Жизнь Ленро Авельца

Мы с генералом выпили кофе и проговорили ещё два часа. Он дважды извинился, что вызвал меня через Докери, ждал меня сразу у генсека (по его словам, виноват в этом был Мирхофф) и долго не выходил на связь. Рассказал о причинах долгого отсутствия – как предотвращал гражданскую войну в Южной Америке, устраивал перевороты в Африке, предупреждал очередную экологическую катастрофу в Азии. Ничего необычного, всё в штатном режиме. Я взял с него обещание, что мы ещё встретимся до того, как он покинет Нью-Йорк, а он попросил меня не игнорировать его предложение о встрече с Бальдиром Санитом и пообещал лично всё устроить.

На том и расстались. В пять часов Генассамблея проголосовала против закона об ужесточении ответственности за разработку потенциально опасного программного обеспечения (дело «Эневтики»), а о резолюции «в отношении кандидата в президенты США Бальдира Санита» благополучно забыли. На текст резолюции по распоряжению Мирхоффа наложили гриф «секретно» и спрятали на десять лет, а спустя десять лет никому уже и в голову не приходило, что выборы мог выиграть не Санит.

Да, я продал Америку. Но Санит выполнил свою часть сделки, и нынешняя христианская Америка уже неспособна к самостоятельной внешней политике. Итог далеко не худший: Зверь ведь действительно не был, как резонно заметили Мирхофф и Уэллс, безумным диктатором – каковым, например, оказался куда более приятный в личном общении Джонс. Реальная демократия в Штатах, увы, закончилась, христиане стали привилегированным сословием, уровень образования резко упал, но винить в этом одного Санита будет неправильно.

Он стал закономерным финалом пути, по которому Штаты шли уже давно – примерно с тех пор, как решили, что религия и гражданские свободы могут мирно сосуществовать.

Я был готов драться со Зверем, у меня были принципы. Но помните, что я решил насчёт принципов? После смерти Евы Карр и встречи с Энсоном на кладбище, после предательства наших агентов на Ближнем Востоке и личной просьбы единственного человека, к кому я питал подлинное уважение, – неужели Бальдир Санит так важен для меня, что я должен выступить один против всех? Раз американцы хотят видеть его своим президентом, какого чёрта я должен им мешать? Если Мирхофф считает, что Зверь в Белом доме нужен Организации, почему я должен его переубеждать?

Был бы Санит Гитлером, написал бы он свой «Майн кампф» – я бы перегрыз ему глотку, задушил собственными руками. Но он не был ни Гитлером, ни Джонсом, так что решение, которое я принял, никак не могу назвать предательством. Отступлением, но не поражением.

А тем временем, как и предрекал Зверь, над миром собиралась настоящая буря.