Светлейший князь

За первый день мы прошли просто рекордное расстояние, целых десять километров. Весь наш караван прошел поворот тропы у устья реки Табель-Сук. Но я знал, что дальше будут очень трудные участки, местами тропы будут практически непроходимыми.

Вернувшись в наступающих сумерках из авангарда в наш отряд, я первым делом осмотрел наших раненых, а затем поспешил в палатку к Ерофею. Он только что вернулся из нашего арьергарда и ожидал меня.

— Давай Григорий Иванович, мы с тобой сначала потрапезничаем, — капитан начал выкладывать на походный стол мясо и хлеб. — Не знаю как ты, а я голоден, аки пес.

Я тоже был очень голоден и с удовольствием принял предложение Ерофея.

— Я все пытался вспомнить, кто этот казак, что с нами переговоры вел. А потом вспомнил, урядник это с Саянского острога. Он часто ходит старшим в пограничных нарядах, поэтому мы с ним еще встретимся, — капитан усмехнулся. — Я кстати не поверил ему и секрет в начале тропы оставил.

— И каков результат? — неприятностей я не ждал и спросил скорее для проформы.

— Казачки аккуратненько приглядели за нами, три человека. Я думаю они видели, как ты измерения свои делал. За нами они версты полторы шли, — Ерофей замолчал, а потом каким-то странным голосом закончил. — Может быть я не прав, но не стал я их убивать.

— Конечно не совсем хорошо, что они видели куда мы пошли, но они все равно сообразили бы, — махнул я рукой. — Ты мне вот что скажи, как твоё войско называть будем? Казаками, я думаю вы не захотите называться.

— А давай мы будем гвардией называться? — предложил капитан.

— Давай. Ты Ерофей, будешь капитаном гвардии, — я решил взять быка за рога и сразу начать создание армии нового типа, — десятками пусть командуют сержанты. А заместитель Шишкин будет лейтенантом гвардии.

— Непривычно это как-то, — Ерофей покачал головой, — но пусть будет так. В авангарде в каждом десятке должно быть по два егеря-разведчика.

— Хорошо. А Ванча пусто будет сверх штата, как придем, пусть он луками займется. И еще, в гвардии обращение к друг другу будет товарищ.

— Это как так? — Ерофей в буквальном смысле вытаращил на меня глаза.

— Ну, ты не благородие, а товарищ капитан, — начал я разъяснять свое предложение. — Шишкин товарищ лейтенант, и соответственно товарищ сержант и товарищ гвардеец.

— Ну не знаю, не знаю, я конечно попробую, но не знаю получиться ли, — в голосе Ерофея я услышал большие сомнения.

— Постарайся, Ерофей Кузьмич, постарайся. Надо что бы получилось.

— А вот себя, Григорий Иванович, даже не пытайся переименовывать, — капитан ответил мне с ехидцей, как бы в отместку, — народ тебя очень зауважал. И называют тебя только князем и светлостью.

Ерофея не открыл мне ни какой военной тайны, Евдокия уже мне рассказала, что к концу первого дня нашего перехода в Усиновскую долину, все поголовно стали называть меня князем и светлостью в глаза. Я просто растерялся и не понимал, как относиться к этому. Единственное, что я сделал, попросил Ерофей с Петром Сергеевичем тет-а-тет называть меня Григорием Ивановичем.

Трудности начались утром следующего дня. Несколько часов, практически до полудня, мы не могли начать движение. Наше стадо категорически отказывалось идти, а затем неожиданно для нас просто пыталось разбежаться. Итог дня, не прошли и версты. Затем третий день — две версты, на этот раз наша скотина несколько часов двигалась вперед черепашьими шагами. А потом три дня дождей и двухдневное ожидание пока просохнет земля. В итоге истока Табель-Сука мы достигли на исходе двенадцатых суток нашего перехода.

К нашему выходу к истоку Табель-Сука, госпиталь опустел, абсолютно все были на ногах. Евдокия ежедневно обходила с санитарами караван, осматривая абсолютно всех, её появление пред моими очами я каждый раз ожидал с трепетом в душе, вдруг мои предчувствия меня обманули и сейчас я услышу о новых больных или раненых. Но пока Бог нас миловал.

Интересную особенность я заметил в себе. После «попадания» я мозгами как-то помолодел, даже думать и разговаривать стал по другому. Много лет назад, в тюрьме и лагере, а затем и просто в обычной жизни, я привык разговаривать сам с собой. Многие годы у меня не было возможности поделиться с кем-нибудь своим сокровенным хотя бы одним словом. И беседы с собой стали просто второй натурой. И лишь во времена Горбачева я рассказал всю правду о себе своей жене, да потом во время исповеди батюшке. Но моя вторая натура от этого не изменилась.

Я ни как не мог придумать, как наименовать мои новые способности предчувствовать опасности в частности. И в один прекрасный момент мне пришла в голову отличная идея! «Товарищ Нострадамус», вот как я решил называть свои появившиеся способности предчувствия опасности или какой-нибудь ситуации.

Отец Филарет с первого дня стал главным стержнем нашего предприятия. Весь день отец Филарет был среди народа, поддерживая моральный дух людей. Каждый вечер и утро он служил в нашем походном храме. Каждый утро я заходил к отцу Филарету и он вручал мне четверть с темно-зеленой жидкостью, которую по каким-то своим рецептам еженощно готовил. Отвар имел легкий запах ладана и великолепно спасал всех от комаров и иже с ними. Евдокия разводила отвар в двух ведрах воды и во время обхода окропляла всех. И вуаля, летающую и ползающую публику просят не беспокоиться.

С первых километров нашего маршрута нашей главной проблемой были поваленные деревья, да кое-где поврежденная ими тропа. Местами тропы почти не было, дорогу приходилось просто прорубать через тайгу и идти в некоторых местах вдоль самой кромке воды. Риск был просто огромный ведь берега речки и её русло были усыпаны камнями. К моему сожалению без потерь не обошлось, нам пришлось зарезать трех лошадей, переломавших себе ноги. Если бы не это, мы бы по пять километров в сутки делали бы смело. Благо лошадей было достаточно и где возможно мы использовали лошадей для растаскивания завалов и распиленных стволов. В результате наших трудов тропа получалась немного шире и верховые везде могли свободно проезжать.

И вот на исходе двенадцатого дня нашего перехода мы дошли до истока реки Табель-Сук и решили сделать привал.