Своя цена

Глава 18

Май

Как порой странно увязываются в памяти места и люди. Кажется, что воспоминания твои связаны именно с местом. Что здесь прошла большая часть твоей жизни, и каждая мелочь, каждый предмет сам по себе связан с чем-то важным, существенным. Берешь в руки, скажем, чайную чашку, и моментально вспоминаешь, как пила из нее чай, смотря вполглаза очередную слезливую мелодраму по телевизору. А за окном шел дождь, и вот эти самые оранжевые кухонные шторы слегка подрагивали от сырого сквозняка.

Она всегда именно так и думала — что воспоминания связаны с местом и предметами. А оказалось, что это полная ерунда.

Потому что все завязано и зациклено на человеке, вместе с которым пила чай, смотрела телевизор и замечала шевеление штор. А без него это просто предметы, без воспоминаний, без чувств, и вообще без всего. Без жизни.

Света поставила чашку обратно на полку и отвернулась, тупо уставилась взглядом в дальний угол. Все здесь теперь было для нее чужим, хоть и знакомым до самой последней мелкой мелочи. Ничего не было жалко оставлять. Ничего ей не было нужно без Глеба.

А ведь ехала она сюда, в его квартиру, полная решимости вывезти все по максимуму. Не только свои вещи, но и чашки эти, и диванные подушки, и шторку в ванной. Все, что она когда-то покупала, пытаясь наполнить уютом эту холостяцкую берлогу.

Наполнила. Квартира не выглядела больше приютом закоренелого холостяка, стала вполне приличным человеческим жильем. И Света чувствовала себя здесь уверенно и спокойно, хозяйкой чувствовала, хоть и не расписались они за столько лет. Глеб не предлагал, а она не настаивала, думала, что успеется еще. За долгие восемь лет она привыкла считать себя замужней дамой, хоть и без штампа. Жизнь была размеренной и понятной. А теперь все рухнуло и ничего не понятно.

Мать Глеба, которая и раньше Свету не особенно привечала, теперь велела освободить квартиру и отдать ключи. Даже похорон не дождалась, так торопилась вытолкать ее взашей. Света психанула и рванула в бывшее семейное гнездышко, чтобы своими руками разрушить все, что любовно собиралось. Решила вывезти все, даже ершик туалетный не оставлять этой жабе. Его, между прочим, она лично покупала, на свои кровные, подбирала, чтобы под цвет сантехники. Все заберет, ничего не оставит! Дураку ясно, что квартирку жаба своей доченьке наметила, а про Свету, которая им фактически родственница, они и думать не хотят. Баба с возу, кобыле легче.

О том, что «жабе» сейчас не легче, чем ей, думать не хотелось. Свое горе казалось огромным, единственным заслуживающим внимания. И еще обида — на весь мир, жабу с доченькой и погибшего так глупо и неожиданно Глеба. Как он мог?! Как мог оставить ее одну? Зачем полез в этот чертов чужой офис? Теперь он в морге, а Света одна во всем мире, не считая, конечно, матери, которая рыдает уже третий день и подробно пересказывает всем желающим во дворе, какое горе приключилось с дочкой — тридцать лет скоро, а замуж так и не взяли, а теперь вот и взять некому, убили жениха.

В квартиру она влетела, полная ярости и решимости. Пометалась какое-то время, хватая все подряд в руки и тут же бросая, переключаясь на другие вещи. Потом зашла на кухню и зависла с чашкой в руках. Вдруг навалилась безмерная усталость. От всего: от событий последних дней, от похорон, уже прошедших и только еще предстоящих, от всей этой жизни, нацеленной исключительно на стремление кому-то что-то доказать. Матери вот важно, чтобы Свету «взяли» замуж, и она как будто даже рада в глубине души, что жених соскочил по такой вот уважительной причине. Теперь не стыдно перед соседками. Теперь можно рассказывать, что дело уже шло к свадьбе, а тут такое несчастье.

