Морально противоречивый

Глава 18

Влад

— Это должно работать, пока мы не сделаем тебе новый протез языка, — я вручаю Сету его новое устройство. — Это преобразование текста в речь. Ты даже можешь выбрать свой голос, — объясняю я, — но, пожалуйста, не выбирай женский. Я не думаю, что смогу примириться с этим, — я машу рукой на его массивное тело.

Он ворчит, быстро набирая ответ.

— Я не извращенец, — отвечает роботизированный мужской голос.

— Хорошо, — киваю я, — не то чтобы я осуждал. Я очень открытый человек. — Я широко улыбаюсь ему.

Он не отвечает на нее, так как занимает место напротив меня, яростно печатая на устройстве.

— Дети в безопасности?

— Да. Они были успешно возвращены родителям. Я предложил переселить их в другое место на случай, если эти люди снова будут их искать. Иногда я сам себе удивляюсь, — я глубоко вздыхаю. Если сейчас я помогаю людям, а не причиняю им вред, то я теряю свое очарование.

И где в этом веселье?

Сет кивает мне, возвращаясь к набору текста.

— Что касается твоего обещания, — начинает он, и я жестом велю ему продолжать. — Я хочу покончить с Арсеном Алиевым.

— С азербайджанским магнатом? — я поднимаю бровь, удивляясь, что это он будет целью его мести. — Почему?

В его глазах мелькнула боль.

— Он сделал меня тем, кто я есть, — он делает паузу, ненадолго закрывая глаза, — и он украл то, что я любил больше всего, — говорит он загадочно, но я могу читать между строк.

— Я не против. Я встречал его всего пару раз, но не думаю, что мы обменялись более чем парой слов, — я пожимаю плечами. Я обещал ему отомстить, и я это сделаю. — Все мои ресурсы в твоём распоряжении, и все, что тебе нужно.

Он сужает глаза.

— Почему? — спрашивает Сет, его черты лица пронизаны подозрением. — Алиев — влиятельный человек. Зачем тебе рисковать?

Открыв ящик в своём кабинете, я достаю пачку жвачки и засовываю ее в рот.

— Потому что есть очень мало людей, которых я до сих пор не расстроил. Что еще один? Кроме того, у меня есть для тебя более важная работа.

— Какая работа?

Открыв свой компьютер, я поворачиваю его к нему.

— Я думаю, ты заметил, что этот комплекс немного по-другому структурирован.

Он кивает, изучая схему.

— На это есть причина, — я откинулся в кресле, не радуясь тому факту, что мне приходится делать свою слабость достоянием общественности, — У меня бывают эпизоды... кризисы, если хочешь, и я становлюсь крайне непредсказуемым.

Он вопросительно поднимает бровь.

Несколько нажатий, и я воспроизвожу один из моих прошлогодних эпизодов, когда я прикончил половину персонала. Не самый лучший момент, но нападение было настолько внезапным, что я не мог ни предвидеть его, ни, тем более, контролировать.

Сет внимательно наблюдает, изучая мои движения. Я уже знаю, что он видит. Существо в человеческой коже, но это не человек. Я просмотрел запись достаточно раз, чтобы понять, сколько вреда я причинил, разрезая всех на куски.

Я слышу крики на видео и понимаю, что это, должно быть, тот момент, когда начинаю стирать стены коридора в кровь, ломая абсолютно все на своем пути.

Сет молчит, когда видео заканчивается, медленно поднимает голову, чтобы встретиться с моим взглядом.

— Как ты можешь видеть, это не совсем прогулка в парке. На самом деле, обычно требуется около десяти человек, чтобы обездвижить меня, и даже это не обходится без жертв. С другой стороны, ты обладаешь необходимыми мне навыками.

— Ты хочешь, чтобы я тебя убил? — спрашивает он, и я пожимаю плечами.

— Если до этого дойдет. Я, конечно, хочу, чтобы ты остановил меня, пока дело не зашло слишком далеко. Обычно я восстанавливаюсь через некоторое время, но... — я запнулся. — Уже некоторое время мои приступы становятся все хуже и хуже, некоторые длятся несколько дней. Если я не выхожу из одного из них...

