Секреты Ротшильдов

Эквилибрист

В этот момент истории вступает ваш покорный слуга. Кто бы что ни думал, писать о себе всегда нелегко. Очевидно, сначала я с восхищением или порицанием писал о других, надеясь, что вся сага выйдет самодостаточной, а могущество фамильного имени с его несравненной репутацией и истории моих выдающихся предшественников заставят вас, то есть читателя, забыть обо мне. Я мог бы укрыться от вашего испытующего взгляда, спрятавшись за событиями, веками и процессами создания экономической и политической карты Европы. Таков был мой план. Но, как я не устану повторять, – все идет всегда не так, как предполагаешь.

Эта книга «Секрет Ротшильдов» – наполовину семейная сага, наполовину очерк, она далека от исторической работы. Ее идея заключалась в том, чтобы удовлетворить вполне естественное человеческое любопытство. Я никогда не ставил перед собой задачу упомянуть всех действующих лиц, что было бы невозможным, учитывая многочисленность членов семьи. Я писал только о тех, на ком остановил свой выбор. На тех, кто отличился героизмом или харизмой и остался в памяти, причем не всегда хорошими делами.

Но тогда почему автор в моем лице говорит сам о себе? Моя интеллигентная семья заставляла меня с трех лет смотреть новости в 20:00, и теперь, в отличие от тех, у кого детство было не таким, у меня есть шанс высказаться в свою защиту в этом тексте. Тем не менее скажу, что я ничего особенного в жизни не сделал. Напротив, я был оппортунистом, подстраивавшимся под обстоятельства. Но если вспомнить этимологию понятия «оппортунизм», то признайте хотя бы это качество моим достоинством.

Всю свою жизнь, каждый раз, когда случай или обстоятельства давали мне возможность, я брался за какой-нибудь проект, но потом неизменно и систематично бросал эти занятия, когда желание или интерес во мне угасали. Так происходило с начинаниями во всех сферах: вначале в увлечениях и спортивных занятиях, затем в предпринимательской деятельности и учебе – за блестящим началом следовал скорый конец.

В этом свойстве и заключается моя трагедия: нет такой профессии, обязанности или увлечения, в которых бы я преуспел. Исключением считается разве что получение водительских прав. Я начинал учиться на пилота, но, в соответствии со своей привычкой, при первой же возможности забросил это дело. Многочисленные авиакатастрофы заставили меня осознать, что игра не стоит свеч. В конце концов, чтобы дожить до девяноста лет целым и невредимым, не обязательно уметь управлять самолетом.

Так уж неизменно сложилось с момента моего рождения, что единственный мой интерес – это познавать новое. Когда я знаю – или думаю, что знаю, – предмет, которым занимаюсь, мой интерес к нему пропадает и я его резко бросаю, переключаясь на что-нибудь другое. Серьезный производственный дефект, я понимаю. Лишь для немногих, кому не повезло и кто вынужден тысячи, (да что там!) миллионы раз приступать к новому делу, подобный жизненный путь может казаться огромной роскошью.

Знали бы вы, как я завидую тем, кто занимается в жизни только одним делом, но выполняет его хорошо и с энтузиазмом! Такая картина сама по себе утопична, потому что, согласно весьма спорной теории Платона и его последователя Шопенгауэра, объектом желания и счастья является то, чего нам не хватает. Безработный мечтает о работе, а тот, у кого она есть, об увольнении и отпуске. И тот и другой никогда не получат удовлетворения.

Довольно рано освоив азы философии и, конечно же, недолго ей прозанимавшись, я применю эту теорию, чтобы инстинктивно, надо полагать, выработать собственную: я стараюсь поддерживать дефицит, чтобы при каждой возможности делать свою жизнь более яркой. И так с пятилетнего возраста. В те времена мне нестерпимо хотелось танцевать в балетном коллективе для хрупких маленьких девочек: я был единственным мальчиком в трико среди точеных фигурок в пачках. Но через несколько недель я сбежал из хореографического класса и стал пробовать себя в дзюдо. За ним последовали гончарное ремесло, карате, верховая езда, фехтование, шахматы, бокс, рисование, фортепиано, фотография, лыжи, роликовые коньки и фигурное катание, барабаны, гитара, баскский мяч, теннис, настольный теннис, баскетбол и даже немного футбола.

Короче говоря, я себя, конечно, немного заставляю дописать эти страницы, ведь единственное занятие, в котором проявляю упорство, – бросать свои проекты. Этот принцип можно было бы считать моим жизненным кредо. Разве что в какой бы то ни было сфере я открою нечто совершенно новое, не меньше. Себя не переделаешь…

Даже эта рукопись, раз уж зашла речь, могла бы не увидеть свет. Была велика вероятность, что я ее не то что заброшу, но отложу в сторону, прежде чем скорее из гордости, чем из чувства ответственности, вновь взяться за работу. Но чего хочет издатель, того хочет Бог. Таким образом, не могло быть и речи о том, чтобы в вышедшей книге не было ни слова обо мне, хотя бы самой малости, чтобы удовлетворить закономерный интерес читателя к автору. Да будет так. Я соглашусь. А есть ли у меня вообще выбор?

Кто, собственно, такой этот парень, носящий имя рода, который судьба то баловала, то проклинала? Кто он, дерзнувший без разбору и без благословения написать историю собственной семьи или ее подобия? И где его место на шахматной доске или в генеалогическом древе? Нигде.

