Безжалостные Существа

14

Нат

Как и подобает Слоан, выглядит она просто фантастически. На ней короткое облегающее белое платье, обнажающее целые километры декольте, и пара красных туфель на шпильках в стиле леди-вамп, которые позволяют полюбоваться её ногами.

Все мужчины рядом с ней одеты в одинаковые чёрные костюмы с белыми рубашками и чёрными галстуками.

Все они молоды и хорошо сложены. У всех них тёмные, зачёсанные назад волосы. Не могу точно сказать, чьи золотые часы массивнее.

Если бы не одинаковые татуировки на костяшках пальцев и тыльной стороне рук, я бы подумала, что они биржевые маклеры.

Или гробовщики.

— Ты в порядке? — спрашиваю я Кейджа, напряжённо стоящего рядом со мной у входа в ресторан.

Он так пристально смотрит на троих мужчин, что я удивляюсь, как они не взрываются под силой его взгляда.

— Ты их знаешь? — спрашивает Кейдж.

— Нет. Я никогда не встречала никого из них раньше. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что от них одни неприятности.

Но, по-видимому, для Кейджа это не слишком большая проблема, потому что он уже тянет меня по направлению к их столику.

Когда Слоан замечает меня, она улыбается и машет рукой. Мужчины, окружающие её, смотрят на нас.

Затем происходит нечто странное.

При виде Кейджа каждый из них замирает на месте. Их взгляд становится пристальным. Несмотря на то, что ни у кого из них не дёрнулся даже мускул, они вытягиваются как по стойке смирно, будто уже сейчас готовы к бою.

— Эм... Кейдж?

— Что бы ни произошло, позволь мне с этим разобраться. С тобой всё будет в порядке.

— Почему у меня возникает такое чувство, будто мы входим в логово льва?

Кейдж издаёт мрачный, напрочь лишённый юмора смешок.

— Мы нет. А вот они – да.

Почему-то это меня не успокаивает.

Ещё до того, как мы подходим к столу, все трое парней уже повскакивали со своих мест. Почувствовав внезапную перемену в воздухе, Слоан переводит взгляд с них на нас и обратно, удивлённо приподняв брови.

— Привет, детка, — говорит она мне нейтральным тоном. Даже если бы она нервничала, а это не так, Слоан никогда не теряет самообладания, никто из присутствующих не узнал бы об этом. — Ты выглядишь потрясающе. Кейдж, рада снова тебя видеть.

Слоан улыбается ему. Кейдж бросает ей беглый кивок.

Она поворачивается к парню справа от неё. Он кажется лидером из трёх, хотя я не понимаю, откуда это знаю. Просто в нём чувствуется некая сила. Как будто он привык командовать.

— Нат и Кейдж, познакомьтесь со Ставросом. Ставрос, это Нат и Кейдж, — произносит Слоан.

— Привет, Ставрос. Приятно познакомиться, — произношу я.

Он не отвечает. Он и Кейдж слишком заняты странной игрой в гляделки. Поэтому Слоан поворачивается к парням с другой стороны от неё.

— А это Алекс и Ник.

Тот, что пониже, поправляет её:

— Алексей.

Другой также делает уточнение:

— Коротко от Николай.

Они оба смотрят на Кейджа, когда произносят это.

Слоан бросает на меня озадаченный взгляд, как бы говоря: «Для меня это новость».

Наконец, Ставрос отрывает взгляд от Кейджа. Краем глаза я вижу ухмылку Кейджа.

Я знаю, о чём он думает: он заставил Ставроса моргнуть первым.

У меня такое чувство, что этот вечер обещает быть долгим.

Крайне официально и серьёзно Ставрос говорит мне:

— Натали. Мне очень приятно познакомиться с тобой. Слоан так много рассказывала мне о тебе. Мне кажется, что я заочно уже очень хорошо тебя знаю.

В его голосе звучит слабый намёк на недосказанность, когда он произносит последнюю фразу. На губах спутника Слоан при этом играет лёгкая, провокационная улыбка. Он оглядывает меня с ног до головы, не торопясь, наслаждаясь этим.

