Мать русалки ищет зятя

* * *

– Что ж, доченька, до причала придется мне самому за тобой последить, раз ты такая буйная. Нашла себе хахаля, тоже мне, защитничек… – фыркнул Анатоль, хватая дочь за руку. Марина пыталась было дергаться, выкручиваться – но пальцы тритона были как будто стальные, только сама себе синяки набила.

В тяжелой и густой тишине мужчина оттащил девушку, словно она ничего не весит, в другой конец комнаты и усадил за стол.

– Не дергайся, – бросил отец, и у Марины руки и ноги словно свинцом налились. Тритон внезапно нежно погладил ее по рыжим кудряшкам и отвернулся, копаясь в мини-баре и что-то ворча себе под нос неразборчиво.

От страха и стресса Марина часто замирала, стараясь перестать делать ситуацию хуже – и стоя в россыпи фарфоровых осколков, и глядя в лобовое стекло внезапно появившейся машины, и даже в глаза не глядя лающей на нее дворовой собаке. Но вот мозги ее оживали гораздо быстрее, чем лапки, анализируя ситуацию, стараясь найти безопасный выход. Вот и теперь, стоило Анатолю перестать смотреть дочери в глаза и держать свои такие сильные и опасные руки рядом с ее головой, Марина продолжила сидеть неподвижно – только глаза бешено шарили по комнате, и в голове копошились мысли.

Братья. Что с ними?

Сидят, как каменные истуканы, там же и в тех же позах, что и когда Анатоль только вошел. На лицах – печаль, тревога и смирение большими жирными буквами. В глаза ей никто из них не смотрит. У Адриана губа лопнула – бросается в глаза ярко-красным. Пока папенька не заявился, этого не было. У Марка вздулись вены на внешней стороне кистей рук. У Кирилла в глазах блестят жирные слезы, а у Ильи уже по щекам стекают – беззвучно. У Натана по лицу желваки ходят.

Они все явно очень расстроены и злятся. Марине хочется верить, что это все не было притворством, что они действительно не участвовали в этой подставе. Но если не участвовали, если им все это не нравится до крайности, как написано в их языке тела и глазах – почему сидят, не шелохнувшись? Даже слова поперек отцу не скажут?

И тут Марина заметила запах: маслянистый, густой. Он уже какое-то время наполнял помещение, но девушка не замечала за всеми событиями и испугами. От этого запаха коленки превращались в желе от страха, она чувствовала себя такой маленькой и слабой. Хотелось подчиниться, лишь бы только не разозлить… Кого? Анатоля? Это он, что ли, такие…

Феромоны? Да ладно! Это же просто смешно! Марина – человек, а не беспозвоночное, чтобы вот так слепо следовать инстинктам, от одного запаха резко менять свое поведение и лишаться свободной воли…

«Вот только я не человек», – поймала она себя на мысли и сама же ей изумилась. Да, у человека инстинктов нет – а у русалок?

Судя по поведению братьев – очень даже есть. Что-то про доминирование самого большого и сильного тритона в этой луже, что-то про приструнение детенышей и слабаков прямо-таки висело в воздухе, с трудом объяснимое словами, но интуитивно понятное.

Марина тяжело сглотнула и бросила взгляд в сторону, где лежал безвольной кучей на полу катера Максим. Она не слышала щелчка. Видела, как Анатоль схватил ее жениха на шею, как сдавил пальцами – Марина молилась всем богам, чтобы всего лишь пережимая ненадолго артерии в удушающем захвате, а не ломая трахею или, еще хуже, позвоночник… С такого ракурса русалка не могла разглядеть, приподнимаются ли его ребра при дыхании, есть ли еще цвет циркулирующей по сосудам крови на его лице.

Не знать было очень страшно.

Пока все эти мысли вихрем пронеслись в ее голове, Анатоль тяжело уселся на стул рядом, наливая в стакан («не стакан, а бокал-хайбол» – придирчиво буркнул голос бабушки в ее памяти) темно-коричневый алкоголь из бутылки. Мужчина тяжело вздохнул, пригубил напиток и начал говорить:

– Сиди смирно и слушай! Часа за четыре мы доберемся до Сортавалы. Там тебя уже ждет жених. Хороший жених. Три финских озера под рукой. Восемь рыбных хозяйств. Чуешь, какой тритон? – Анатоль отхлебнул спиртное и даже улыбнулся. – Мороженый, правда, как лосось их крашеный, зато готов за тебя три рыбофермы отдать и несколько друз горного хрусталя!

Марина сидела, отчаянно пытаясь отыскать выход из положения. Она успела позвонить деду до того, как отец выбросил ее телефон в иллюминатор. Дедушка, конечно, сейчас в Краснодарском крае греет старые кости, но друзей и знакомых в Питере у него хватает, а на его службе бывших не бывает. Может, успеет встревожиться и послать помощь? Только как ее найдут? Телефон-то утонул. А маячок этот на шее еще неизвестно, сработает ли посреди такого большого озера… Одна надежда на маму. Мама обязательно что-нибудь придумает!

– А уж как вас распишут, да жених тебя к себе увезет, Наташка за одно свидание с тобой секретом своим поделится! Вот тогда и братьям твоим будет славно! Гаремы из дурочек-человечек заведут, принесут мне внуков и внучек столько, что можно будет подумать о собственном холдинге!

Тут Марина, и без того смурная, как облако в радиоактивную зиму, закусила губу. Папенька не только ее продать решил, но и маму впутать!.. Да еще и братьев. Один взгляд в сторону парней давал понять, что любому из них такое «счастье» сдалось, как утке – оленьи рога.

– Ну, чего хмуришься, доченька? – не унимался Анатоль, подозрительно легко и быстро захмелевший. – Ты привыкнешь, и довольно быстро. Муж тебя будет всем обеспечивать, знай себе сиди дома на всем готовом да ноги раздвигай… Чего вам, бабам, еще для счастья надо – только скажи, аха-ха!

Тритон продолжал бормотать – все менее отчетливо. Марина перестала слушать – слишком уж ей стало мерзко от его слов. Братья сидели все так же: тише воды ниже травы. Комната, еще два часа назад оживленная и полная радости, теперь казалась камерой временного заключения.

Марина едко отметила мысленно, что еще долго для нее тревога и отчаяние будут пахнуть этим маслянистым секретом и дорогим виски.