Своя цена

Глава 26

Апрель

Весь день ее не оставляло непонятное тянущее чувство тревоги. Поначалу она пыталась понять, с чем это связано, но после нескольких тщетных попыток найти причину в происходивших вокруг незначительных событиях, махнула рукой и постаралась просто поменьше об этом думать. Не думать получалось, а вот чувство тревоги не уходило, просто стало неявным, зажатым в угол души.

Все вокруг было как всегда, только тоска грызла тихонько, и Кира решила, что нужно просто прогуляться. Сменить ненадолго обстановку, тогда и тревога, глядишь, уйдет.

В кухонное окно была видна часть проспекта, лужа на переходе и серые деревья на фоне серых домов. От этого графичного пейзажа стало совсем невмоготу. И она поняла, что хочет за город. Прямо сейчас. Без всякой причины, просто чтобы сбежать от серого пейзажа за окном и от непонятной тоски, если получится.

Кира решила, что поедет на дачу. А что? Отец в прошлые выходные там был, говорит, что домик цел, никто за зиму туда не забрался и не раскурочил, как бывало раньше. Все же, не зря договор подписали с охранным агентством. Деньги не великие, а на дачах стало гораздо спокойнее.

Последнюю неделю она просидела дома, умудрилась подцепить где-то простуду к самому исходу зимы. Сегодня чувствовала себя уже вполне здоровой, но терапевт вчера закрыла ей больничный с двухдневным запасом, велела отлежаться еще немного. Лежать Кира не хотела, да и не получится все равно — Петька не оставлял ее без внимания, все время теребил. Она подумала уже было взять с собой и Петьку, но быстро отказалась от этой мысли. Ехать на автобусе долго, да и на даче, должно быть, сыро. Нет, сегодня съездит сама, а недельки через две можно будет всем выбираться, тогда и Петьку вывезут.

Мать к ее идее отнеслась спокойно, обошлось без расспросов. Видимо, понимала, что дочери иногда нужно отключиться от взваленного на себя ежедневного беспросветного круговорота. А может, просто привыкла, что Кира лучше знает, как поступать…

На даче было сыро. Дорога к участку от автобусной остановки раскисла от талой воды и ночного дождя, но пройти все же было можно. По самой обочине такие же нетерпеливые протоптали тропинку, примяв прошлогоднюю сухую траву.

Участок, хоть и был по-весеннему пуст, заброшенным не выглядел. Отец в прошлые выходные привел его в божеский вид, прибрал взявшийся непонятно откуда за зиму мусор. Рядом с крыльцом стояли три круглые железные бочки — предмет прошлогодних еще споров. Бочки эти раньше стояли по всему участку в совершенно хаотическом порядке. Нет, поначалу порядок был — бочки были рядом с грядками, из них брали воду для полива, и все было вполне логично. Но за много лет участок неоднократно менялся. Отец, одержимый страстью к перепланировкам, постоянно переносил многострадальные грядки, затевал устройство газона, потом сооружал подобие альпийской горки, разбивал клумбы в самых неожиданных местах. Внешний вид участка, к счастью довольно большого, менялся, как картинка в калейдоскопе. Неизменными оставались только две березы и сосна и вот эти самые бочки. Отец долго обходил их вниманием, но прошлой осенью не выдержал и заявил, что перепланировку надо делать основательно. Деревья оставить на своих местах он, так и быть, согласился, но за это выторговал право сдвинуть с насиженных мест многострадальные бочки и разобрать старый парник у забора, который все равно был в тени из-за разросшейся соседской яблони.

Парник он разобрал еще осенью, и теперь у забора маячил непривычно пустой прямоугольник свободной земли. Кира была уверена, что отец и поехал в прошлые выходные, чтобы перетащить бочки на новое место, отрезая тем самым любые пути к отступлению. Но этого не случилось, все так и оставалось на своих прежних местах.