Слева от меня раздаётся звук, похожий на треск. Его издаёт ощетинившийся Кейдж.

Я сжимаю его руку и вежливо говорю:

— Спасибо, Ставрос. Слоан тоже рассказывала мне о тебе.

Я поворачиваюсь к двум другим парням.

— Я также рада познакомиться с вами двумя.

Они в унисон наклоняют ко мне подбородки, но не сводят глаз с Кейджа.

Ради всего святого. В мгновение ока я теряю терпение от этой странности.

Я обращаю свой вопрос к Ставросу.

— Какие-то проблемы? Потому что я с радостью сяду за другой столик, если таковые имеются.

Слоан протестует, в то время как во взгляде Ставроса вспыхивает удивление. Он быстро подавляет его, затем мягко произносит:

— Конечно, нет. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.

После чего садится. Двое других следуют его примеру. Затем Кейдж выдвигает мой стул, наклоняется надо мной, когда я сижу, и бормочет:

— И ты говоришь мне, что я прямолинеен.

Я бормочу в ответ:

— Жизнь слишком коротка, чтобы выслушивать претензии.

Кейдж пытается подавить улыбку, но я не упускаю её из виду.

В тот момент, когда все рассаживаются по своим местам, снова начинают происходить странности. Мне ещё даже не предложили меню, а Ставрос уже интересуется у Кейджа:

— У тебя здесь семья?

Какой странный вопрос. И почему, собственно, он начал именно с этого? И почему это звучит так, будто он действительно спрашивает о чём-то другом?

Ситуация становится ещё более странной, когда Кейдж отвечает на поставленный вопрос.

— Здесь. В Бостоне. В Чикаго. В Нью-Йорке.

— Нью-Йорке? — спрашивает Ставрос, его голос становится чуть резче. — Где именно?

— Во всех пяти районах. Но в первую очередь в Манхэттене. — При этом мягкая улыбка трогает его губы. — Вот откуда я.

Вырос? Разве он не имеет в виду, что он там вырос?

Алексей и Николай переглядываются.

Мы со Слоан обмениваемся взглядами через стол.

Кейдж и Ставрос больше ни на кого не смотрели.

Голос Кейджа лишён каких-либо эмоций, когда Ставрос произносит:

— Я тоже родом с Манхэттена. Возможно, я знаком с твоей семьёй. Как твоя фамилия?

Будучи сытой по горло всем, что, черт возьми, непонятного здесь происходит, решаю ответить за него.

— Портер. Верно, Кейдж?

Немного помолчав, Кейдж тихо произносит:

— Портер – это англизированный вариант. Когда мои родители перебрались в эту страну из России, их фамилия была Портнов.

Внезапное оцепенение, напавшее на Ставроса, Алексея и Николая, подобно арктическому холоду.

Ставрос шепчет с побелевшим лицом:

— Казимир?

Кейдж не отвечает. Лишь улыбается.

Через мгновение с белым, словно мел, лицом, Ставрос произносит по-русски придушенным голосом:

— Я извиняюсь. Я не хотел вас оскорбить.

Кейдж отвечает царственным кивком головы.

— Извинения приняты. Давайте, наконец, поедим.

Я слишком занята складыванием двух с двумя, чтобы просто есть.

У меня всегда было не очень хорошо с математикой, но это уравнение слишком очевидно, чтобы упустить его из виду, даже для меня.

Когда Кейдж признался мне, что он преступник, он уж точно не имел в виду обычного преступника. Среднестатистический преступник не покупает дома за наличные, не управляет собственным самолётом и не пугает до смерти трёх чуваков, которые выглядят так, будто пугают до смерти всех остальных.

Среднестатистический преступник не понимает по-русски.

Преступность, с которой связан Кейдж, является организованной.

И, судя по всему, он руководит организацией.

Я облизываю губы, сердце бешено колотится. Заметив моё внезапное беспокойство, Кейдж протягивает мне стакан с водой и командует:

— Выпей.

