Своя цена

Глава 25

Июнь

Лето началось сразу, будто включили где-то наверху рубильник и залили пространство солнечным слепящим светом, жарой, птичьим одуревшим щебетом и жужжанием шмелей. Будто специально ждали, переминаясь от нетерпения, когда же наступит настоящее, календарное лето, чтобы включить на всю катушку и жару, и свет, и шмелей, будь они неладны.

Шмелей Толик с детства боялся, хоть и не признавался в этом никогда. Если рядом с ним вдруг появлялось толстое мохнатое тельце, он цепенел и даже старался не дышать, чтобы не спровоцировать. Чем именно может быть так уж опасен шмель, он не задумывался. Просто отдавался полностью иррациональному страху, в котором даже признаться-то стыдно взрослому человеку.

Самое интересное, что к осам он относился совершенно безбоязненно.

Толик отступил в сторону, чтобы не слышать назойливого жужжания, доносящегося из глубины цветущего сиреневого куста. От сырой после ночного дождя земли парило, и этот запах смешивался с одуряющим запахом сирени. Свежестью пахло и надеждой. На светлое будущее и на то, что жизнь будет прекрасна.

Толик зажмурился и втянул носом запах посильнее. Чтобы в самый мозг проникло и там осталось ощущением, что жизнь будет с каждым днем все прекраснее. Очень хотелось в это верить.

Он медленно выдохнул и нехотя открыл глаза.

Взгляд сразу же уперся в понурого хозяина, сидящего на низкой скамеечке у дома.

Отец погибшей Киры Листопад сидел, свесив руки между колен, и сокрушенно качал головой. Смотрел прямо перед собой, на длинные ровные грядки, стараясь даже краем глаза не видеть того, что происходит в дальнем углу участка.

Толик еще раз вдохнул поглубже сиреневый запах и пошел в дальний угол, осторожно ступая по узкой тропинке между грядками.

Рядом с аккуратным штабелем серых, видавших виды досок топтались Девяткин с Захаровым, явно не знающие, чем себя занять. Двое мужичков забулдыжного вида вяло ковыряли лопатами землю на огороженном остатками досок прямоугольном пятачке. Эксперт Ермолаев стоял у них над душой и активно руководил процессом.

— Чего ты там-то ковыряешь? Видишь же, там земля тверже, ее с осени не трогали. Правее бери, там рыхлая. Ой, навязались вы на мою голову, работнички!

Забулдыги, которых Димыч вызволил из дежурки, пообещав вместо пятнадцати суток непродолжительные общественные работы на воздухе и пива на опохмел, поглядывали на Ермолаева с мрачной обреченностью. Ковырять землю на месте старого парника было, конечно, не сложно. Но не в меру энергичный Ермолаев портил всю радость от нежданного освобождения.

Неподалеку, у забора, топтались понятые — две тетки в испачканных травой цветастых халатах.

— Ну что тут? — спросил Толик. — Нашли что-нибудь?

Димыч молча помотал головой и оглянулся на сидящего хозяина дачи.

— Надо было понятых с собой везти, — сказал он. — Зря мы, конечно, соседей позвали. Теперь разговоров будет до осени. А им и без того сейчас тяжело.

— Где бы мы взяли понятых с собой? Никто не согласился бы ехать в такую даль. Да и соседи все равно бы узнали. Тут же, как в деревне, не скроешься.

Девяткин вяло прислушивался к их разговору, потом повернулся к стоящей неподалеку Марине.

— Марина Алексеевна, точно на этом месте? Вы ничего не путаете?

Марина, бледная и заметно волнующаяся, закивала согласно.

— Точно! Здесь раньше парник был, а осенью его разобрали, решили в другом месте делать. Кира сказала, что здесь земля мягче. А в другом месте мы бы не выкопали, тогда ведь не оттаяло еще толком.

Она обернулась испуганно на безучастного отца Киры. Тот сидел, все также глядя перед собой и, казалось, не слышал и не замечал ничего вокруг.

Марина посмотрела затравленно на следователя, потом на обоих оперов. В ее облике не осталось совсем ничего от надменной красавицы, какой она была еще вчера. Даже макияжем она, похоже, не озаботилась. Кожа ее при ближайшем рассмотрении оказалась сухой и местами покрасневшей. Марина время от времени вытирала глаза тыльной стороной ладони и шмыгала носом.

Тем временем мужики под руководством неуемного эксперта Ермолаева сняли кое-как верхний слой земли и теперь копали вглубь с двух сторон, страдальчески морщась и кряхтя.

— Есть! — крикнул вдруг один из них, с жидкими волосенками, стянутыми на затылке в хвост и просвечивающей сквозь них лысиной. — Вроде тряпки какие-то, начальник.

Ермолаев рванул на зов, выхватил лопату и аккуратно поддел краешком пласт земли. В образовавшейся ямке показалась потемневшая от времени и от грязи кисть руки.

— Есть! — подтвердил радостно Ермолаев и, вручив забулдыге обратно шанцевый инструмент, шагнул к следователю. — Похоже, не обманула нас девушка!