Правда, пройдя по участку, она увидела, что отец разметил будущие дорожки, вбив в землю невысокие колышки и натянув между ними веревку. Конечно! Он ведь говорил, что хочет залить и дорожки, и площадку под бочки бетоном. Потому и оставил на месте нижние доски от основания парника — в качестве опалубли будущей площадки.

Кира покачала головой, представив масштаб предстоящих работ. Теперь главное, чтобы отец не передумал на полдороги, и не остались эти веревочки на колышках до следующего года.

Побродив бесцельно по участку и не зная, чем себя занять, она нашла в кладовке резиновые сапоги и, переобувшись, дошла до озера, просто чтобы не сидеть на одном месте.

Лед на озере уже растаял, но кое-где по берегу лежали выброшенные ноздреватые льдины. Вода казалась совсем черной, голые кусты по берегам выглядели жалко. Вид озера, только-только очнувшегося от зимы, радости не добавил, только еще большей тоски нагнал.

Кира поежилась непонятно отчего и повернула обратно к дому.

Печка у них была хорошая, жаркая, хватало нескольких поленьев, чтобы по домику поползло благодатное тепло. Кира посидела какое-то время рядом на полу, глядя в приоткрытую дверцу на ровно гудящее пламя. Ей нравилось сидеть вот так, бездумно и безучастно глядя на огонь в очаге. В старом вязаном свитере и шерстяных носках. Она обхватила себя руками за поджатые ноги, ткнулась носом в колени, пошевелила пальцами в великоватых носках.

Натянув на себя все эти кошмарные шерстяные вещи, давно потерявшие форму, но исправно согревающие, она и саму себя ощущала клубком шерсти. Особенно сейчас, почти свернувшись калачиком на полу у приоткрытой печной дверцы. Намотать бы сверху еще ниток, скрыться под ними совсем, отсекая окружающие звуки, запахи и картинки. Больше всего ей сейчас хотелось ощущения вот такой тесной защищенности и покоя. Стать клубком шерсти и пролежать в каком-нибудь ящике долго-долго, пока не найдут случайно.

Да что это с ней сегодня? Накопившаяся усталость? Или не прошедшая толком болезнь?

Кира подбросила еще пару поленьев, закрыла дверцу и поднялась. Налила чаю из термоса и, прихватив еще пару конфет, прошла теплыми носками по деревенским коврикам к старому продавленному дивану. Его она помнила с раннего детства — сначала диван стоял в комнате у родителей, а потом был увезен на дачу, где на нем, слишком продавленном, никто не любил сидеть, кроме Киры.

Там она провела еще несколько часов, то листая какой-то женский журнал, то засыпая чутким неглубоким сном, похожим на липкий осенний туман.

Очнулась она уже в сумерках. Проснулась резко, как от толчка, и хоть не могла никак вспомнить, что же такое страшное приснилось ей перед самым пробуждением, чувствовала, что сердце колотится как бешеное.

Тревога, маячившая весь день где-то за плечом, обхватила мягкими лапами крепко-крепко, сдавила затылок. Кира подумала, что зря, пожалуй, приехала сегодня в пустой еще дачный поселок, не нужно было уезжать из дома, оставлять Петьку на мать. Вдвоем с ним справляться все же легче.

Вдобавок к тревоге и непонятной тоске, она ощутила вдруг абсолютное, космическое одиночество. И никакие мысли о родителях, о Петьке не смогли спасти от убеждения, что она совершенно одна на целом свете, никому не нужная, будто потерявшаяся между прошлой и будущей жизнью, выбравшая в какой-то важный момент не ту дорогу.