Я залпом выпиваю содержимое стакана, жалея, что это не водка.

Тем временем Слоан наблюдает за разворачивающимися событиями так, словно сидит в первом ряду на бродвейском спектакле, билеты на который она успела урвать за несколько месяцев до премьеры.

Нет ничего, что девушка любит больше, чем драму.

Кроме, разве что, мужского члена. Плюс немного драмы.

Слоан радостно говорит:

— Ну, разве это не весело! Вы, ребята, знаете друг друга! Мир тесен, не правда ли?

Трое русских не издают ни звука.

Кейдж усмехается.

Я сижу неподвижно и стараюсь не допустить, чтобы мои мозги растеклись по всему платью.

Кейдж состоит в мафии.

Первый мужчина, к которому у меня возникли чувства за последние пять лет, – русский мафиози.

Если бы не неудача, то об удаче можно было бы вообще забыть.

Подходит официант, чтобы принять наши заказы на напитки. Кейдж велит ему принести карту вин. Затем он заказывает два бокала каймусского шардоне для меня и Слоан. Это то же самое вино, которое мы пили в «Даунриггерс» в тот вечер, когда я впервые встретила его.

У меня складывается впечатление, что он мало что упускает из виду.

Такое качество весьма полезно в его работе.

Когда официант спрашивает Ставроса, что бы он хотел выпить, он говорит ему, что он и его спутники будут пить то же, что и Кейдж.

Когда официант уходит, за столом воцаряется тишина. Я бы сказала, что повисает неловкое молчание, но русские и я – единственные, кто кажутся неуверенными. Кейдж выглядит как король на вечеринке своих придворных, а Слоан выглядит так, словно проводит лучшее время в своей жизни.

Она опирается локтем на стол и улыбается ему.

— Мне нравятся твои кольца, Кейдж. Этот череп крутой.

Он пристально смотрит на неё. Через мгновение Кейдж делает короткий выдох через ноздри. Это смех, но такой, который, кажется, говорит о том, что он понимает, что она – проблема.

— Спасибо.

— А это что? Этот, с печаткой.

Кейдж снимает перстень с пальца и протягивает ей. Слоан берет его, затем рассматривает, скривив губы.

— Memento mori, — читает она. — Что это значит?

— Помни о смерти.

Поражённая, она поднимает на него глаза. Русские по обе стороны от неё сидят совершенно неподвижно, их лица ничего не выражают, а позы напряжены.

Я тоже сижу неподвижно, но моё сердце определённо не в порядке. Оно вот-вот вырвется прямо из моей груди.

Слоан морщится.

— Помнить о смерти? Это отвратительно.

— Это латынь. В буквальном переводе это означает «Помни, что ты должен умереть». Легенда гласит, что древнеримские императоры нанимали рабов, которые шептали это им на ухо во время парадов победы, чтобы напомнить им, что земные удовольствия мимолётны. Что каким бы могущественным или великим ни был человек, смерть, в конце концов, настигнет его.

Кейдж переводит взгляд на Ставроса. Его губы приподнимаются в лёгкой улыбке.

— Смерть, в конце концов, находит нас всех.

— Предполагалось, что это изречение станет мотивировать на ведение более осознанной жизни. Оно же положило начало обширному художественному течению, которое достигло своего расцвета в шестнадцатом веке.

Все смотрят на меня.

Я сглатываю. У меня в горле пересохло, словно там застряла кость. Всё моё тело ощущается как скульптура memento mori, так как я теперь точно знаю, кто такой Кейдж.

Кто он такой.

— Черепа, разлагающаяся еда, увядающие цветы, пузыри, песочные часы, оплывающие свечи... В произведениях искусства memento mori присутствует символика быстротечности жизни.

Я перевожу взгляд на Кейджа. Мой голос слегка дрожит.

— Все те же символы, которые ты вытатуировал на своём теле.

Когда Кейдж смотрит на меня, его взгляд мягкий, как и его голос, когда он отвечает.