Жизнь Ленро Авельца

В принципе, ничто не мешало перейти к третьему этапу «Рамадана». Но Мирхофф вдруг сдал назад. Предложения, переданные через немцев, оказалась заманчивы, и он затормозил военную машину. Сказать, что Уэллс был вне себя, – не сказать ничего. Лидия Гиббс разделяла его гнев, но Редди отказался обсуждать приказы генсека.

Не могу сказать, что не понимаю Мирхоффа, но и сказать, что согласен с ним, не могу. Его логика была политически верной, но логика Уэллса, «всё или ничего», мне импонировала больше.

Судите сами. Новые лидеры ИГ предложили сделку. Они обещали передать своё государство в руки Организации без войны и жертв. Они просили прекратить операцию и дать им несколько лет спокойствия, чтобы избежать гражданской войны и нейтрализовать радикалов. За это они хотели амнистию для себя, своих семей и своих капиталов.

Привлекательно, да?

Но, как в любой сделке с дьяволом, читайте мелкий шрифт.

Ни Уэллс, ни Лидия Гиббс, ни Макс Тинкер не были мясниками. Если чего-то можно достичь мирными средствами, то так и нужно поступить, соглашались они.

Только одно обстоятельство перечёркивало эту безупречную логику. Если быть точным, этих обстоятельств было тринадцать.

Агенты, внедрённые Уэллсом в высшее руководство ИГ. Они выполнили задачу, но оказались в плену. Их собирались казнить за предательство. Все они приняли ислам, все клялись в верности Пророку, многие даже обзавелись в ИГ семьями – но их настоящие семьи, как можно догадаться, остались по эту сторону границы.

Их родные ничего не знали. А агенты знали, на что идут, соглашаясь на эту миссию.

Казалось бы, теперь, когда ИГ практически в наших руках (и это в огромной степени их заслуга), им бы вернуться домой, к славе и почестям, писать мемуары и выступать в Вест-Пойнте.

Но новые лидеры ИГ отказались вернуть агентов. Они передали Мирхоффу, что вынуждены казнить убийц Ихаба – без этой акции «народ не станет послушен» и «консервативные круги вскоре развяжут восстание».

Они врали? Не думаю. Был ли другой выход? Да, выход есть всегда. Можно было тайно передать наших людей – а вместо них казнить, например, рабов; нормальная, обычная практика для таких режимов. Почему не предложили? Не подумали, наверное, что нас заботят эти люди.

Нас судьба агентов и не заботила – коллективное «нас» в лице гаранта прав и свобод, выразителя общей воли свободных и объединённых наций Земли, генсека Организации Мирхоффа. Слишком манила его картина взятого без боя ИГ, слишком боялся он полномасштабной войны на Ближнем Востоке. Он проигнорировал просьбу Уэллса и Гиббс озвучить жёсткую позицию в отношении пленных.

На секретном совещании он отделался обычной демагогией: «они знали, на что шли, мы им признательны, семьям заплатим».

Нас он не убедил. Да, они знали, на что идут; но также знали, что люди, пославшие их на смерть, не упустят и малейшей возможности их спасти.

Уэллс считал, что вытащить их – наш долг. И многие военные из штаба так считали. Вы знаете, я не люблю военных, их примитивное упрямство часто выводит меня из себя. Но я твёрдо знаю: окажись я во вражеском плену, я бы всё на свете отдал, чтобы моим командиром был генерал Уэллс.

Я знаю, в какой-то момент он отдал приказ спецназу готовиться к вылету. Армию отозвали, но у Уэллса всё ещё оставался ОКО, и он не собирался сдаваться. Его люди разработали план штурма Арара, вертолёты были готовы взлететь с авианосцев в Персидском заливе и отправиться в сердце тьмы.

Мирхофф вызвал Уэллса и запретил что-либо предпринимать. Уэллс его понимал, и понимал прекрасно, вот только расценивал его действия, как и действия Редди, поддавшегося политикам, как предательство.

Я хорошо знал Уэллса; я знал, что он умеет прощать. Одну только вещь он подлинно ненавидел. Не трусость, не слабость – Уэллс не переносил только подлость.

Существовал десяток способов их вытащить, от переговоров до спасательной операции. Не сомневаюсь, пригрози им войной, новые ихабы куливи как миленькие бы согласились, казнили в своих темницах тринадцать безымянных слуг, а спустя пару дней к семьям в Европе и Америке вернулись бы воскресшие агенты.

Их казнили в пустыне на рассвете: в прямом эфире люди в чёрных масках отрезали им головы.

Уэллс улетел на Сицилию.

Макс Тинкер согласился не поднимать этот вопрос на Генассамблее, но высказал неодобрение. Лидия Гиббс положила на стол главкома Редди рапорт об увольнении, но тот убедил её остаться до окончания срока полномочий Мирхоффа. Сам Уэллс уходить вроде бы не собирался, но в коридорах шептались, что его конфликт с генсеком вышел за рамки дозволенного.

Я этим слухам верю.

Уэллса вынудили предать своих агентов, тех, кто ему верил и ждал помощи. Он так и говорил им – и я слышал это своими ушами. Каждому перед тем, как забросить его в ад, Уэллс говорил: «Что бы ни случилось, я спасу вас. Мы не бросаем своих, и никогда, даже в тылу врага, даже перед лицом смерти, вы не должны забывать, что я с вами, что я не брошу вас. На край света, во тьму преисподней, я приду и вытащу вас».

Не знаю, как бы я действовал на месте Мирхоффа.

Но зато знаю, что тринадцать человек, убитых в Араре, отдали жизни за то, чтобы другие там не погибли.

Стоило ли убить тысячи, а десятки тысяч оставить без пищи и крова, разрушить города, сжечь деревни, покрыть пеплом многострадальную землю – лишь затем, чтобы спасти тринадцать человек? А если двадцать? А пятьдесят? А сто тысяч?

Если у человека есть сто овец и одна из них заблудилась, не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдёт искать заблудшую?.. И насколько человек лучше овцы, как вы думаете?

Один писатель, над которым Энсон с Евой смеялись (и потому я читал его тайком), однажды написал:

Вполне возможно, раса, которая совершенно не заботится о спасении одного индивидуума, призвана освободить пространство от более слабой, построенной на гуманных принципах цивилизации. Но люди устроены по-другому – в основе нашей культуры лежит убеждение, что если одному человеку нужна помощь, то остальные не должны высчитывать, во что эта помощь обойдётся. Слабость ли это? Возможно. Но, может быть, это единственная сила, что сохранит и спасёт нас на безбрежных просторах Галактики.

Простите за пафос, но генсек Мирхофф тогда предал, пожалуй, последнюю оставшуюся у меня святыню.

Может, стоило начать ядерную войну. Может, стоило спалить ко всем чертям этот проклятый Ближний Восток и эту проклятую землю, названную «святой» не иначе как в приступе сарказма.

Исламское Государство до сих пор не принято в Организацию. Мирхофф наладил связь с новым руководством и содействовал перерождению ИГ в чуть менее страшную химеру. Это добавило ему политических очков, да и матери тех, кто мог погибнуть во время третьей фазы «Рамадана», должно быть, скажут ему спасибо.

Но пойди мы в те дни до конца, откажись мы от сделки с подонками, продолжи мы операцию – не ради уничтожения врага, а для спасения тринадцати человек, рискнувших жизнью, чтобы сделать наш мир чуточку лучше, – сегодняшний день был бы другим. Я в этом убеждён.