Света опустилась на кухонную табуретку и сжала голову ладонями. Не нужны ей эти чашки и ершики. Ничего ей не нужно здесь без Глеба. И квартира эта совсем чужая, хоть и прожито здесь столько лет.

Она ощутила вдруг какое-то совершенно вселенское одиночество. Нет больше Глеба, который хоть и не спешил жениться, зато всегда был готов поддержать и помочь. Нет Киры, рядом с которой все проблемы начинали казаться сущей ерундой. Почему-то смерть Киры настигла ее по-настоящему только сейчас, на руинах собственного благополучия. До этого она горевала, плакала очень искренне, жалела погибшую подругу и ее родителей, маленького Петьку. Жалела, но не осознавала до конца эту потерю. Как будто со стороны на себя, горюющую, смотрела и поминутно проверяла, правильно ли себя ведет в этой ситуации, достаточно ли громко плачет.

А сейчас вдруг поняла, что Киры нет окончательно. Что это не игра на публику, не показуха, а настоящая потеря. Дыра в мировом пространстве, рана, которая не затянется очень долго, возможно, что и никогда. Пока рядом был Глеб, он прикрывал ее от этой дыры, и от этой тоскливой безысходности. Держал на плаву и вселял уверенность. С ним все было понятно: что делать, что говорить. А сейчас непонятно ничего. Сейчас страшно и тоскливо, как в открытом космосе. И самого Глеба больше нет, не за кого спрятаться.

Света заплакала горько-горько, как в детском саду, полностью отдаваясь горю и этим слезам. Сидела на табуретке, сжавшись в комочек и прижав ладони к щекам. Зажмурившись, чтобы не видеть ничего вокруг. Чтобы не вспоминать до поры до времени, что теперь она совершенно одна, и не за кого больше спрятаться.

Через полчаса, нарыдавшись всласть, она собрала свою одежду в большую дорожную сумку, смахнула туда же тюбики с кремами с полочки в ванной, с трудом застегнула молнию. Хоть и не брала она все эти чашки и шторки, вещей все же получилось много. Накопилось за столько лет. Хорошо, что верхнюю одежду она после каждого сезона отвозила к матери, а то пришлось бы грузовое такси вызывать, пожалуй.

Света топталась в прихожей, не зная, как быть дальше. Надо было уходить, но это значило закончить для себя очень важный этап в жизни. Да что там этап, просто жизнь, к какой она привыкла за эти долгие восемь лет! С Глебом она познакомилась совсем девчонкой, с ним взрослела и становилась такой, как сейчас — почти тридцатилетней взрослой женщиной. А теперь нужно было закрыть за собой дверь и уйти в неизвестность. И выбора не было, потому что не было больше Глеба.

Решимости открыть дверь и шагнуть за порог у нее не было, и Света переминалась с ноги на ногу, растерянно смотря на себя в зеркало. Думать о том, что у нее никого не осталось, было страшно. Проще было вообще ни о чем не думать хотя бы какое-то время. Или отвлечься как-то, поговорить.

Ей вдруг подумалось, что и поговорить ей теперь просто по-человечески будет не с кем. Нет ни Глеба, ни Киры, а больше никто на ум не шел. Не было у нее никого больше.

Звонок мобильного раздался, как небесная музыка. Сейчас она рада была услышать кого угодно, лишь бы не оставаться наедине со своей растерянностью и тоской.

Звонили из полиции. Какой-то капитан Захаров очень хотел с ней встретиться и поговорить. Готов был приехать куда угодно прямо сейчас. Света продиктовала ему адрес, и только потом, отключившись, сообразила, что не нужно было звать этого капитана сюда, в квартиру, из которой ее фактически турнули. Нужно было договориться о встрече где-то на нейтральной территории. А может, она просто не хочет отсюда уходить, вот и выдумывает себе разные неотложные дела? Сейчас вот нужно дождаться этого полицейского капитана.

