Маленькие камчатские истории

Литературная страница

16 ноября. Последний пароход (миниатюра).

Бесконечное стремление вдаль и легкие позывы на самоубийство… вот чувство, которое я испытываю со дня ухода августовского парохода. Анализировать это чувство я даже не пробовал. Лязгающий стук лебедки, поднимающей якорь, для меня до того горек, что я начинаю учащенно мигать глазами и негодую на господ торговцев, поскупившихся на батист для носовых платков. Извольте, значит, разобраться в своих переживаниях, когда тяжелые, соленые капли оставляют на ланитах широкие полосы. Бог с ним, с этим анализом. Вспоминаю про ламутов, кочующих коряков, юкагиров и смиряюсь.

Наконец после двухмесячного перерыва навигации я заметил черный дымок на горизонте. Боже, что происходит со мною!!! Щажу нервы читателя и умолкаю, благо пароход приходит к пристани. Спешу в город, хочу попасть на пристань. Не удается. Сонный доселе город преобразился. Улицы запружены Бог весть откуда появившейся публикой. Берегитесь, господин Брэм! Я докажу вам, что не все медведи сосут лапу.

Пристань декорирована по случаю прибытия высокопоставленных особ. Вот пароход причалил к пристани. Хор учащихся грянул подобающий встрече гимн. Хочу присоединиться к ним, пробую голос. Гамма не получается. Я ощущаю на себе подозрительный взгляд «недремлющего ока» и сконфужено замолкаю.

Публика устремилась на пароход. Пошли объятия, поцелуи… Радостный порыв встречи родственников и знакомых захватывает и меня. Ищу глазами, кого бы принять в свои объятия. Знакомых нет. Попадается ресторатор, тянусь облобызаться с ним, но, замечая иронический взгляд одной особы, отлагаю до более удобного момента.

— Обоняешь? Хакодате пахнет… Саппоро! — Бросает на ходу береговой знакомый.

Завтра обязательно соблазню его на охоту, говорят около Завойки глухари есть. После получасовой давки палуба парохода вдруг опустела. Мне это на руку…

— Один… один…, — бормочу я и с глубокой нежностью обхватываю покосившуюся мачту… Замечается качка…

Вот и подошел к концу размеренный и спокойный 1916 год. Впереди всю Россию и ее далекую камчатскую окраину ждали «великие потрясения» — наступал 1917 год, год русской смуты.