Когда за окнами совсем стемнело, Кира вспомнила, что не ела сегодня толком, если не считать легкого завтрака и тех двух конфет, что завалялись в сумке. Она заварила свежего чая, вскипятив воду на маленькой газовой плитке, не спеша приготовила бутерброды с сыром и колбасой, захваченными из дома. Хотела сделать парочку, но задумалась, увлеклась и накромсала колбасы как на всю семью. Потом долго размышляла, как теперь поступить с лишними кусками: сложить обратно в пакет, надеясь, что не заветреют, или попытаться съесть все в одиночку, раз уж так получилось. В конце концов сделала вместо задуманной парочки шесть штук, разложила красиво на большой тарелке и налила чай в большую отцовскую кружку. Гулять так гулять!

На улице, в плотной как брезент темноте вдруг мелькнул свет фар далекого пока автомобиля, раздался шум двигателя. Кира вздрогнула и поставила кружку на стол. Сердце колотилось все сильнее, казалось. Следующим ударом оно проломит ребра и выскочит наружу. Вместе с этим по спине вдруг пополз холодок, впившийся в затылок ледяной иглой. Шум приближающегося автомобиля вызвал непонятную панику, рядом с которой меркли все сегодняшние тягучие страхи и тоска. Кира смотрела в окно неподвижным взглядом.

Машина остановилась возле их участка, мигнув напоследок фарами. Двигатель затих, и в наступившей тишине не раздавалось больше ни звука. Машина стояла снаружи у забора, темная и страшная, и из нее никто не выходил.

Кира поняла, что если так пойдет дальше, она просто сойдет тут потихоньку с ума от ужаса и тоски. Нужно было что-то делать, чтобы не поддаваться страху.

Она накинула старую куртку, висевшую в коридорчике, натянула сапоги, взяла с полки у входа фонарик и шагнула в темноту.

У ворот стояла машина, совсем незнакомая, а возле нее переминалась совершенно растерянная Маринка Волошина.

Сердце екнуло и будто перестало существовать. Внутри себя Кира ощущала звонкую пустоту. Стало ясно, что именно поздний визит старой подруги и должен был завершить этот невыносимо тоскливый и пустой день. Кира вдохнула поглубже и решительно шагнула навстречу неизбежному.

Машина, в которую она сунулась после невразумительного блеяния Волошиной, оказалась залитой кровью. Как будто в ней резали кого-то. Но это она успела заметить уже потом, когда немного отошла от первоначального шока.

На переднем пассажирском месте сидел Паша. Бледный, неподвижный, и как показалось ей на долю секунды, уже не живой. Пахло кровью и человеческим страхом.

Киру парализовало на мгновение от ледяного отчетливого ужаса и от осознания, что вот сейчас и случается самое страшное в ее жизни. Осталось каких-то несколько минут или даже секунд, а потом не будет уже ничего. И ее, Киры, тоже потом не будет.

Она бросилась вперед с отчаянием смертника и непонятным для себя самой усилием выволокла неподвижного Пашу из машины.

Под ногами чавкала дорожная грязь, было очень страшно, что Пашкино тело сейчас рухнет в эту вязкую мерзость, и она вцепилась в него изо всех сил, взваливая на себя в который уже раз совершенно неподъемный груз. Ничего, она сильная, к тому же, больше никого нет, а значит, придется все делать самостоятельно.

Кира доволокла Пашку до дома, и там рухнула рядом с ним на пол, обессиленная.

Ноги дрожали, легкие, казалось, готовы взорваться от короткого хриплого дыхания.

Маринка топталась рядом, толку от нее не было никакого.

— Откуда он взялся? — Кира подняла мокрое от пота лицо. — Что случилось?

— Я не знаю ничего, — проблеяла Маринка, отступая к двери. — Он приехал, позвонил, я вышла.

Кира посмотрела на нее, ожидая продолжения, но Волошина продолжать как будто не собиралась. Таращилась на распростертое тело и пятилась, пятилась… Кира испугалась, что она так и уйдет, отступая по шажочку, выскользнет за дверь и растворится в темноте. А без нее ведь совсем ничего не ясно. И что-то ведь надо делать, не сидеть просто так.