Что касается моего отца, то на протяжении веков богачи имели возможность заводить несколько романов одновременно, и это заканчивалось вполне предсказуемым образом. Неизбежно я должен упоминать это нехорошее слово, которым определяется мое положение, в каком-то смысле делающее меня неприкасаемым. А ведь добрая половина человечества могла бы охарактеризовать себя этим же словом, но его упоминают только как издевку. Неужели этот статус вызывает столько презрения?

Чтобы мой удел лучше выглядел, постараюсь подобрать синоним и придумать, как представиться не в таком дурном свете. Придумал! Я – внебрачный ребенок. Один из внебрачных детей. Дело в том, что у моего отца, неисправимого оптимиста, затем от другой женщины родилась дочь, и она логичным образом стала для меня единокровной сестрой.

В популярной настольной игре «Счастливые семейства» есть карточки для отца, для дочери и для всех остальных родственных отношений, но нет карточек для гибридного или перекрестного родства и прочих вариантов смешения крови. Понимаете? Эти дети, которые по ходу течения времени все меньше воспринимались как позор, тем не менее не всегда были желанными. А с точки зрения закона становились своего рода «прицепом».

В моем случае моего рождения не ждали. Ни отец, ни мать. Она, однако, перепробовала все, причем на протяжении всей жизни, чтобы появился я. Стоит полагать, она настолько сильно хотела ребенка, что становилась своим собственным врагом и подсознательно мешала моему появлению. Так продолжалось до сорока лет. Отчаявшись, она наконец оставила надежду на материнство и направила мысли в другое русло. Тут-то, на пути к счастью во всей его полноте, появляется свет, и по воле матушки-природы, решившей, что время пришло, появляюсь я.

Сегодня времена изменились, но еще в недавнем прошлом разводиться было не принято. В течение столетий, в особенности в жизни известных фамилий, можно было флиртовать, можно было развлекаться с другими женщинами, а не с той, на которой довелось жениться в юности. В слишком ранней юности… При ограниченных возможностях развеяться разве не справедливо вспомнить, что один раз живем?

Когда я родился, мой отец, харизматичный обольститель, вел себя как настоящий джентльмен. Его законная супруга делала вид, что ничего не видит, и сохраняла лицо. Я ни в чем не нуждался. Моя мать поспешила сделать так, чтобы пока я рос, о том, кто я такой, не распространялись. Такое положение дел, как вы понимаете, всех устраивало.

С юных лет меня приучили скрывать свое происхождение. Сначала я жил в хорошем квартале Тель-Авива, затем вместе с матерью мы отправились во Францию. Закончив в итоге с переездами, чтобы я мог пойти учиться, мы обосновались в XVI округе Парижа. В школе я учился из рук вон плохо. При переводе в следующий класс мне постоянно говорили «в следующем году больше старайся». При этом у меня хорошие отметки по французскому, которым я занимался с прилежанием.

Затем я устраиваюсь в банк стажером, где запоминаюсь своим непрофессионализмом. Потом безуспешно пытаюсь стать актером, но, несмотря на способности, меня подводит память. Потом какое-то время я пробую себя как композитор и диджей, несмотря на отсутствие слуха (вот ведь совпадение!). Следом идет работа в бурлеск-шоу: вечером я выступаю на сцене ведущим танцовщиком, а утро провожу в офисе как креативный директор. Потом я занимаюсь фотографией, но сюжет увлекает меня больше, чем сама картинка. И, наконец, возглавляю модельное агентство, но меня обкрадывают собственные сотрудники. Практически все эти занятия встречаются с негативной реакцией моего родителя, который предпочел бы, чтобы я всю жизнь провел за одним, максимум двумя делами, но не больше!

Я становлюсь ресторатором. У заведения, которое в двух шагах от того, чтобы получить заслуженную мишленовскую звезду, отменная кухня, но я часто ругаюсь с шеф-поваром, потому что люблю еду без соли. Затем я переключаюсь на торговлю африканскими алмазами, в которых ничего не понимаю. Разве что не довелось странствовать по миру изо дня в день и все время переезжать с места на место.

Наконец мне пришло в голову попробовать себя в роли писателя. Однако этот автор, уверен, не напишет более двух книг, что вполне меня устраивает. Теперь вы знаете немного больше о вашем покорном слуге.

Как вы можете представить, я совсем не такой, как великий филантроп Анри де Ротшильд, радевший за здоровье человечества и посвятивший себя развитию медицины. Я не такой, как его жена Матильда, которая, рискуя жизнью, во время сражений оказывала помощь раненым прямо на поле боя. Я не такой, как Эдмон де Ротшильд, несмотря на скромность, вставший у истоков создания государства Израиль. Я не Людвиг фон Ротшильд с его патриотизмом, который о своих сотрудниках думал больше, чем о собственной жизни, и, отказавшись бежать от нацистов, вызывал восхищение даже у своих тюремщиков. У меня нет такой смелости, как у Панноники, которая, будто во власти озарения, бросила свою родину, мужа, детей и состояние ради красивых глаз незнакомого джазмена. Наконец, нет у меня ничего общего и с Лайонелом, образцовым англичанином, который совмещал в себе деловую хватку и политическую ловкость с чувством справедливости и не согнул колен перед капризной королевой империи, где никогда не заходит солнце. Я перечислил лишь некоторые примеры самоотдачи и порядочности.

Эпилог