что-то вроде «не пойдет» и принялся хозяйничать, избавляя прическу от заколок-гребешков. А потом и вовсе толкнул Стеше под коленки обитый бархатом мягкий табурет, отчего она тут же села.

— Распусти волосы, цве… ласточка, — чуть дрогнув голосом сказал Вейне, обогнал потянувшиеся к косе руки, и сам запустил туда пальцы. Тяжелое серебро легло на плечи и спину.

Эйт замер, а потом поймал упавшие вперед пряди, приподнял, открывая острые кончики ушей, убрал на затылок, ловко переплел, и прижал одним из гребешков, выбрав из сверкающей горки узкий, с двумя зубцами и зеленым камнем. Вся эта красота была тут, в комнате, вместе с платьем. А еще браслет. Такой же, как на Вейне, только поуже.

— Вот так куда лучше, — шевельнулись губы. — Дурацкое правило… Всегда работает, все попадаются. И я не исключение. Хочешь что-нибудь спрятать, оставь на виду.

— Зачем? Почему…

Эйт обошел ее и присел, опустившись на колено, осторожно коснулся щеки. И под пальцами, теплыми, расцвел алым и голубым рисунок лозы, сбежал вниз по его руке, прячась в широком рукаве кетлу.

— Затем, что я потерял, когда хотел обрести, и нашел, когда не искал. И потому что нет в мире большего глупца, чем Кайтвиен тен’Шайти.

Вот его глаза цвета счастья и летнего неба над морем, но почему так горько внутри от его слов, будто горят костры, в которых жгут по весне в садах прошлогодние листья, и запах молодой листвы и цветущих вишень мешается с запахом дыма и пепла?

— Кто он? Тот, о ком ты говоришь, — спросила Стеша только потому, что тишина горчила, как сухие губы погибшего в огне Ллокайта.

— Элфие, который видел чужой свет и нашел свой, — спокойно и тепло улыбнулся Эйт, пряча костры в прохладной синеве.

— Опять… твои сказки?

— Конечно! — с готовностью воскликнул он, мгновенно меняясь, вскакивая, дергая Стешу за руку и стаскивая ее с табурета. — Я же ими на шалости зарабатываю! — И уже высунувшись в коридор: — Эй, почтенный купец тен’Кессен из славного города Велна, твои рабы для утех готовы тебя сопровождать.