— Я понимаю, — говорит он.

— Однако я должен предупредить тебя. При всем твоем мастерстве, которое, кстати, великолепно, потрясающий матч, — хвалю я его с улыбкой, пытаясь немного развеять витающую в воздухе обреченность, — я не уйду так просто. Как долго ты тренировался?

— Четырнадцать лет, — отвечает он.

— У меня более двух десятилетий опыта, — просто заявляю я, чтобы он понял, во что ввязывается.

— Но ты... — он хмурится на меня, поскольку мы примерно одного возраста.

— Да. Самое раннее убийство, которое я помню, было в восемь лет. Может быть, убивал и раньше, — я пожимаю плечами, почти уверенный, что убивал и раньше.

Никто не может внезапно проснуться с жаждой крови, не будучи к этому приучен. И я все больше убеждаюсь, что, чтобы Майлз ни сделал со мной, это должно было повредить что-то внутри меня.

— Так что, как видишь, меня не так-то просто одолеть. Вот почему я хотел бы потренировать тебя, пока ты не освоишь мои приемы.

Сет кивает, заинтригованный.

— Есть еще одна вещь, — добавляю я, — и, вероятно, самая важная. Никогда, и я имею в виду никогда, не позволяй мне причинить вред Сиси. Я бы предпочел, чтобы ты убил меня еще до того, как я на нее нацелюсь.

Возможно, пока она может заземлить меня, но я никогда не хочу рисковать ее безопасностью. Я скорее умру, чем узнаю, что сделал с ней что-то во время одного из моих приступов ярости. Потому что, зная обычные результаты, я могу только представить, в каком состоянии я ее оставлю.

— Твоя девушка? — спрашивает Сет, и мои губы растягиваются в улыбке.

— Да, моя девушка. Ты должен защищать ее всегда. Она — твоя главная работа. Я на втором месте.

Он наклоняет голову и пристально смотрит на меня, прежде чем что-то напечатать.

— Она знает об этом?

— Нет, не знает. И мы оставим все как есть, — я горько улыбаюсь.

Сиси может ненавидеть меня, но впервые я понимаю, что лучше сохранить чью-то жизнь, чем отнять ее.

Я провожу некоторое время, обсуждая все с Сетом, желая убедиться, что все будет идеально на случай, если что-то случится.

К концу вечера я уже устал.

Я все больше и больше устаю.

Изнеможение, наверное, лучшее слово для этой усталости, которая, кажется, проникает в мои кости и лишает меня всего.

Забавно, что еще несколько месяцев назад я был бы в порядке, если бы просто шел по жизни, как всегда, безрассудно и беспечно, даже торопливость убийства со временем исчезала.

А теперь есть она...

И ее присутствие в моей жизни только показало мне, насколько жалким я был раньше. В прошлом мысль о том, что мне, возможно, осталось недолго, приводила меня в восторг. В конце концов, зачем кому-то жить, если ничто не приносит радости, а сам факт жизни становится бременем? Сейчас, впервые, смерть вызывает у меня страх. Потому что тогда ее не будет.

Я не увижу, не прикоснусь, не почувствую ее запаха.

— Максим, — набираю я его номер, — найди мне лучшего психиатра в городе.

Я хватаюсь за соломинку, но я должен попробовать.

Ради нее.

Мое последнее средство — Майлз, но мне понадобилось девять лет, чтобы добраться сюда. Кто знает, когда я его найду? И учитывая, как быстро прогрессирует мое состояние, я боюсь, что не успею.

— Не грусти, — Ваня поджала губы, глядя на меня. — Мне не нравится, когда ты грустишь, — говорит она, спускает ноги с кровати и подходит ко мне.

— Я не грущу, Ви. Я не могу грустить, помнишь? — я пытаюсь улыбнуться ради неё.

— Ты грустишь. Я чувствую это, — она берет мою руку и прижимает ее к своей груди. Ее жест очарователен, поэтому я на мгновение позволяю ей.

