Чудовища

35 — Выгодное предложение (Ио)

И если даже среди звезд есть восемьдесят тысяч миров, населенных чудовищами, что с того? Нам ничего не надо от них.

© «Левая рука тьмы» Урсула Ле Гуин

Крес в форме большого черного осьминога с глазами почти по всему телу и широкой пастью висел в невесомости над антигравом, нелепо перебирая конечностями. А я стоял напротив в облике синеволосого Макса, того самого, которого Крес сожрал. Я нашего хакера, правда, недавно повторно восстановил из своих воспоминаний. А вот Патрика нам, похоже, больше не увидеть.

Раньше я думал, что чувства делают нас слабее, но малыш Ао помог мне понять, что это не так. Почти столетие я сидел на своей половине космолета колонистов: боялся Креса, боялся как бы он не просочился в один из «моих» отсеков, боялся вступить с ним в поединок. И только когда понял, что малышу угрожает опасность, я бросился навстречу страху и атаковал Креса. Что может быть сильнее человека, который делает что-то ради того, кого любит?

— Просто отдай мне моего малыша, и это прекратится. — Я в очередной раз направил на «черного осьминога» электромет и выстрелил.

— Я уже говорил тебе, Ио, — ответил Крес, после того как оклемался, а, должен заметить, сделал он это очень быстро, — что я меняю твоего малыша разве что на свободу. Ты отпускаешь меня, а я восстанавливаю мальца из своих клеток и отпускаю его. Ты же знаешь, метаморфы высшего уровня такое умеют.

И как он только умудрялся имитировать человеческую речь? Впрочем, делают же это как-то попугаи и некоторые другие птицы, хотя и не обладают человеческой анатомией.

— Так я тебе и поверил, урод, — скривился я и в очередной раз пальнул по нему из электромета. Признаться, мне уже начинало это надоедать. Казалось, он вообще не чувствует боли и его моя беспомощность только забавляет. Вполне возможно, ведь метаморфы высшего уровня умеют еще и не такое.

— Для тебя это единственный способ вернуть отпрыска, — заметил он. — Подумай, ведь ты ничего не теряешь. Или думаешь, я буду тебе мстить? Брось, Ио, мне нет до тебя дела. Я и стрелять по тебе из электромета не стал бы, если бы ты тогда не стремился так рьяно меня раскрыть.

— Ты будешь жрать людей…

— Тебе до них какое дело?

Какое мне до них дело? Мне бы не хотелось, чтобы их жрало какое-то чудовище. Тем более то, которое убило моего родителя и детеныша. Но вместо ответа на его вопрос я задал свой:

— Поэтому ты и сломал систему гравитации и защиту от астероидов? Чтобы высадиться на этой планете и жрать людей?

— Конечно, Ио. Ведь мне до бессмертия не так уж долго осталось, — мерзко ухмыльнулся он широкой зубастой пастью. — На других планетах людишек, может, и побольше, но у них там высокие технологии: импланты, видеонаблюдение, оружие… Вся эта ерунда так раздражает. А тут благодать и никакой конкуренции. Я бы спокойно достиг бессмертия, а тогда уже починил бы космолет и полетел покорять другие миры.

— Но как ты умудрился? С Патриком понятно, просочиться через водопровод тебе раз плюнуть, а поломка корабля и Макс?

Крес насмешливо ухмыльнулся, ощерив иглозубую пасть:

— Ио, Ио, а ты и правда сосунок. Неужели ты даже не знаешь о метастазах? Метаморфы высшего порядка могут отделять от себя куски плоти, метаморфировать их в любое мелкое существо и управлять им дистанционно.

— Метастазы могут окукливаться?

— Нет, они слишком маленькие. В конечном итоге мы либо поглощаем свои метастазы, либо они теряют с нами связь и умирают.

— Ну а Макс?

— Один из моих метастазов проник внутрь того дурацкого робота и маленько подкорректировал его там, так что робот больше не мешал мне охотиться. У вас там, кстати, по всему космолету теперь сюрпризики, — злорадно расплылся он в мерзкой иглозубой улыбке.

Я опять пальнул по нему из электромета. Я, конечно, понимал, что это ничего не изменит, и малыша он мне не отдаст, так хоть душу отвел. Как же мне хотелось, чтобы никто никогда больше не терял близких!

— Вот что, у тебя есть выбор: ты либо стабилизируешься в любой выбранной тобой форме, либо сдохнешь тут с голоду.

— А что, электромассажа больше не будет? — в очередной раз насмешливо ощерился он, но тут же посерьезнел и проникновенно добавил: — Послушай старого метаморфа, малыш. Люди никогда тебя не примут. Даже если ты стабилизируешься в облике человека, ты навсегда останешься для них чужим.

Я молча вышел из грузового отсека. Что толку с ним препираться? Диодор говорил, что другого человека изменить невозможно, можно только помочь измениться тому, кто действительно этого желает. Забавно, он считает людьми всех, кто смертен и разумен.

— Ах, вот ты где, — обрадовался Евгений, увидев меня. — Капитан хотел тебя видеть, он в центре управления.

— Хорошо, — ответил я и направился к Кариму. У людей так принято: есть главный и те, кто подчиняется. Благодаря этому группа отдельных особей может действовать как один организм. Необычно, конечно, но интересно, у метаморфов ничего подобного нет, за исключением отношений между родителем и детенышем. Если же детеныш вырос, тогда уже каждый сам за себя… В большом страшном мире…

Когда я вошел в центр управления, Карим жестом пригласил меня сесть в кресло и начал:

— Как ты, возможно, знаешь, на протяжении всей нашей научно-исследовательской операции обо всем происходящем я отправлял подробные отчеты высшему военному руководству Содружества Семи Планет. И вот недавно я получил ответ, в котором руководство выразило намерение принять тебя на службу, если ты изъявишь такое желание.