Света вернулась на кухню и включила чайник. В конце концов, она здесь хозяйка. Была. Уж наверно имеет право чаю выпить с печеньем, которое сама же и покупала неделю назад.

Капитана Захарова она вспомнила сразу. Это был один из оперативников, приезжавших когда погибла Кира. Вторым в тот раз был тот рыженький мальчик, что расспрашивал ее в кафе про Радова. Может, зря она ему тогда всего не рассказала? Совесть кольнула тихонько куда-то в район солнечного сплетения и отступила. Не сказала и не сказала, подумаешь. Тем более, что нет больше Киры, да и Радов куда-то сгинул, может, тоже давно умер. Кому теперь нужны эти подробности?

Капитан от чая не отказался, с видимым удовольствием пил уже вторую чашку и спрашивал о всякой ерунде. Как в последние дни вел себя Глеб? Не замечала ли она чего-нибудь необычного? На все эти вопросы Света уже отвечала сто раз — и в тот день, когда нашли убитого Глеба, и потом, когда вызвали к следователю. Отвечать в сто первый раз совсем не хотелось. Хотелось просто поговорить про Глеба, как будто он все еще жив, просто вышел куда-то ненадолго. Так ей было легче справляться с навалившимся ошеломляющим одиночеством.

Она сделала пару попыток увести разговор в интересное ей русло, начала рассказывать, как они познакомились тогда на фестивале. Но здоровый, как медведь, капитан был непреклонен. Его интересовали только последние дни Глеба, и он мягко, но настойчиво пресекал Светины попытки отвлечься.

И тогда, чтобы показать, каким хорошим человеком был Глеб, и при этом не разочаровывать капитана Захарова, Света ляпнула то, что совсем не собиралась рассказывать. Никому на свете не собиралась.

— Он, между прочим, очень порядочным человеком был!

— В этом никто пока и не сомневается.

— Нет, вы не понимаете, — Свету несло уже как с горы на салазках, — он действительно был порядочным до идиотизма. И честным. Вот накануне как раз я ему рассказала кое-что про себя, и он так расстроился! И собрался назавтра со мной вместе к вам идти, чтобы все рассказать.

Света вдруг осознала, как ее фраза выглядит со стороны и ужаснулась.

Капитан Захаров даже виду не подал, что ему услышанное интересно, отхлебнул чайку и спросил почти равнодушно:

— Это что же такое вы ему рассказали, интересно?

Сдавать назад было поздно. Света мысленно обругала себя дурой и рассказала, стараясь не смотреть на Захарова.

— Вы ведь в курсе, наверно, что банк, в котором Кира работала, требует с ее родственников деньги?

— Не совсем так, — поморщился капитан. — Требовать у них оснований нет, но факт такой вскрылся, да. Гражданка Листопад действительно взяла в родном банке ссуду и не вернула в срок.

«Гражданка Листопад» резанула слух. Очень неприятно было слышать такую официальщину про действительно дорогих тебе людей. Но этот Захаров будто нарочно старался куснуть побольнее. Ну и черт с ним! Надо побыстрее все рассказать, и пусть катится на все четыре стороны, мужлан неотесанный.

— Кира эти деньги для меня взяла. Выручила меня, а я ее подвела. Я в магазине работаю, косметикой торгую. Почти три месяца назад одни знакомые попросили крупную партию товара, но чтобы деньги за нее отдать через неделю. Нормальные знакомые, не с улицы. Говорили, что как раз машину продают, но покупатель заплатит только через неделю. А товар нужен сейчас. Я подумала, и согласилась. Ну а что! Партия правда крупная, получилось бы, что я план чуть не в три раза перевыполнила бы. Можно потом весь месяц ничего не делать, премия все равно в кармане.

Света на минуту замолчала, переводя дыхание, и капитан решил ей помочь.

— Вы отдали этим знакомым товар, и они пропали?

— Ну да. Не сразу, правда. Сначала говорили, что денег пока нет, но вот-вот будут, еще пару дней. Потом вообще пропали, к телефону не подходили.