Мужики, между тем, живенько откидали в стороны землю, и вдруг второй, плюгавый неопределенного возраста ханурик, зажал ладонью рот и резво рванул к кустам смородины, росшим неподалеку. Жидкохвостый застыл столбом и, судя по движению губ, тоже едва сдерживал рвотные позывы.

На освободившееся место подошли следователь и опера.

Зрелище, действительно, оказалось не для слабых желудком.

В неглубокой яме лежало тело человека. Одежда, когда-то вполне приличная, сейчас уже не отличалась по цвету от земли, в которой труп пролежал почти два месяца. Лицо было прикрыто какой-то тряпкой. Куртку на животе забулдыги, по-видимому, сдвинули лопатой и в прореху были видны полуразложившиеся внутренности с копошащимися в них червями. Запах из импровизированной могилы шел просто удушающий.

— А чего вы побледнели так? — Ермолаев протиснулся между операми и вытянул шею, чтобы рассмотреть как следует. — Брюшная полость в первую очередь гнить начинает. Там же кишечник, а в нем содержимое сами понимаете какое. А если учесть, что покойничек еще и в живот ранен был. Кстати, а какого характера ранение? Ножевое или огнестрел?

— А это у тебя надо спросить, — злорадно прошипел Толик. — Ты же у нас эксперт. Вот и иди, определяй причину смерти.

— Хрен вам! — весело отозвался Ермолаев. — Причину пусть судмедэксперты определяют. А мое дело телячье — описать и сфотографировать. Отойдите, кстати, не загораживайте. А то еще заблюете, чего доброго, место обнаружения. Как потом такие фотки к делу прикладывать, правда, Владимир Николаевич?

Девяткин ничего не ответил, наклонился и приподнял двумя пальцами тряпку с лица покойника.

Лицо было чистым, хоть и потемневшим. По сравнению с тем, что Ермолаев назвал брюшной полостью, выглядело это лицо совершенно нетронутым. Кожа, опустившись вниз, натянулась на острых скулах, красиво очерченные губы были плотно сжаты. Приглядевшись, Толик увидел кусок бинта, которым была подвязана челюсть покойника. Надо же, хоть и закопали, как собаку, в саду под кустом, а все же позаботились как могли.

— Понятые, подойдите ближе, — пригласил Девяткин, отводя глаза.

Тетки приблизились с явным опасением и, едва заглянув в яму, отступили, зажимая носы. Одна даже присела на доски, схватилась рукой за левую половину груди.

Поднялся вполне обычный в таких случаях переполох. С соседнего участка прибежала еще одна тетка, почти точная копия этой, только заметно помоложе. Запричитала, сбегала домой за валерьянкой и принялась настойчиво угощать ей не только понятых — «Мама, тетя Люся, выпейте, выпейте скорее. Ужас-то какой!» — но и всех присутствующих, включая совсем приунывших хануриков.

Девяткин тщательно протер руки влажными салфетками, которые вытащил из своего необъятного портфеля, и, присев рядом с полуобморочной понятой, принялся быстренько писать протокол. Эксперт Ермолаев, закончивший фотографировать и обрадованный возможностью покомандовать всласть, руководил упаковыванием трупа в плотные полиэтиленовые мешки. Димыч с Толиком отошли в сторонку, чтобы не попадаться ему под горячую руку.

— Быстро управились, — сказал Толик, чтобы заполнить чем-то неприятную паузу. — Я думал, до вечера провозимся. Надо было и машину тогда сегодня из озера доставать. Чтобы еще раз сюда не ездить.

— Машину так просто не достанешь, — возразил, закуривая, Димыч. — Там водолазы нужны, а они сегодня не могут. Это тебе не бомжиков из дежурки дернуть, специалисты нужны. Девяткин на следующую неделю только договорился, на вторник.

— Жалко. Могли бы все за сегодня сделать, — пожал плечами Толик. — Гляди! А он тут чего делает?

Лавируя между грядок, к ним шел оставленный в отделе Боря.

Коротко поздоровавшись и заглянув в пустую уже яму, Боря перешел к главному.

— Давайте прокатимся тут недалеко.

— Куда это? — осведомился Димыч, наблюдая за довольным собой Ермолаевым.

— Тут километрах в пятнадцати дальше по трассе еще один дачный поселок есть. Там у дядьки нашего Киреева дача имеется. Дядька — это брат отца, мать с отцом давно в разводе, про родственников его говорить не хочет. Но про дядькину дачу вспомнила, вроде Киреев там бывал иногда. Я вчера в местный райотдел фотки наших красавцев отправил. Сегодня паренек от них отзвонился. Он вечерком прогулялся до дачи, покрутился там, особо внимания не привлекая. Засек на участке двоих парней. Одного не разглядел, а второй, говорит, похож на Козина. Давайте скатаемся, раз все равно здесь. А мужики из местного отдела помогут. Они уже там, на въезде в поселок.

— Поехали! — Димыч покрутил головой, поискал, куда выбросить окурок, и не найдя, втоптал его в землю. — Идите в машину, я Девяткина предупрежу.

Боря с Толиком гуськом потопали вдоль грядки к выходу, а Захаров повернулся к следователю. Предстоящую поездку все восприняли с энтузиазмом, потому что сил уже не было смотреть на строящего из себя начальника эксперта Ермолаева.