Но когда я моргаю, я вижу, что моя рука застряла в ее грудной клетке, кровь стекает по костяшкам пальцев.

— Что... — Я отпрянул назад, словно обожженный.

В груди Вани зияет дыра, сердце отсутствует, а кровь продолжает вытекать.

— Помогите мне, — шепчет она, ее глаз болтается в глазнице. — Помогите...

Я делаю шаг назад, все еще качая головой.

Это не реально. Это никогда не было реально.

Я ударяюсь спиной о стену и падаю. Ваня продолжает приближаться, кровь еще больше растекается по ногам.

— Помоги мне, брат. Не дай мне умереть, — продолжает бормотать она, ее голос — это призрачная мелодия, которая звучит в моих ушах как визг.

Я закрываю глаза, считаю до десяти, представляя мягкий звук маятника, который успокаивает мой разум. Я делаю это до тех пор, пока не прекратится звук.

Сделав глубокий вдох, я открываю глаза и оказываюсь лицом к лицу с Ваней. Она стоит прямо передо мной, ее черты лица искажены, гнилая плоть.

— Ты подвел меня, — шепчет она, радужка висящего глаза двигается, когда она оглядывается вокруг. — Ты подвел меня, — продолжает она, пока не начинает кричать мне в ухо.

— Нет... — шепчу я, — Я не подвел.

Но она не останавливается. Звук становится оглушительным, и я чувствую, что соскальзываю. Даже не задумываясь, я достаю из кармана телефон и быстро звоню ей.

— Влад? — отвечает она на первом же звонке, и я облегченно выдыхаю. — Ты здесь? — спрашивает она, ее голос — лекарство, в котором я так нуждался.

Я с трепетом наблюдаю, как Ваня становится все меньше и меньше, пока не исчезает, словно в воздухе.

Черт, если бы я был более суеверным, я бы сказал, что она призрак, и святость Сиси гонит ее прочь.

Как бы то ни было, я прекрасно понимаю, что болезнь находится в моем мозгу. Именно мой разум заражен тем, что меня мучает.

— Сиси, — выдыхаю я, мое тело дрожит от нерастраченного напряжения.

— Как получилось, что ты позвонил? Я не ждала тебя до полуночи, — говорит она, и я впитываю ее голос, закрывая глаза и представляя, что она рядом со мной.

— Разве я не могу скучать по тебе? — спрашиваю я веселым тоном, не желая выдавать состояние, в котором я нахожусь.

Возможно, она знает некоторые из моих секретов, но она не готова ко всем из них.

— Тебе скучно? Поэтому ты звонишь?

— Сисиии, — простонал я.

— Увидимся вечером, — говорит она мне мягким голосом, — Я тоже по тебе скучаю, но мне пора.

Она вешает трубку.

Я прижимаю телефон к уху еще немного, желая поставить ее голос на повтор. Демоны снова наступают, и на этот раз они не согласятся на меньшее, чем мой рассудок.



Назначив встречу с психиатром, я не говорю Сиси о своих намерениях, не желая давать ей надежду там, где ее нет.

На протяжении многих лет я ходил к разным специалистам, позволяя им прощупывать и прощупывать, пока не дошло до того, что мне уже было все равно. Я примирился со своей довольно быстро приближающейся смертностью, и меня это вполне устраивало.

Конечно, я сожалел о знаниях, которые мне никогда не удастся получить, об экспериментах, которые я никогда не проведу, и просто о мире, который я не увижу. Но было довольно просто убедить себя, что с моими и без того приглушенными чувствами, в этом не было никакой радости. Интерес был самым сильным чувством, которое я мог испытать, но даже это было преувеличением.

Но больше всего я знал, что никто не будет скучать по мне. Возможно, Бьянка написала бы эпитафию на моем надгробии, но она не способна на более глубокие эмоции, чем я.

В конце концов, никто не будет скорбеть.

Быстро забыли.

Никогда не любили.

В последнее время я замечаю, что меня охватывает меланхолия. Впервые я действительно размышляю о духовных вещах, задаваясь вопросом, не слишком ли поздно для меня.