— Какого рода служба? — удивился я, усаживаясь поудобнее.

— Начнем с того, что у тебя будет все необходимое: еды столько, сколько пожелаешь, так что ты сможешь метаморфировать так часто, как это будет необходимо. Ты ведь хочешь достичь бессмертия?

Я задумчиво молчал, и он продолжил:

— В биомассе любого вида и качества недостатка не будет. Если же тебя интересуют разумные формы жизни, то правительство согласно скармливать тебе приговоренных к смерти, военнопленных или даже распечатывать для тебя копии людей с таким набором воспоминаний, который ты сам сочтешь нужным.

— Так что я должен буду делать?

— В первую очередь следует помнить, что весь этот проект строжайше засекречен. То есть тебя доставят на закрытую военную базу для наблюдения и изучения.

— Я стану подопытным кроликом?

— Ты последний метаморф, если не считать Креса, но с ним, по понятным причинам, сотрудничать никто не станет. А мы, люди, не любим становиться причиной исчезновения редких форм жизни, особенно разумных…

— Меня собираются использовать в военных целях? — перебил я.

— Да, — кивнул Карим. — Как ты, возможно, знаешь, между Содружеством Семи Планет и Союзом Межзвездных Государств давно существует некоторое напряжение.

Из воспоминаний людей я кое-что знал об этом «напряжении»: обыкновенная грызня за ресурсы и сферы влияния, время от времени переходящая из хронической фазы в острую.

— Я вас понял, — сухо ответил я и собрался уходить.

— Ты не спеши, Ио, — быстро добавил капитан. — Времени, чтобы подумать, более чем достаточно. На Землю-12 уже вылетел новый колонизационный космический корабль с группой космолетов поменьше. Благодаря новейшим гиперпространственным двигателям, они будут здесь всего через год.

То есть у меня есть год на размышления. Забавно.

Сдается мне, что кое-кто из высшего руководства знал о метаморфах еще до того, как сюда высадились первые колонисты. Иначе зачем им сразу после высадки строить бункеры? Они с самого начала не исключали такого поворота событий и тщательно к нему готовились. Думали, может, сумеют использовать метаморфов в военных целях, а если нет — взорвут все к чертям.

Да, силу любят все, и все к ней стремятся. Сила — это возможности, власть, безопасность и контроль. Кто же от этого всего откажется? Но вот чем больше силы, тем больше ответственности — тем большей мудростью и нравственностью должен обладать человек. Иначе все может обернуться Катастрофой. Степень трагичности любой глобальной катастрофы прямо пропорциональна силе и обратно пропорциональна мудрости и нравственности тех, кто ее спровоцировал.

Покинув центр управления, я направился в свою комнату. Да, люди были настолько любезны, что выделили мне целую комнату. Благодаря человеческим воспоминаниям все здесь казалось привычным и я чувствовал себя более чем комфортно.

Когда еще бороздил космос в той капсуле со сломанным гибернационным механизмом, тщательно заботился о том, чтобы сохранить воспоминания Алекса. Больно уж он меня заинтересовал, не хотелось терять. Почти всей памятью животных пожертвовал, потом в ход пошли некоторые знания людей. А теперь, находясь в уединении, я иногда метаморфировал в Алекса и пытался понять, каково это, быть человеком.

Порой я беседовал с Диодором, особенно об этой его Изначальной Дхарме и Медных Скрижалях:

— Вы говорили, чтобы преодолеть страх, надо отказаться от причинения вреда. Но человеческий иммунитет уничтожает микроорганизмы тысячами, то же самое делают люди, принимая лекарства. Это разве не нарушение принципа ненасилия?

— Видишь ли, — начал он, задумчиво почесывая бороду, — любую идею можно извратить до абсурда. На Старой Земле была такая школа, адепты которой прикрепляли себе марлю на лицо, чтобы случайно не вдохнуть насекомое, и мели землю перед собой, чтобы нечаянно не наступить на букашку. Но что слишком, то не здорово. Во всем нужна мера и здравомыслие. Человек, нечаянно убивающий букашку, не создает себе плохой кармы, потому что в его намерениях не было стремления причинить вред. По сути, принцип ненасилия предполагает отсутствие враждебности и тотальную доброжелательность ко всем живым существам. Если есть доброжелательность, тогда принцип ненасилия исполняется естественным образом, без сомнений и усилий.

Откашлявшись, он немного помедлил и продолжил:

— Иногда нам приходится защищаться, иногда — защищать близких, бывают ситуации, когда приходится выбирать из двух зол меньшее. В примере с лекарствами мы защищаем себя. К тому же, чем менее сознательно существо, тем менее ценна его жизнь и тем меньше плохой кармы мы себе создаем, убивая его.

— Что такое карма?

— Каждый твой поступок создает своего рода отпечаток в твоем бессознательном, или, другими словами, впечатление. Все это складывается и в определенное время начинает действовать, заставляя тебя испытывать определенные чувства, наводя на мысли или толкая на действия. Тебя может вдруг потянуть куда-то, ты можешь даже не вполне понимать, почему и зачем, но на уровне бессознательного прекрасно знаешь, что движешься, например, к своей погибели, хотя и не осознаешь этого. Так и работает то, что называют кармой.

Я много размышлял об этом принципе ненасилия. Диодор также говорил, что интеллектуального понимания мало. Чтобы действительно глубоко что-то понять, нужна практика. То есть тренировка ума, поэтому он учил меня медитировать:

— Держи спину прямо, — вещал Диодор, когда мы с ним и Анной сидели на ковриках для медитации. — Теперь сконцентрируйся на ощущениях в теле.